Халатность и неволя
Люди с тяжелыми заболеваниями и инвалидностью в российских колониях наказаны дважды. Сначала судом, затем тюремной медициной. Второе наказание намного мучительней
На днях политику Алексею Навальному дали новый срок — 19 лет лишения свободы. Последние годы Навальный отбывал наказание в колонии во Владимирской области по первому приговору.
Туда он попал после тяжелейшего отравления химическими соединениями и сложной реабилитации в одной из немецких клиник. Политик выжил чудом.
За два с половиной года пребывания в колонии состояние Навального сильно ухудшилось. По словам адвокатов, сначала он испытывал непрерывные боли в спине, одна нога у него практически «не действовала», теперь, после лечения огромными дозами противопоказанных ему антибиотиков, Навальный мучается от регулярных болей в желудке. Гражданских врачей к нему не допускают, а точный диагноз врачи тюремные не ставят (не могут или не хотят). Все это не смущает администрацию колонии — политик не вылезает из одиночного штрафного изолятора. Новый срок Навальному придется отбывать уже в колонии особого режима, там, где сидят пожизненно осужденные и условия гораздо суровее.
В октябре 2021 года был арестован ректор «Шанинки», профессор Сергей Зуев. В том же месяце Зуев перенес гипертонический криз (гипертония входит в перечень болезней, освобождающих от тюрьмы) и операцию на сердце. Несмотря на это, его отправили в СИЗО. Зуев еле передвигался, постоянно находясь в полуобморочном состоянии. Несколько раз его увозили на скорой прямо из зала судебных заседаний. Тем не менее суд оставался глух и отказывал профессору в домашнем аресте. И только благодаря широкому общественному резонансу — в защиту Зуева ходатайствовали академики, нобелевские лауреаты, политики со всего мира — спустя девять месяцев его удалось выцепить из лап беспощадной российской тюрьмы. Именно это спасло ему жизнь.
Бывший мэр Махачкалы Саид Амиров отбывает пожизненный срок в колонии особого режима «Черный дельфин». У Амирова инвалидность первой группы: в результате покушения он прикован к инвалидному креслу и не может сам себя обслуживать. Усугубляют ситуацию гепатит С, диабет и букет других заболеваний, часть из которых входит в перечень, дающий право на освобождение из тюрьмы. Европейский суд по правам человека признал, что нужное Амирову лечение колония обеспечить не может. Если бы не постоянная поддержка родственников и авторитет экс-мэра, его уже не было бы в живых.
В день смерти, 16 ноября 2009 года, юристу инвестиционного фонда Hermitage Capital Сергею Магнитскому стало так плохо, что даже врачи СИЗО «Бутырка» настояли на срочной госпитализации. Но перевозку подозреваемого согласовывали с начальством шесть часов. Это решило все.
Токсический шок и острая сердечная недостаточность — такой диагноз поставили тюремные врачи в графе «Причины смерти», скромно умолчав о наличии черепно-мозговой травмы. За год пребывания в СИЗО здоровый молодой мужчина Сергей Магнитский превратился в больного старика. Он написал более 100 жалоб на бесчеловечные условия содержания, но ФСИН их видимо игнорировала. Магнитского избивали, не давали лекарства, не допускали врачей, содержали в ледяных, сырых камерах. Все это стало известно посмертно из дневников, которые вел юрист.
Смерть Магнитского и условия, при которых он умер, Европейский суд по правам человека признал пыточными. На фоне беспрецедентного международного скандала во ФСИН пообещали реформировать медицинскую систему.
И реформа действительно была. Но особо ничего не изменилось. А главное — тюремные медики по-прежнему остались частью ФСИН. Десятилетиями эксперты и правозащитники твердят: тюремные врачи должны быть частью системы здравоохранения — это гарантирует им независимость. А пока они подчинены руководству ФСИН, положение дел в тюремной медицине не изменится.
Такое положение делает медицину удобным орудием давления и «сведения счетов», обрекая заключенных на дополнительные мучения. До сих пор в российских тюрьмах нехватка лекарств, неоказание медпомощи, недопуск врачей не редкость. Зато большая редкость — обнародование случаев халатного и жестокого обращения с людьми с инвалидностью и тяжелыми болезнями. И системе это удобно.
«Безвозмездная помощь»
По данным ФСИН за 2021 год (более поздняя статистика отсутствует), в местах лишения свободы находились 17 510 человек с инвалидностью и 51 627 ВИЧ-инфицированных. При этом полной и актуальной статистики по заболеваниям нет ни у ФСИН, ни у правозащитников. Судить можно лишь по обращениям в немногочисленные правозащитные организации, которые занимаются помощью заключенным.
По российскому законодательству сами по себе инвалидность и наличие тяжелой болезни не являются основанием для освобождения, если только не входят в перечень заболеваний, препятствующих отбыванию наказания. Он утвержден постановлением правительства РФ еще в 2004 году и дополнен в 2017-м. В нем список из 57 заболеваний, наличие которых должно освобождать больного человека от заключения. Но на практике тюремные и судебные власти чаще всего предпочитают этот список игнорировать.
Осужденные с инвалидностью и тяжелыми заболеваниями попадают в обычные колонии (это не касается людей с туберкулезом, алко- и наркозависимостью — они должны содержаться в изолированных лечебных учреждениях, что, впрочем, тоже соблюдается не всегда).
В исправительных колониях (ИК), в которых число людей с инвалидностью и тяжелыми заболеваниями превышает 10—15 человек, создают отряды «для инвалидов» (лучше использовать словосочетание «человек с инвалидностью». — Прим. ТД).
В одном из таких отрядов в колонии строгого режима отбывает наказание Максим Симонов. Ему 20 лет, сидит по наркотической статье, инвалидности у него нет.
«Название “отряд для инвалидов” не до конца отражает его суть, — говорит Максим. — В нашем отряде 75 зэков (лучше использовать слово “заключенный”. — Прим. ТД), и только 25 человек — инвалиды. Заболевания самые разные, есть и третья группа: инсульт, диабет, хроники, постоперационные осложнения. Несколько инвалидов второй группы, есть человек с проблемами ног. У большинства же — психические отклонения».
Отряд Симонова занимает первый этаж барака и поделен на две спальные секции, одна из них — для людей с инвалидностью. Различие только в кроватях: в «инвалидной» секции они одноэтажные.
Такие смешанные отряды — обычная для колоний ситуация. Согласно приказу Минюста, администрация ИК обязана селить заключенных с инвалидностью на первых этажах зданий и на нижних койках. А также «администрация оказывает содействие в проведении реабилитационных мероприятий для инвалидов, предусматривает возможность использования технических средств реабилитации». Все. Кто должен ухаживать за тяжелобольными и людьми с инвалидностью — не прописано.
Чтобы не делать это самим, администрации колоний для собственного удобства и создают такие смешанные отряды.
«Если заключенный с инвалидностью находится в обычном отряде, он может рассчитывать на помощь других, сильных и здоровых мужчин. Но условия в самом бараке могут быть хуже, он же обычный», — говорит член Совета по правам человека при президенте РФ Ева Меркачева. Она эксперт по российским тюрьмам, в качестве члена Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) на протяжении десяти лет объездила десятки колоний по всей стране.
«У нас в отряде есть пожилой человек с серьезным заболеванием сосудов ног, сам он передвигаться не может, — рассказывает Симонов. — Если бы не другие зэки, он бы был прикован к кровати. Они приносят ему еду из столовой, сопровождают на помывку, стирают одежду — это называется “безвозмездная помощь”».
Ну как — «безвозмездная», не совсем. Делают это заключенные не по доброте душевной, а потому, что на эту «должность» их «назначают» сотрудники колонии (отказаться — себе дороже), а тут еще начальники обещают положительную запись в характеристику. С одной стороны, такая система помощи вполне разумна. Но с другой — в отсутствие специальных оплачиваемых санитаров заключенным с ограниченными возможностями здоровья каждый день приходится проходить через целую вереницу особых унижений.
Среда барьеров без барьеров
В 2015 году ФСИН издала распоряжение повысить показатели по доступной среде в ИК для людей с ограниченными возможностями и даже гордо называла его дорожной картой. Следуя ей, некоторые колонии начали пытаться обустраивать пандусы, адаптировать туалеты, расширять дверные проемы, но практика показала, что делали это ради галочки. В итоге получались низкие умывальники, но без поручней или крутые пандусы, покорить которые не смогла бы ни одна инвалидная коляска. Зато по документам все молодцы.
«Коридор у нас в бараке сам по себе широкий, в нем и две коляски смогут разъехаться, — говорит Симонов. — Есть даже поручни, но при попытке на них облокотиться рискуешь вырвать их с корнем. Есть и пандус, правда колясочников нет».
Но даже такие пандусы и поручни есть далеко не во всех колониях, а камеры и бараки только изредка имеют широкие проемы, приспособленные для колясок. Меркачева подтверждает, что видела в разных ИК попытки создать безбарьерную среду — но пока от этого названия такие попытки далеки.
«Сейчас приедет прокурор, все заняты»
Согласно приказу Минюста также 2015 года администрации колоний еще и обязаны обеспечивать людей с инвалидностью средствами, которые им положены по индивидуальной программе реабилитации или абилитации (ИПРА). Список обязанностей обширен, в их числе предоставление заключенным технических средств реабилитации (слуховых аппаратов, колясок, протезирования), обеспечение необходимыми лекарствами и процедурами восстановительной терапии. В общем, на бумаге выглядит дельно и красиво.
«За годы своей работы я, честно сказать, не встречала ни одного осужденного с инвалидностью, в отношении которого соблюдалась бы индивидуальная программа реабилитации, — говорит Меркачева. — Ситуацию усугубляет катастрофическая нехватка специалистов. Обычно в штате колонии есть только врач-терапевт, из приходящих — хирург и стоматолог. Квалификация этих специалистов и частота их посещений далеки от того, что требуется заключенным».
«В нашей санчасти, — рассказывает Максим, — есть пара врачей и пара медсестер, все они работают посменно. Медсестры делают уколы и дают таблетки, врачи в основном выслушивают жалобы. Да, есть и стоматолог, правда, она практикантка, поэтому может только вырывать зубы».
Но одна из самых важных проблем в колониях и тюрьмах — доступ к лекарствам. Даже если у заключенного есть рецепт от врача или выписка из ИПРА, доставать таблетки — сплошное мучение, которое может растянуться на недели и даже месяцы.
И здесь принципиально важен факт помощи с воли. Есть те, кто может достать лекарства через родственников, и те, кто не может. Во втором случае приходится обходиться местными простейшими лекарствами типа аспирина.
«Если тебе некому помочь достать лекарства, ты обречен на боль и изматывающее бюрократическое “странствие”, — объясняет Максим. — Вкратце: убедить врача прописать лекарство, отправить рапорт с пакетом документов начальнику ИК и ждать его одобрения. Часто документы “теряются”, и этот этап повторяется по нескольку раз. Если добро дано и твои лекарства попадают в колонию, забрать их сразу ты все равно не можешь. Зэк должен приходить за каждой таблеткой отдельно. Например, прописан тебе препарат три раза в день, утром ты получил таблетку, пришел днем, а лекарство не выдают вообще, потому что “сейчас прокурор приедет, все заняты”».
Так что осужденным без родственников проще обращаться за помощью к правозащитникам, чем в администрацию колонии. Фонд «Русь сидящая» регулярно получает такие запросы.
«Частая история, когда заключенным просто не выдают уже пришедшие в СИЗО или на зону медикаменты. Я знаю женщину, которая к зиме хотела передать мужу лекарства и ортопедические ботинки — у него больные ноги, он не мог стоять на построении. Отправила посылку осенью. В итоге зимние ботинки вместе с дорогостоящими лекарствами ему выдали только весной. К тому времени у медикаментов срок годности уже истек», — рассказывает куратор фонда «Русь сидящая» Анна Клименко.
Терминальная стадия
В случае резкого ухудшения здоровья встает новая проблема: перевозка осужденного в стационар специального медучреждения.
«Процедура конвоирования стоит очень дорого, — поясняет Клименко. — Иногда стационар находится напротив исправительной колонии, а люди едут до него две недели». Порой даже незначительная по меркам ИК задержка может сыграть решающую роль, как в случае с Магнитским.
По закону, если болезнь прогрессирует, заключенный имеет право пройти медико-социальную экспертизу. Если экспертиза подтверждает, что случай критичный (и осужденный предоставил положительную характеристику!), — он имеет право на смягчение наказания или освобождение.
Однако большинство осужденных попадают в лечебные учреждения уже на крайних, терминальных стадиях, и об актировке — том самом освобождении по тяжелой болезни — задумываться поздно. Пройти медицинское освидетельствование и подтвердить тяжесть заболевания фактически невозможно. Если администрация колонии и врачи не хотят увидеть болезнь, они ее не увидят. Истории Магнитского, Зуева, Навального тому примеры.
«В России актировки происходят на терминальных стадиях. Частая история, когда осужденных актируют, но они погибают буквально через несколько дней. Единственный плюс — смерть на руках близких», — сожалеет Анна Клименко.
«Для улучшения ситуации с медициной для людей с инвалидностью и тяжелобольных для начала необходимо принять ряд мер, — считает Ева Меркачева. — Во-первых, можно и нужно создать в колониях ставки санитаров для людей с инвалидностью. Так появятся люди, которые непосредственно отвечают за них и их здоровье. Во-вторых, важно наладить тесный контакт с независимыми гражданскими медиками, чтобы они помогали с четким исполнением ИПРА, с диагнозами и лечением заключенных. И, само собой, требуется создание нормальной безбарьерной среды».
До 2022 года важную роль в контроле за соблюдением прав заключенных играл институт общественных наблюдательных комиссий, члены которых могут беспрепятственно входить в колонии и СИЗО, добиваться для них медицинской помощи и проводить общественные расследования. После последнего переизбрания в прошлом году в составе комиссий почти не осталось независимых экспертов и наблюдателей — только люди, выступающие на стороне ФСИН.
«Сейчас в России институт ОНК фактически уничтожен, хотя он отлично работал, — говорит Клименко. — Люди жаловались, в колонии приходили проверки, начинались движения и изменения. Пусть локальные, но они были. Хочется вернуть как минимум качественную ОНК, но даже это звучит утопично. Систему ФСИН нужно разрушить и построить заново. Сейчас она направлена не на перевоспитание, а на усугубление наказания. А уж для людей с инвалидностью и тяжелобольных наказание усугубляется в разы».
Правозащитные организации, куда заключенным и их родственникам можно обратиться за помощью
- «Русь сидящая»* — помощь заключенным и их семьям по всей России.
- «В защиту прав заключенных»* — помощь больным заключенным и их родственникам.
- «Команда против пыток» — рассмотрение жалоб на пытки и бесчеловечное отношение в ИК и СИЗО, медпомощь пострадавшим.
- «Протяни руку» — помощь женщинам, их детям и подросткам в местах лишения свободы по всей стране.
- «Общественный вердикт»* — помощь всем, чьи права были нарушены правоохранительными органами.
- «Поддержка политзаключенных. Мемориал» — помощь политзаключенным в местах лишения свободы.
- «Человек и Закон»* — правовая защита по всей стране.
- Фонд помощи заключенным — помощь российским заключенным и попытка преобразовать уголовно-исполнительную систему в реабилитационную.
- «Гражданское содействие»* — программа защиты прав жителей Северного Кавказа в российских тюрьмах.
* Организации включены в реестр иностранных агентов.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам
