«Взяли за волосы и стали топить в раковине»: история о пытках в полиции и подбросе наркотиков

«Удалось сунуть»

14 сентября 2016 года московский студент Никита Михеенко встретился с другом Денисом недалеко от метро «Октябрьское поле», чтобы пойти домой после пар вместе. Через несколько секунд их догнала машина. Из нее вышли четверо в военной форме. Они заявили, что якобы видели, как Денис оставил в перфораторной будке закладку из наркотиков, сказали, что имеют полномочия сотрудников Национальной гвардии, но своих удостоверений не предъявили. 

Военные оказались служащими воинской части Курчатовского института (входит в состав Росгвардии). Они стали обыскивать друзей на месте, затем вызвали полицию и, когда стражи порядка приехали, показали на Дениса. На него сразу надели наручники. «Этот с ним был, такой же, надо сажать», — уточнил военный, указав на Никиту. И, как услышал парень, добавил коллеге: «Удалось сунуть».

Молодых людей повезли в ОВД по району Щукино. По дороге один из сотрудников полиции говорил что-то про миллион рублей, но разговор развить не успели.

«Мы приехали в отдел, и меня сразу поставили на растяжку, — вспоминает Никита. — Дениса увели на досмотр. Он вернулся весь бледный. Я понял, что дело плохо. Его посадили в камеру временного содержания, а меня повели в кабинет № 307. В кабинете сотрудник снял с меня рюкзак. Другой сотрудник начал лезть ко мне в карманы одежды. Сначала я застыл, не понял, что происходит. Через несколько секунд опомнился, отошел на шаг назад и сказал: “Давайте как-нибудь с понятыми”. “Ну давайте”, — ответил кто-то из сотрудников. Я стал говорить с полицейским, который вносил мои личные данные. И вспомнил про свой рюкзак. Боковым зрением я видел, что полицейский в нем копается. Я повернулся и увидел, что он вытаскивает руку из рюкзака, закрывает его и говорит: “Зовите понятых”». 

Когда пришли понятые, началась выемка. Из кармана джинсов Никиты достали сверток в скотче, из рюкзака — полиэтиленовый пакет прямоугольной формы, в котором были еще пакеты. Никита отказался подписать протокол выемки. В протоколе было указано, что в кабинете было два сотрудника полиции, но их было пятеро. Когда понятые вышли, все сотрудники оставались в кабинете с Никитой.

«Давайте замочим его прямо тут»

Студенту предложили написать явку с повинной: признать умысел на сбыт наркотиков в обмен на условный срок. Он отказался.

«Тогда один из сотрудников схватил меня за кофту, прижал к стене и ударил кулаком в живот. От боли я опустился на корточки, — рассказывает Никита. — Оперативник по фамилии Горнеев закурил сигарету, стряхнул пепел на меня и поднес ее к моим глазам. Держал, пока не сжег все ресницы и бровь. Потом он провел сигаретой по моему веку и затушил о кисть моей правой руки. Меня толкнул другой полицейский, и я упал на пол. Он, Горнеев и оперативный сотрудник по фамилии Лазарев стали бить меня ногами, одновременно наступая подошвами ботинок мне на голову».

Когда это прекратилось, по словам Никиты, Лазарев взял пистолет и направил на него со словами: «Давайте замочим его прямо тут». Другой оперативник ударил его три раза в челюсть.

«Горнеев взял со стола лист А4, скомкал его и пытался засунуть мне в рот. Я вырвался и стал просить не бить меня, потому что у меня больные ноги и бронхиальная астма, мне было очень плохо. На это Лазарев взял дубинку и ударил меня по голове. Я начал терять сознание и упал. Горнеев поднял меня за волосы с пола. Вместе с Лазаревым меня повели в туалет. В коридоре сидел следователь по фамилии Кацуба и смотрел в пол. Меня завели в туалет, толкнули на пол и продолжили избивать, требуя все подписать. Потом кто-то из них сказал: “Иди мойся” и пихнул меня к раковине. Я стал смывать кровь с лица и заметил как кто-то из них заткнул слив. Меня взяли за волосы и стали топить в раковине. Я чувствовал, что у меня начинается приступ астмы».

Никиту вернули в кабинет, но вместо ингалятора, который он просил подать из рюкзака, дали выпить «лекарство» — неизвестную жидкость, от которой ему стало только хуже.

Один из оперативников сказал, чтобы Никиту оформляли на «продув» (освидетельствование на состояние алкогольного/наркотического опьянения), и угрожал ему, что, если он что-то сообщит врачам, ему не жить: в СИЗО с ним разберутся.

«Меня не подпускают менты, я не знаю, что делать»

В СПЗЛ (специальные помещения для задержанных лиц) Никита встретился с Денисом. Денис и еще несколько человек из камеры увидели, что он избит. Но в протоколе задержания в графе «состояние задержанного» побои не записали. В журнале доставлений тоже не сделали об этом отметки. 

Когда друзей повезли на медосвидетельствование в травмпункт городской больницы № 79, Никита рассказал врачам, что его избили в ОВД и диагностировал побои: ушиб грудной клетки, коленных суставов, множественные ссадины и гематомы. 

Там ему стало хуже: кружилась голова, повысилась светочувствительность, стало тошнить и в итоге вырвало прямо перед конвоиром. Но этому значения не придали: Никиту отправили обратно в отдел, где он провел ночь. 

Все это время Никита не мог связаться с родителями и сообщить, что его задержали: телефон ему не давали. Только когда студенту удалось продиктовать номер матери одному из задержанных в отделе, тот попросил свой телефон, набрал по памяти и рассказал матери Никиты, что произошло. Была уже ночь. 

Утром Никиту повели давать показания, и он встретился с адвокатом, которую нашли мама с сестрой. От дачи показаний он отказался в связи с плохим самочувствием после избиений и попросил оказать медицинскую помощь: стало хуже. Адвокат вызвала ему скорую помощь. Но врачей не пустили в отдел по указанию руководителя ОВД, решившего, что вызов скорой — это уловки адвоката.

Сотрудник скорой сделал в карте вызова отметку, что «больного нет на месте». Родственникам Никиты он сказал: «Меня не подпускают менты, я не знаю, что еще делать». 

Однако судья вынесла неожиданное решение для меры пресечения по части 4 статьи  228 УК РФ (незаконные производство, сбыт или пересылка прекурсоров наркотических средств или психотропных веществ) — домашний арест. Она сочла доводы следствия о сбыте наркотиков недостаточными. 

«Думали, что следствие разберется»

Никита вернулся домой и сразу уснул — на 12 часов. Когда проснулся, светочувствительность стала очень сильной, тошнило, кружилась голова. Ему вызвали скорую с подозрением на сотрясение и госпитализировали в Первую Градскую больницу. 

Там он пробыл 10 дней с черепно-мозговой травмой и ушибами грудной клетки и коленного сустава. 

«Когда я вышел из больницы, мы с родственниками не стали бить во все колокола только по той причине, что у нас всю жизнь было положительное отношение к тому, как работает система. На самом деле мы с ней просто не встречались и думали, что следствие разберется», — рассуждает он.

Подозревать, что ситуация ухудшается, Никита и его семья начали, когда в отделе появилась справка от участкового Пресненского района (почему-то с фамилией участкового из другого района — Донского) якобы о жалобах соседей на аморальное поведение Никиты и употребление им наркотиков и алкоголя. 

«Эта справка была подделана. В следующий раз была такая же справка, только сделана по Донскому району: ее якобы выдал этот же участковый. Но с другой подписью. Через несколько лет мама нашла этого участкового, он уже был в отставке. На записи разговора с ним (есть в распоряжении редакции. — Прим. ТД) он говорит, что никогда не писал таких справок, не знает, кто я, и что якобы в следкоме делают такие справки, чтобы “пропихнуть” дело», — рассказывает Никита.

В итоге в июне 2017 года обвинение запросило для Никиты 12 лет колонии строгого режима за умысел на сбыт в крупном размере. При этом, кроме изъятия наркотиков в отделе полиции, ничто не подтверждало версию следствия: дома у Никиты ничего не нашли, на телефоне и компьютере тоже.

Ходатайство о проведении экспертизы отпечатков пальцев с обнаруженных свертков следствие отклонило без объяснений.

27 июня 2017 года Никиту признали виновным и присудили к семи годам колонии строгого режима. Из суда он уехал в СИЗО-3 на Пресне — ждать итогов апелляции.

«Я думал, что второй суд-то точно разберется. В СИЗО я познакомился с Андреем Евгеньевым, бывшим журналистом телеканала “Звезда”. Он попал в точно такую же ситуацию с этим же полицейским. Андрея задержали у метро “Октябрьское поле” Горнеев и компания, тоже били в отделе и подкинули ему гашиш за отказ сотрудничать. Но у Андрея были знакомые из прессы, которые могли поднять эту историю. Благодаря нему появились сюжеты “России-1” и RT про меня и мое дело».

Иллюстрация: Анна Саруханова для ТД

«Бастрыкин взял дело на контроль. Ничего не произошло»

Апелляция оставила приговор без изменений. Никита уехал в колонию города Донской Тульской области в декабре 2017 года. 

В апреле 2018 года журналисты сняли про Никиту сюжеты. В управлении собственной безопасности МВД организовали проверку, которая подтвердила, что права Михеенко были нарушены. 

13 августа 2019 года мама Никиты обратилась в «Комитет против пыток». В результате общественного расследования, в ходе которого правозащитники проводили опросы и собирали доказательства, они пришли к выводу, что Михеенко действительно подвергся пыткам, а государство (органы СК, в частности) проводили неэффективное расследование этого факта, рассказывает представляющий интересы Никиты юрист Петр Хромов.

 После этого и.о. главы следственного управления СК по Москве Сергей Ярош пригласил маму Никиты на личный визит. В кабинете с Ярошем были его заместители. Мать Никиты им показала доказательства избиений. Ярош извинился перед ней за работу Следственного комитета и попросил секретаря в ее присутствии возбудить уголовное дело о превышении должностных полномочий по статье 286 УК РФ (председатель СК Александр Бастрыкин взял дело на личный контроль), забрать все материалы из Хорошевского следственного отдела и передать в следственное управление по ЮВАО. 

Но Никиту не признали потерпевшим, якобы потому что не был установлен вред его здоровью, несмотря на зафиксированные у судмедэксперта побои, справку из больницы, где Никита был с сотрясением мозга, и заключение психолога о нанесенном моральном вреде. Ему присвоили статус свидетеля. 

Следователь СУ по ЮВАО Александр Зацепин уверял мать Никиты, что у него уже пять томов по делу, что оно почти в суде. Но в итоге это дело закрыли. 

«Когда это дело прекратили первый раз якобы из-за отсутствия состава преступления, следствие обосновало решение тем, что полицейские из Щукинского ОВД прошли полиграф и дают показания. Что не применяли насилие. Однако есть позиция Верховного суда РФ, что полиграф — это спорный метод, не может являться доказательством и его данных недостаточно для принятия окончательного решения», — рассказывает Петр Хромов.  

В практике «Комитета против пыток» дело Никиты Михеенко — единственное, где человека так долго не признают потерпевшим, и законных объяснений этому нет, добавляет правозащитник: «Следователю якобы неизвестно, кто является потерпевшим, хотя именно Михеенко является заявителем по данному делу, именно ему преступлением был нанесен физический и моральный вред».

«В 2016 году меня пытали и избивали, с 2017 года я отбывал срок в колониях, а с 2018 года меня не признают потерпевшим по заявлению о преступлении, которое я же подал, — говорит в свою очередь Никита. — Когда Бастрыкин взял дело на личный контроль, я думал, что теперь оно сдвинется. И что произошло? Абсолютно ничего, вообще ноль». 

С ноября 2019 года по настоящее время дело прекращали четыре раза — следователь Зацепин выносил каждый раз одно и то же по содержанию постановление. Вместе с юристом «Комитета против пыток» Михеенко неоднократно обжаловали отказ в признании Никиты потерпевшим, но далее — прекращение уголовного дела.

Наконец в суде общей юрисдикции приняли в рассмотрение кассационную жалобу на приговор самому Михеенко. Никаких фактов о сбыте суд не нашел: ни весов, ни скотча, обыски ничего не выявили, никаких показаний. Статью переквалифицировали с умысла на сбыт на хранение и изменили срок с 7 лет колонии строгого режима на 4 года и 6 месяцев в колонии общего. 

«Я бы не хотел, чтобы мои дети рождались здесь»

Никита много читал и сначала вел счет прочитанному, но потом потерял записи. Работал на пошиве, собирал обувь. Когда один из заключенных показал Никите решение суда, где ему отказывают в УДО с формулировкой «своим хорошим поведением вводит сотрудников колонии в заблуждение», понял, что он тут надолго. 

В июне 2020 года Никиту перевели в колонию в городе Новомосковск Тульской области. И только 5 октября 2020 он вышел на свободу условно-досрочно. 

«Раньше я слышал, что у нас иногда жестят суды, что жестоко задерживают митингующих, — делится Никита. — Я не смотрю ТВ, но периодически в государственных СМИ проскальзывала информация, например, о митингах, и было ощущение из этих сюжетов, что все в пределах нормы, ничего страшного с задержанными не происходит, а если и происходит, то по их вине. О подбросах наркотиков я раньше думал так: подбрасывают, когда есть стропроцентная информация, что человек наркоторговец, но его не могут за руку поймать. Это бред, так делать нельзя, но я думал, что технология такая. Оказалось, что все совсем не так». 

Друг Никиты Денис продолжает отбывать срок в колонии. Он признал хранение наркотиков, прошел курс реабилитации, ходил к наркологу, к психологу. Ему дали 8 лет колонии строгого режима. 

Никто из пытавших Михеенко до сих пор не понес ответственность. Лазарев продолжает работать оперативником, а Горнеев даже пошел на повышение и стал начальником уголовного розыска в ОМВД Щукино.

В уголовном кодексе нет отдельной статьи о пытках и ответственности за них. Обычно дела в отношении силовиков возбуждаются по статье о превышении должностных полномочий с применением насилия. Но в 50% случаев судьи назначают за это условные сроки. И в целом за последние 10 лет силовики оправдывались в 4% случаев, — это почти в 10 раз больше, чем по делам других категорий.

В марте 2020 года, пока Никита еще находился в колонии, Андрей Евгеньев, после освобождения вернувшийся к журналистской работе, привлек внимание к фото Вячеслава Горнеева, на котором тот веселился в морге вместе с подчиненной на фоне трупов. После этого Горнеева уволили «за совершение проступка, порочащего честь сотрудника органов внутренних дел».

Никита не успел закончить университет. Теперь он хочет восстановиться, завершить образование и дождаться решения ЕСПЧ.  Жалоба в международный суд на нарушение статьи 3 Конвенции (о запрете пыток) была направлена юристами «Комитета против пыток» 18 июня.

«Не поймите меня неправильно, если у вас есть дети, — говорит Никита про свое будущее. — Но я бы крайне не хотел, чтобы мои дети рождались здесь и с ними могло бы произойти что-то подобное. Если это случилось со мной, это может случиться с любым. Скоро мне будет 27 лет, и я не думаю, что до моих 50 лет в России произойдут какие-то значительные изменения. Либо ничего не изменится,  либо изменится, но очень серьезной ценой. Я не желаю в этом участвовать».

Для того, чтобы пострадавшие от насилия силовиков не оставались одни в попытках восстановить справедливость, «Комитету против пыток» нужна ваша поддержка. Пожалуйста, подпишитесь на пожертвования организации. Любая сумма поможет бороться за права потерпевших дальше. 

Сделать пожертвование

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!