«А когда папа был на этом месте»

«В Афганистане все было намного проще»

Дмитрий, 28 лет, сын ветерана Афганской войны

Человеческие отношения и спасение

Об Афганистане папа рассказывает, когда мы общаемся один на один. Он родом из Узбекистана. Перед отправкой в горячую точку проходил учебку. Говорит, что это было самым тяжелым временем. Резкая смена обстановки. Сильное психологическое давление в первые месяцы.

Папа служил в ВДВ. В Афганистане они жили в военном городке, в казармах. Устава там практически не было, но были субординация, подчиненность, человеческие отношения.

Он был в группе «спасателей», которая по тревоге поднималась на вертолете на место крушения других вертолетов, самолетов. Они занимали круговую оборону (вставали вокруг объекта и защищали его от нападений на земле и в воздухе. — Прим. автора), спасали пассажиров, летчиков, сам транспорт.

Папа рассказывал, как два дня провел под солнцем, пока техники чинили вертолет. Его нельзя было бросать, он стоил больших денег.

Легкое ранение и контузию папа получил, когда вытаскивал начальника-полковника из сбитого вертолета. Взвалил его себе на плечи, нес. В этот момент ударила мина. Папа потерял сознание, очнулся в госпитале. Их вытащили. Папе дали орден Красной Звезды.

Я не спрашивал, много ли он потерял товарищей в бою [за время службы]. Но он рассказывал, что на одной операции они потеряли шестерых человек — большие потери для небольшой группы. Есть документальные кадры, отец в них попал: стоят гробы его товарищей и почетный караул.

Папа Дмитрия на боевом вылете под Кабулом, Афганистан, октябрь 1988 г.Фото: из личного архива

Когда войска выходили из Афганистана, была курьезная ситуация. Папа с сослуживцами выходил не в колонне войск, они до последнего охраняли место дислокации части — нужно было передать ее вооруженным силам Афганистана. Они смотрели по телевизору, как выходят войска, танки идут через мост. Я не помню, кто сказал тогда в эфире: «За моей спиной не осталось ни одного солдата». Но они в этот момент находились там.

Про выход папа говорит: «Сел самолет, мы быстренько в него загрузились и улетели. Очень спешили, боялись, что провокации могут быть».

Возвращение: не как в фильмах и книгах

Из Афганистана папа вернулся в город Фергана в Узбекистане. Он собирался поступать в институт, приехал на свадьбу брата в Томск. Встретил маму, раздумал поступать — переехал в село Наумовка Томской области, женился. Ему дали дом и работу в совхозе.

Сейчас он работает строителем, отделывает квартиры, бани. Свою работу он совмещает с общественной деятельностью.

Папа — председатель Кировского районного отделения РСВА (Российский Союз ветеранов Афганистана. — Прим. автора) в Томске. Он организовывает мероприятия для ветеранов, школьников, студентов. Часто проводит уроки мужества, рассказывает про свой боевой путь. Приезжает на призывные пункты. Уже лет 10 подряд папа идет в парадной коробке от РСВА на торжественном марше 9 мая.

После возвращения проблем у папы не было. Это в каких-нибудь фильмах или книгах просыпаются по ночам, кричат. Ничего такого.

Только контузия дает о себе знать — головные боли, невралгические нюансы, организм стареет. Периодически приходится ложиться в больницу для профилактики. Он даже ездил в санаторий пару раз, отдыхал — РСВА дает путевки. Нужно оплатить только дорогу.

Воспитание и папины ценности

Мои родители спокойные, любят домашнюю обстановку, поспать, почитать. Мне старались привить любовь к чтению. Класса с пятого я в это втянулся.

И папа, и мама говорили о том, что нужно учиться. Папе было важно воспитать во мне справедливость, честность, верность своему слову.

Папа Дмитрия (в центре) на Параде Победы в ТомскеФото: из личного архива

Я занимался в военно-спортивном клубе «Гвардия», этот вариант предложил папа. Я хотел куда-то ходить, а там была стрельба, каратэ, строевая подготовка. «Засунул» туда еще четверых одноклассников. Ходили впятером.

Друзья знали, что я — сын ветерана. Но никак не реагировали. Это не влияет на статус человека.

Армия, патриотизм и разочарование

(в фрагмент внесены правки по согласию с героем — действующим сотрудником Росгвардии)

Папа рассказывал мне про афганское братство. После школы я решил поступать в военный институт в Кургане, хотел стать офицером. Прошел абитуриентские сборы, поступил. Отучился там месяц. Перед присягой понял, что это — не моё, ушёл. 

Родители были недовольны. Меня сразу забрали в армию. Я хотел в ВДВ, но попал в инженерные войска. 

После армии я работал в полиции, был наполнен патриотическим чувством, желанием что-то изменить. 

Дмитрий на срочной службе в Нижегородской области, 2012 г.Фото: из личного архива

Через два года мне пришло письмо из военкомата, пригласили служить по контракту в Новороссийске. Я подумал: «Почему бы и нет? Поеду в Новороссийск». Приехал туда и понял, что ничего не изменилось со времён моего поступления в вуз. Подал документы на увольнение через два месяца — уволили через шесть. 

Я вернулся. Начал организовывать в «Наследии» (Общероссийская молодежная патриотическая организация РСВА — прим. ТД) патриотические мероприятия, форумы. Пытался научить любить родину, если утрировать. Через год разочаровался, потому что современный патриотизм — не для родины.  

Папа оказался в тяжелых условиях войны, из которых достойно вышел, с боевыми наградами. Его прошлое повлияло на мое патриотическое восприятие. Но оно было ошибочным. Мне никто не сказал, что в современных условиях его нужно корректировать. В Афганистане всё было намного проще.

«Все знают, что ты — его дочка»

Ксения, 19 лет, дочь ветерана Чеченской войны

(По просьбе героини все имена изменены)

Как папа попал на войну и вернулся

До армии папа два года работал в колхозе, он не получил образование. В Чечню его забрали из Новосибирска в 1998 году. Разбудили ночью: «Подписываем контракт. Поедешь в горячую точку служить?» Он говорит об этом: «Я был молодым, глупым. Кровь внутри кипела. Ничего не боялся. Хотелось поиграть со смертью. Согласился и поехал». Попал в мотострелковые войска, был наводчиком-оператором на боевой машине.

Через полтора года папа вернулся с ранением, о котором сейчас напоминает шрам на ноге. Это был штурм села Шатой. Ему дали орден Мужества и большую сумму денег. На них он купил диван и вишневую «семерку».

Про Чечню папа рассказывает, когда в компании, когда речь заходит об этом, когда по телевизору показывают войну где-то: «Мы там тоже на таких машинах ездили». Раз в два-три года ему снятся военные действия: «Сегодня приснилось, что мы с моими ребятами штурмуем». Про боевых товарищей папа говорит редко.

Периодически его приходят поздравлять школьники, приносят открытки от школьного музея. Задают стандартные вопросы: «А вы держали оружие? А вы стреляли из такого-то пистолета?» Он не рассказывает каждому встречному, что он — герой. Орден и жетон военнослужащего хранит завернутыми, это не публичные вещи.

Про маму и папу

Мама и папа знакомы со школы. Они дружили, были в одной компании. Папа стал первой любовью мамы. Она провожала его в армию, писала письма о жизни в деревне: кто родился и умер. Он отвечал сухо: «Привет, как дела? У меня все нормально». Папа до сих пор вспоминает, как мама присылала ему в конверте пластинки жвачки. Он из-за этого в казарме был «самым блатным».

Мама узнала не сразу, что папа попал в горячую точку. Бабушка смотрела утренние новости и увидела знакомое лицо в телевизоре. Они сходили в военный комиссариат, там подтвердили информацию, что он в Чечне.

Есть фотографии с папиных «встречин»: он в военной форме, мама у него на руках. Она его дождалась. Через два года они поженились. Он устроился работать в колхоз. Мама проводила в местном клубе дискотеки. Появилась я. Немного подросла. И мама тоже пошла работать в колхоз — дояркой. Все детство я провела там, вместе с ними.

В молодости папа был шальным, любил влезать в неприятности. У него спрашивали: «Пойдешь с девятиэтажки прыгать?» Отвечал: «Пойду». Бывало, что он выпивал. Мог из-за накопленной обиды, злости швырнуть сковородку с едой. До 10 лет я видела это. Теперь папа повзрослел. Он верит в Бога. У него большой крест на груди.

Боевые действия на территории Чеченской Республики и приграничных регионов Северного Кавказа. Российские военнослужащие на боевой технике, 2000 г.Фото: Владимир Вяткин/РИА Новости

Он видит людей насквозь. Недавно был случай. После уборки урожая у мамы на работе был корпоратив. Мама пошла вместе с папой. Мамины коллеги очень хорошо говорили про начальника, когда тот находился рядом. Когда его не было — поливали грязью. Папа таких людей не любит. Он не общался с ними, не обращал внимания на них. А дома уже поговорил с мамой про эту ситуацию. Мама — его лучший друг.

Отношения с дочерью

Мама всегда могла меня маленькую папе оставить, я могла быть с ним долго. Есть очень много фотографий, где я у папы на руках. У меня его характер — я всегда за справедливость. Если обижают слабого, заступлюсь.

Когда я училась в школе, могла зайти на ютуб, погуглить, почитать материалы о Чеченской войне. Даже гражданская война в Украине во мне откликалась. Я думала: «А когда папа был на этом месте… Каково ему было? Как им сейчас?» Надо же убивать людей. Война — это убийства.

В селе папу уважают. В его присутствии никто не скажет плохо о семье, о нас. Думаю, папу побаиваются в некоторых ситуациях. Знаю точно, что маму тоже уважают, потому что она — папина жена.

Была ситуация. Меня мама повезла в соседнее село на дискотеку. Я выхожу из машины. Ко мне подходит какой-то мужик: «Девушка, вы куда? Зачем?» Мама выходит из машины: «Да, это у Юры дочка такая выросла». Все, тебя не трогают, к тебе никто не подходит. Все знают, что ты — его дочка.

Папа надеется, что стану учителем русского языка и литературы. А я хочу стать журналистом. Мы недопонимаем друг друга, но мой выбор он всегда поддерживает. Правда, парни с татуировками и кольцами в носу ему не нравятся. Хотя у него самого есть армейская татуировка — корабль с черепом. Он жалеет об этой татуировке. Если бы была возможность — он бы этого не делал.

Иногда папа просит: «Сыграй мне так, чтобы у меня душа развернулась и обратно свернулась». Беру гитару и пою для него: «В военкомате случай был, седой парнишка приходил, просил, чтоб его снова взяли в строй».

Сына папа холит и лелеет

До семи лет я была единственным ребенком. А потом появился брат Андрей. Папа его воспитывает: «Андрей, занимайся, Андрей, тренировки, Андрей, будешь молодцом». Он ему всегда говорит, как нужно правильно сделать, воспитывает из него мужика. Если брат раскис, сопли жует, папа на него ругается: «Ты же мужик, соберись».

Когда Андрей был маленьким, задавили его любимого кота. Папа пришел и сказал ему: «Я понимаю, как тебе больно. Кот был твоим близким другом. Ты его очень любил. Но я вспоминаю, как мне было тяжело, когда на моих руках умирали друзья, с которыми я шагал вместе по Моздоку. Такое случается, мы ничего с этим не можем сделать».

Папа холит и лелеет Андрея, учит: не нужно врать, гнуть пальцы и выпендриваться, нужно быть спокойным и скромным. На меня столько внимания сейчас он не обращает. Не заходит вечером, не спрашивает: «Как дела?» Он иногда забывает, когда у меня день рождения. Я не могу посекретничать с ним, прийти и сказать: «Пап, у меня появился парень». Папа закрытый. Я не виню в этом ни его, ни себя.

«Если что-то случится, мы пойдем»

Владимир Сорока, 34 года, сын ветерана Афганской войны

Папа стремился в Афганистан

Папа с юности был «на драйве», скалолазанием занимался, боевыми искусствами. У него были две «высшие точки» — попасть в ВДВ и в Афганистан. Попал. Он пробыл на войне год и восемь месяцев. И, если кто-то боялся и хотел домой, у него, наоборот, — глаза горели. Папа говорит об Афганистане, но он не из фанатиков «Да ты послушай, я…» Мне 34 года, а он до сих пор может рассказать новую историю. В основном о «бытовухе»: какую технику там видел, про плееры, про то, во что одевались. Его самая любимая история, по-моему, про кроссовки.

В берцах невозможно было ходить по барханам. Они сильно нагревались, [на песке] можно было яйцо пожарить. У местных в кишлаках были магазины. Папа где-то взял себе кроссовки Adidas с плотной каучуковой подошвой. Они не так нагревались. Он вспоминает: «Сослуживцы в берцах посмотрели на нас, пошли, взяли такие же кроссовки, но прорезиненные, которые еще и в ноги вплавляются».

Слева: старший сержант Александр Сорока, осень 1982 г. Справа: старший сержант Александр Сорока, город Фарах, 1982 г.Фото: из личного архива

О простых моментах папа рассказывает, а все, что касается смертей, обходит стороной, это не входит в потоковые «радиоистории». Я общался с другими афганцами, видел, как выглядят травмы послевоенные и как выглядит небольшой военный синдром. Большая разница. Синдром войны у папы есть. Он, например, сканирует помещение и людей, когда заходит. Это с разведки.

Рождение в семье потомственных десантников

Моя мама — голубоглазая блондинка из деревни, которая в 90-е работала на заводе. Она родила меня в день ВДВ. К роддому подошла рота солдат, начала скандировать: «Сорока за ВДВ!» Весь роддом оглушило.

Большую роль сыграло в моей жизни рождение в этот день в семье потомственных десантников. Я сам — не десантник. Но у всех моих знакомых ВДВ ассоциируется со мной.

Впервые я прыгнул с парашютом в 16 лет. Это срисовалось как социальный конструкт. У меня перед глазами были мужики, которые прыгают, стреляют, по 30 раз подтягиваются и по 100 раз отжимаются. Дома была куча фотографий с парашютами.

Естественно, у меня были военные игрушки: металлические танки, БТРы. Целый набор, который мне было еще и тяжело поднимать. К восьми годам я уже мог свободно стрелять, отжимался 200 раз. Меня не заставляли, мне было интересно.

Надо учитывать, что я рос в девяностые. Время было нестабильное, на улице анархия. В Томске был военно-спортивный клуб «Гвардия», где мы — дети ветеранов — находились. У афганцев была задача — забрать с улицы, она воспитывала беспощадно. И своих детей они хотели увести в другую сторону.

Я ходил в секции, занимался каратэ, рукопашным боем. В подростковом возрасте ушел в футбол, занимался брейк-дансом. В школе учился на отлично, но не ботанил.

Ругали ли за что-то? Подрался, например: «Ага, пропустил удар — виноват, мало тренировался, за собой нужно следить».

Родители заложили в меня догматы, дали навыки, а потом свободу. Меня учили сосредотачиваться на делах. Учили: делать человеку хорошее — само собой. Если тебе сделали хорошее — помни всю жизнь. Никогда не бойся замарать руки. Папа научил меня передвигаться неслышно — нужно просто пятками не бить по полу.

Своим детям про него я буду говорить: «Смотрите, человек, у которого гены такие же, как у вас. Прошел вот это в жизни, испытания его не сломали. Он их преодолел».

Сила, которой нужно созидать

Владимир с папой около Мемориала боевой и трудовой славы томичей, 2 августа 2020 г.Фото: из личного архива

Папа вернулся в 1982 году на развалки страны, о будущем не особо подумал. Стал таксистом — ему нужна была динамика. Он растворился в обществе. Периодически проходил учения военные. Занимался военно-спортивными клубами, лагерями, подготовкой ребят к службе в армии.

У меня дома лежит газета за сентябрь 1987 года, материал называется «Парни с нашего города». Папа и его друзья сидят молодые. Они уже тогда обсуждали, что берут на себя подготовку молодых людей.

Десантники высшей инстанцией на тот момент были в стране. На них не было ни ОМОНа, ни СОБРовцев — более крепких ребят, которые приедут и наведут порядок. Это наполняло папу и других пришедших с Афганистана жизненным смыслом. Ты — сила, которая может разрушить, но тебе нужно умудряться созидать.

Сейчас папа — председатель исполнительного комитета Томской региональной организации РСВА. Из-за историй, которые случались во время войны, он на хорошем счету у боевых организаций.

Ему свойственна эгоцентричность, как у человека военного в гражданском мире. Это обыденный факт. Люди о себе заботятся, сами не понимая этого. Но в то же время папа всегда направлен в своих действиях, даже если себе в угоду, на других людей. В начале девяностых, когда скидывались на памятник афганцам, он мог прийти, отдать всю зарплату и не думать о завтрашнем дне.

Вокруг папы объединяются люди, он эмоционален, умеет привлечь внимание, не может сидеть на месте. Его до сих пор невозможно нормально сфотографировать — крутится, вертится.

Сейчас ему хочется немного успокоиться, но говорит, что некому передать бразды, он не может оставить матерей погибших, не может оставить парад ВДВ.

В этом году 2 августа парад был запрещен. Нельзя было выводить людей — большой штраф. Но папа приехал на памятник, вокруг него выстроились. Это было неизбежно. Он боялся, что штраф получит, нарушит закон, попадет в новости. Но он больше действует сердцем, а не головой.

О детях ветеранов

Дети ветеранов знают друг друга с детства. Даже если я не знаю, кто это, все равно буду знать отца. У нас есть объединяющий паттерн взрослых людей, которые для нас были примерами в детстве. Дети ветеранов — лидеры микрогрупп, лидеры влияния. Они обладают определенным авторитетом.

Владимир с отцом (слева) на чемпионате Томской области по универсальному боюФото: из личного архива

Я работаю председателем «Наследия». Общественная деятельность для меня — семейное дело. Папа уже 35 лет в общественной деятельности.

Сейчас идет реабилитация авторитета ветеранов. Недавно вышел фильм Павла Лунгина «Братство» про афганцев. Мы с ним «воевали». Российский солдат у него показан в очень негативном свете: ворует, берет трофеи. Солдаты между собой дерутся. Я написал письмо Лунгину, сказал, что мои дети, когда подрастут, будут воспитываться на семейных легендах, историях: прабабушки — труженики тыла, дедушка — супергерой войны. А потом начнут искать литературу, посмотрят фильм «Братство» и скажут: «Что ты нам несешь? Вон какие ваши солдаты на самом деле». Этот фильм — оскорбление детей ветеранов.

Они же воевали, чтобы мы не воевали. Но если что-то случится, мы пойдем.

«Я бы не воспитывала так своих детей»

Раиса, 19 лет, дочь ветерана Второй чеченской войны

(По просьбе героини ее имя изменено)

Мы не говорим про Чечню

Тема Чечни в нашей семье табуирована. Есть негласное правило — никто об этом не говорит. Если раньше я спрашивала по незнанию, папа отвечал: «Не хочу, не буду говорить».

Он рассказывал немного лишь на школьных уроках мужества. До службы папа закончил неполные восемь классов. По воспоминаниям бабушки, он уже тогда был вспыльчивым и своенравным — «топнет ножкой — значит, так и будет». Ему было 23, когда он попал в горячую точку. Прослужил там с 1999 по 2000 год.

Дома стоит его голубенький армейский альбом с мотоциклом. Он там с танками, ружьем, рядом фотографии с сослуживцами. Они 10 на 15, на обороте некоторые подписаны.

На одном из уроков мужества я узнала, что папа чуть не убил будущего крестного отца моей младшей сестры. У него с напарником был приказ — разбомбить вагончик. Они этого не сделали. О том, что в этом вагончике был будущий крестный, папа узнал через несколько лет после возвращения. Они познакомились и начали сопоставлять факты.

Знаю, что папа был в гуще событий в Чечне. Но вернулся без ранений. Ему заплатили деньги.

Мама подталкивала папу учиться

Часть чеченских денег он потратил на себя, а другую часть — на свадьбу с мамой. Мои родители познакомились в конце 2000-го на дне рождения дяди. Мама говорила, что папа был «худеньким и красивеньким». 27 января 2001 года они поженились, а 2 августа появилась я.

После моего рождения мама отправила папу в вечернюю школу, затем — в колледж, а после него — в вуз. Она подталкивала его учиться. Работу в газовой промышленности папа получил от маминого отца.

Сам же он любит заниматься общественной деятельностью. Папа — председатель районного отделения РСВА, начальник народной дружины одного из районов Томска.

Про характер папы

У папы всегда был боевой настрой. Пять лет назад он часто говорил, что готов еще раз пройти Чечню, «со всеми постреляться». Он считает: такие, как он, смогут что-то сделать, если в мире что-то пойдет не так.

Он делит людей на тех, кто служил, и на тех, кто не служил. Если мужчина не служил — папа обязательно спросит, почему. Он может сказать: «Я не считаю тебя мужчиной, потому что ты не был в армии». Он же может подтвердить, что армия не имеет смысла сейчас, но делает всегда интересный вывод: «Тем более надо сходить».

Папа — общителен с малознакомыми людьми. Но, когда он начинает открываться, ты понимаешь: все не так лучезарно. Преданных друзей у папы нет. Есть сослуживцы, с которыми можно встретиться и что-то вспомнить, выпить. Либо просто люди, с которыми можно выпить. Алкоголь — связующее звено.

Иногда он может уйти на ночь к другу, выпить и не прийти. Не взять трубку. И мама сидит, как кукушечка, ждет. В этом — его эгоизм.

Военная тематика, история вызывают у папы трепетные чувства. Его любимый фильм — черно-белые «Офицеры». Он плачет, когда слышит одноименную песню оттуда.

Контроль, завышенные требования и наказания

В моем детстве атмосфера в семье была дружелюбная. В материальном плане родители все делали для детей. Сначала я была единственным ребенком, через восемь лет появилась сестра, еще через семь — другая.

В средних классах школы завуч узнала, что мой папа — ветеран. Она начала с ним активно сотрудничать. Папа часто приходил в школу — в форме, с медалями в три ряда — я очень гордилась им и говорила одноклассникам: «Смотрите, это мой папа».

Боевые действия на территории Чеченской Республики и приграничных регионов Северного Кавказа. Боец группировки федеральных сил в окрестностях Гудермеса, 1999 г.Фото: Владимир Вяткин/РИА Новости

В восьмом классе это чувство гордости прошло. Начались конфликты в семье.

Родители меня постоянно контролировали, завышали требования. Я приходила в школу и писала им: «Я в школе». Мне нужно было быть дома в определенное время, запрещались ночевки, походы в гости. Я могла простоять в углу восемь часов за то, что пошла к подружке после бассейна пить чай.

У меня перед глазами был пример активного человека — папы. Но все, что я слышала после побед в конкурсах и получения стипендий: «Молодец». Когда я делала что-то не по плану родителей, получала наказание.

Папа вымещал физически агрессию. Мог ударить ремнем. Он позволял мне выбрать этот ремень — потоньше или потолще. Во взрослом возрасте я выучила, что потоньше бьет больнее. Надо брать армейскую портупею.

Когда папа узнал, что мой парень не служил в армии из-за проблем со здоровьем, был скандал. «Как ты, дочь ветерана боевых действий, который воспитывал тебя в духе патриотизма, можешь так делать?» — «Для меня поход в армию — не определяющий фактор». Ответ был: «Это слова не моей дочери». Для папы это — трагедия.

Он воспитывал во мне целеустремленность, честность, трудолюбие, прививал любовь к государству, бесспорное уважение к старшим.

Когда папа вступил в народную дружину, он позвал меня: «Дождемся твоего 18-летия, и давай к нам». Я вступила. В этом году ходила на рейды с полицейскими.

У нас есть семейная традиция — мы ежегодно ходим на Парад Победы. Папа принимает участие в самом параде, а мы смотрим. Для меня это — дань уважения.

Детей ветеранов выделяет строгость воспитания, усиленный подход к формированию понятия, что такое хорошо и плохо.

Такое воспитание наложило на меня отпечаток. Мне тяжело выражать эмоции. Другие люди могут обнять, поцеловать родителей. Для меня это дико в какой-то степени. Я бы не воспитывала так своих детей.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!