Тридцать лет и два с половиной года: Как выжил мужчина, которого парализовало в российской тюрьме

«Я не помню, в каком году меня впервые судили, память очистила это», — говорит Семихвостов. В тюрьме он провел большую часть своей жизни — тридцать два года пять месяцев и три лишних дня. Он чуть не лишился зрения и повредил позвоночник. Своими ногами больше не ходил.

Статья 103 Уголовно-исполнительного кодекса говорит, что каждый осужденный к лишению свободы обязан трудиться, для «перевоспитания». Но об условиях труда никто не заботится.

Проволока, с которой он работал на станке, часто рвалась и разлеталась. Однажды она попала ему в глаз. В больнице для заключенных имени Гааза Александру удалили один кусок проволоки, но через две недели глаз загноился, оказалось, что еще один остался внутри. Встал вопрос об удалении глазного яблока целиком. Ему тогда еще не было и двадцати лет. Заведующая отделением, как говорит Александр, была «из числа людей». Она собрала врачебную комиссию и «отстояла глаз», хотя зрение до конца так и не восстановилось.

Та же статья 103 говорит, что место и вид работы для заключенного определяет администрация исправительного учреждения. Несмотря на проблемы со зрением, Александра отправили шить. «В тюрьме основное производство было швейное. Я хотел работать, но уже был инвалидом по зрению. Говорил администрации: я столяр, могу делать что-то деревянное своими руками. Меня не слушали, требовали норму выработки, — вспоминает герой. — Что будет, если не делаешь норму? Будет взыскание, одно, второе, а на третьем — изолятор. Там нары, которые в шесть утра поднимаются и в десять вечера опускаются. И пока ты выносишь матрас, тебя “поторапливают” — то есть бьют».

В тюрьме физическое насилие — обыденность. Доказать его очень сложно. Нужно, чтобы были свидетели из числа заключенных, нужно вовремя засвидетельствовать синяки и ссадины, нужно знать контакты правозащитных организаций и сразу же обратиться за помощью. Сотрудников колонии тяжело привлечь к ответственности за насилие над заключенными. А заставить заключенных отказаться от ранее данных показаний — легко. «Когда читаешь о насилии, пытках, становится страшно. В тюрьмах существует кастовость, у администрации чаще всего есть лояльные заключенные, “козлы”, которые живут в хороших условиях в обмен на то, что они пытают и насилуют в прямом смысле слова. Перейти в касту “опущенных” — самое страшное, что может произойти с человеком в тюрьме. Поэтому, когда кто-то отказывается от своих показаний, мы не можем его судить, мы не знаем, чем человеку угрожали», — говорит Надежда, координатор фонда «В защиту прав заключенных»Некоммерческая организация, выполняющая функции иностранного агента  .

Побои не доказать, так что и наказать некого, но однажды Александра избили так, что он навсегда остался парализованным. Его содержали в обычном бараке. Невозможно было попасть в столовую, потому что там ступеньки, невозможно помыться или сходить в туалет без посторонней помощи. Ассистентов для таких людей в тюрьме нет. Можно было бы привлекать к этой работе других заключенных, но в большинстве колоний такое не поощряют.

Десять лет администрация тюрьмы не признавала, что Александр инвалид. Ведь если признать это, то придется объяснять, как он получил перелом позвоночника во время отбывания наказания. Сокамерники сделали ему доску на колесах на промзоне колонии из подручного материала.

Нежелательные гости

Больше трех лет фонд «В защиту прав заключенных» добивался улучшения условий жизни в тюрьме для Александра. «Когда дело идет к развязке, многие заключенные идут назад пятками — боятся. Алгоритм такой: сначала вызывают к администрации, разговаривают, потом создают атмосферу вокруг, которую мало кто может выдержать, если и это не действует, ужесточают условия содержания. Любая администрация хочет показать, что в колонии все хорошо. Присутствие такого контингента, как я, негативно сказывается на облике колонии. А еще когда сотрудники фонда не только требуют отчеты об условиях проживания, но и сами приезжают их осмотреть… Сами понимаете, это нежелательные гости. Кто знает, что они потом напишут».

Кульминацией в истории был обыск в камере, когда парализованного Александра сначала сбросили с нар, а потом бесцеремонно оттащили в угол за ноги. Искали телефоны, которые в тюрьмах запрещены. В знак протеста он «полосанул себе брюхо». «Я постоянно что-то такое устраивал, вскрывал вены несколько раз. Если будешь бездействовать, тебя спишут, как старый матрас, — объясняет Александр. — В фонд тогда рапортовали, что нахожусь в медицинском стационаре, хотя я был в обычном бараке, где нет даже горячей воды, ничем не обеспеченный. Если бы не фонд, я бы не выжил».

Сотрудники фонда «В защиту прав заключенных» сделали все возможное, но Александра признали инвалидом только после того, как его документы были переданы в Европейский суд. Лишь после этого администрация колонии обратила внимание на инвалидную коляску, построила пандус, чтобы Александр мог есть со всеми, переоборудовала санузел, чтобы он мог самостоятельно мыться и ходить в туалет. После решения Европейского суда государство выплатило компенсацию. Отдали ее после того, как он уже вышел на свободу.

Мордовия — Петербург

Первое место, куда он поехал после освобождения, была больница. Потому что сотрудники мордовской колонии уронили его под поезд. В Петербурге Александра никто не ждал. Он сирота, родственники, которые его опекали, получили квартиру. Но когда Александра посадили, родственникам удалось выписать его из квартиры, несмотря на то что это противозаконно.

«Первое время на свободе было много злости, я в буквальном смысле кипел. В большинстве случаев человек после тюрьмы начинает жлобиться на родственников. Надо избавиться от этого. Как когда перебираешь гардероб, смотришь на вещь, а она мала или расцветка уже не та, выбрасываешь. Надо избавиться от злости и обиды на мир. Злость должна быть не по отношению к другим людям, а на себя, чтобы она подталкивала», — думает Александр.

АлександрФото: Лиза Жакова для ТД

В тюрьме он мечтал о семье и доме. Все сбылось: и семья, и дом. «Как нашел работу? Телефон с интернетом мне в помощь. Занимаюсь электрикой, сантехникой, сборкой мебели. С “Яндекс.Директом” сотрудничаю. Они присылают заказы, я распределяю их между знакомыми специалистами. Официально меня на работу никто взять не захотел. Официально — только инвалидность первой группы».

Завтра Александр идет в школу к младшему сыну. У него соревнования по стрельбе из лука, будут рассказывать, как помочь подготовиться. У них дома один жгут на двоих: сыну — для тренировок, Александру — для реабилитации.

На дело Семихвостова ссылаются юристы не только из России, но и со всего мира. Сотрудники фонда говорят, что Александр своей судьбой «приложился к практике Европейского суда».

Я прощаюсь и выхожу на улицу. В наушниках играет какая-то музыка, а в голове все крутятся слова Александра, попадая в ритм:

«Я постоянно что-то такое

устраивал,

устраивал,

вскрывал вены несколько раз.

Если будешь бездействовать,

тебя спишут,

спишут,

как старый матрас».

По данным за январь 2021 года, в тюрьмах России находится 482 900 человек. Чтобы заключенным было куда обратиться за помощью, пожалуйста, оформите ежемесячное пожертвование в пользу фонда. 

* 14 февраля 2019 года Минюст внес фонд «В защиту прав заключенных» в реестр НКО, выполняющих функцию иностранного агента. Фонд не согласен, это решение является предметом обжалования в суде.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!