Я вижу море
Анна Межова — известная в Оренбурге общественная деятельница. Она основала фонд «Сохраняя жизнь», отстаивала права детей, переживших сексуализированное насилие и жестокое обращение. Не боялась поднимать острые, табуированные темы и вступать в конфликты с местными властями, когда дело касалось интересов ее подопечных
На Анне зеленое худи с капюшоном, темно-русые волосы забраны в пучок, лицо заливает солнце из окна напротив. Мы разговариваем с ней по видео. Я — в Москве, Анна — в Черногории. Она переехала туда с мужем в январе 2023 года, оставив работу в фонде «Сохраняя жизнь». Работу, которая стала делом ее жизни.
«Я была в тяжелом эмоциональном состоянии и просто хотела на море, — рассказывает Анна. — Первые несколько месяцев я делала формальные дела, приходила к морю и сидела, смотрела. Пыталась понять, как мне жить дальше, как собрать себя и что мне делать с тем, что я не могу изменить».
Движение против абортов
Анна Межова родилась в Оренбурге в 1976 году. Ее мама и бабушка были педагогами, поэтому карьерное будущее самой Анны было предопределено. В детстве она не сопротивлялась такому решению: играла в школу, готовилась стать преподавателем. Но в итоге поступила на физико-математический факультет, чтобы в будущем развиваться в программировании.
Во время учебы Анна заинтересовалась психологией и решила получить второе высшее. После университета она пыталась устроиться на работу в школу, но не получилось: «везде сидели бабульки», которые не давали развития молодым кадрам.
Анна вышла замуж, родила ребенка и стала работать дизайнером — сначала в найме, а в 2004 году открыла рекламное агентство. Бизнес развивался хорошо, но через пару лет Анне стало скучно в привычной рутине. С мужем они развелись.
В это же время Анна периодически лежала в гинекологических отделениях. Там, по ее воспоминаниям, почти всегда были две категории женщин: те, кто «приходили на несколько часов, делали аборты и уходили», и те, кто не мог выносить ребенка.
«Последние рассказывали, что имели опыт ранних абортов и теперь не могут выносить детей. Они там лежали, страдали, а я думала: люди, наверное, не понимают, что есть причина [аборт] и вот последствия [невозможность выносить ребенка], — вспоминает Анна. — Тогда я решила провести какую-то информационную кампанию против абортов — я же как раз занималась рекламой. Собственно говоря, почему [появилось название фонда] “Сохраняя жизнь”? Потому что мы сохраняли жизнь».
В 2008 году вокруг информационной кампании Анны образовалась группа волонтеров. Они распространяли информацию о ней в соцсетях. Со временем у движения появился сайт — в команду «Сохраняя жизнь» пришел волонтер, который вызвался заняться этим вопросом. Впоследствии он стал мужем Анны и техническим специалистом фонда.
«Ваш ребенок умирает, поэтому давайте выберем другого»
Работа инициативной группы быстро получила отклик в соцсетях, и с позицией Межовой были согласны далеко не все. Некоторые комментаторы предлагали Анне съездить в детский дом и посмотреть, как там живут оставленные родителями дети. «Мне писали: “Пусть уж лучше женщина аборт сделает, [чем отдаст ребенка в детский дом]”».
И Анна поехала. Собрала игрушки и впервые в жизни отправилась в детский дом.
«Для меня эта поездка стала шоком, я ожидала совсем другое увидеть, — рассказывает о своих впечатлениях Анна. — Да, ремонт там был лучше, чем у меня в квартире. Но в центре одной из красивых комнат в большом манеже сидели дети, а рядом нянечка читала какой-то детектив. Дети были заняты сами собой: один спал, второй лупил по голове резиновым молотком третьего ребенка, который никак не реагировал на это. Четвертый доставал из памперса какашки и размазывал их. Меня это шокировало. Дети все тянули к нам руки, но сотрудники запретили их брать, потому что они якобы привыкнут и будут проситься постоянно».
Анна была растеряна и не понимала, чем можно помочь малышам, которые оказались в детском доме. Тогда она решила помочь хотя бы кому-то одному и предложила мужу усыновить ребенка. Все ее ожидания от процедуры усыновления — например, надежда на то, что специалисты помогут и будут направлять их во время всего пути, — не оправдались.
«Это было 12 лет назад, до эпохи изменений в сиротской сфере. Я ожидала встретить в системе помощь, а нас везде пугали, ругали, говорили, что мы не подходим. Сами поиски ребенка были сложные: нам говорили, что все дети в сиротских учреждениях больные, которые чуть ли не завтра умрут. Рассказывали, что ребенок задушит нас подушкой, когда вырастет. Кроме этого, у детей даже не было нормальных анкет: описания на сайте сильно расходились с реальностью. Однажды нам принесли фотографию, на которой был черно-белый скан уха ребенка — и все».
В итоге Анна с мужем сами нашли восьмимесячную девочку. Но малышку положили в больницу из-за плохих анализов. Семье позвонили и сказали: «Ваш ребенок умирает, поэтому давайте выберем вам другого». Оказалось, что мочу на анализ девочки собирали устаревшим методом: ребенок помочился на тряпку, а затем ее выжали в контейнер для сбора биоматериала. Как выяснила Анна, на руках няни, которая проводила все манипуляции, была инфекция, поэтому результаты пришли плохие. На деле девочка оказалась здорова, и Межова с мужем наконец забрали ее домой.
О своем пути семья рассказывала в соцсетях, и Анна поняла, что хочет перенаправить работу движения «Сохраняя жизнь»: она решила помогать семьям, которые готовы стать приемными родителями или уже стали ими. Для этого нужно было зарегистрировать волонтерское движение как фонд. Так в 2013 году в Оренбурге появился благотворительный фонд «Сохраняя жизнь».
«Ген проститутки»
«Как-то к нам пришли родители с удочеренной девочкой, — рассказывает Анна. — Они хотели сдать ее в детский дом. По их словам, у девочки был “ген проститутки”: она приставала к приемному отцу. Когда с девочкой стал работать психолог, выяснилось, что ее родной отец напивался и просил делать минет. Мол, если она любит папу, то должна делать так. То есть девочка считала это проявлением любви».
Это был первый кейс сексуализированного насилия, с которым столкнулась Анна. После него стало понятно, что фонд будет помогать пострадавшим и их семьям, потому что этого в регионе не делал никто. Что направление окажется флагманским в фонде, станет ясно позже.
«Я думала, историй о сексуализированном насилии будут единицы, — признается Анна. — Но оказалось, что такого очень много. У нас была группа приемных родителей, и в ней взрослые стали делиться историями. Например, как одну приемную девочку раздевал пьяный собутыльник матери, на другую ложился взрослый мужчина и приставал, потому что перепутал ее с матерью по пьянке. Еще приемные семьи рассказывали, как их дети становились свидетелями пьяных оргий кровных родителей, то есть взрослые при них занимались сексом. Мы поняли, что буквально каждый третий-четвертый ребенок если не подвергался насилию, то наблюдал какие-то сексуализированные сцены».
Кроме этого, Анне начали писать женщины и рассказывать о насилии, с которым столкнулись в детстве. Они говорили о неустроенности в жизни из-за пережитого опыта. Межова также заметила, что в семьях, которые принято считать кризисными, часто встречались женщины, тоже пострадавшие от насилия в детском возрасте. «Так я поняла, что это важная проблема, стала ее изучать и изучаю до сих пор», — отметила Анна.
Она уверена, что масштабов проблемы насилия над детьми не знает никто. В статистику, особенно официальную, попадают только выявленные случаи насилия. Сколько историй остается за пределами общественного внимания — неизвестно.
«Допустим, ребенка, который живет в какой-то не очень благополучной семье, насилуют. На него не обращают внимания дома и в школе. Он, скорее всего, в эту статистику не попадет, потому что никому ничего не расскажет, а взрослые не заметят. Или ребенок, родители которого узнали, что он отправлял кому-то свои интимные фотографии, отобрали у него телефон и в полицию не пошли. Всё, этот ребенок тоже в статистику не попал, — объясняет Анна. — Очень сложно говорить о статистике, когда проблема скрыта и табуирована».
В 2022 году команда исследователей из Консорциума женских НПО, организации «Тебе поверят» и Академии безопасности Ольги Бочковой провела опрос «Сексуализированное насилие над детьми и подростками». Анализ 17 тысяч анкет показал, что около 40% женщин из разных регионов России подвергались сексуализированному насилию в детском и подростковом возрасте.
Согласно результатам исследования, самый уязвимый возраст приходится на период с 6 до 13 лет. В 50% случаев насилие совершают родственники или знакомые мужчины. Почти половина опрошенных никому не говорила о пережитом в детстве опыте. Примерно 20% женщин сказали, что молчали о случившемся, так как сначала не поняли, что с ними произошло. 66% процентов испугались, что им не поверят или их осудят.
«С каждым годом работы с темой сексуализированного насилия у меня растет представление, насколько она сложная, — говорит Анна Межова. — Был определенный круг людей, которые меня поддерживали, писали обо мне, ставили лайки к постам. Но большинство из них говорили: “Да, Ань, ты делаешь правильное дело, мы тебя поддерживаем. Но с нашими детьми этого не случится”. И потом эти же люди приходили ко мне с ужасными глазами, когда выясняли, что у каких-то знакомых или родных ребенок столкнулся с насилием. Так что уязвим каждый ребенок».
«Не было страшно, потому что раньше работали законы»
«Следователь в Оренбурге обвинила жертву изнасилования в том, что она сама виновата. СК начал проверку» — примерно с таким заголовком почти во всех региональных и федеральных СМИ вышла резонансная новость в октябре 2020 года.
Речь шла о старшем следователе Надежде Воробейкиной, которая вела дело о групповом изнасиловании 16-летней девушки. Как писали СМИ, следовательница давила на подростка, довела до слез и обвинила ее в том, что она спровоцировала все, что с ней произошло.
«Я следователя [Надежду Воробейкину] видела, когда мы приехали в следственные органы, — рассказывала психолог фонда “Сохраняя жизнь” Ольга Кастрицина. — Она при встрече с нами сразу начала говорить с позиции силы, давления. На мое высказывание: “Почему вы так себя ведете? У ребенка травма” — она с издевкой в голосе сказала: “Ха-ха, травма?”»
Ситуация осложнялась тем, что одним из обвиняемых оказался родственник оренбургской сенаторки, помощник которой пытался вмешаться в ход дела.
Историю в общественное поле вывела Анна Межова. Она не боялась говорить открыто о сложных случаях, связанных с насилием над детьми. Даже если в деле были замешаны представители органов власти. Это помогло: после широкой огласки проверку начали уполномоченный по правам ребенка в Оренбургской области Анжелика Линькова и региональный СК. Воробейкина получила дисциплинарное наказание, а дело передали другому сотруднику.
В 2021 году произошла еще одна громкая история, которая получила огласку благодаря Анне Межовой. Приемная мама мальчика пожаловалась общественнице на жестокое обращение с детьми в социально-реабилитационном центре для несовершеннолетних «Радуга» в Бузулуке Оренбургской области. Ребенок рассказал, что его и других детей постоянно избивали старшие воспитанники учреждения, которых сотрудники просили следить за порядком.
«Ребенка били за то, что он открыл глаза в то время, когда все должны спать. Били и девочек, и даже малышей. Дети постоянно ходили с травмами, многие хромали», — передала Межова слова мальчика.
После заявления общественницы Следственный комитет начал проверку в центре.
— А вам не было страшно так активно подсвечивать проблемы и если не вступать в прямую конфронтацию с местными властями, то явно доставлять неприятности?
— Тогда мне было не страшно. Потому что раньше работали законы, а местные и федеральные СМИ были готовы поддерживать. Я как раз таки предавала огласке вещи, где закон не срабатывал. Да, сталкивалась с угрозами, но не воспринимала их [всерьез]. Большинство из них были анонимные, но доходили и от понятных адресатов. Например, угрозы от некоторых чиновников. Я не готова сейчас конкретную фамилию называть.
Так или иначе Межовой удавалось балансировать между проявлением активной позиции и сотрудничеством с местными властями. Например, с тем же Следственным комитетом у фонда «Сохраняя жизнь» сложилась практически уникальная региональная практика. Анна с гордостью говорит, что почти все дела, с которыми они приходили в ведомство, доходили до суда. Плюс специалисты организации активно консультировали и сопровождали пострадавших на каждом этапе: помогали составлять заявления, готовили к допросам, подсказывали, как собирать доказательную базу. Да и в целом фонд «Сохраняя жизнь» был на хорошем счету в городе — это была одна из немногих организаций, работающих системно.
В 2020 году Межова даже выдвигала свою кандидатуру на пост уполномоченного по правам ребенка в Оренбургской области, однако в победу женщина не верила и не видела себя на посту чиновницы.
«У меня не было каких-то иллюзий по этому поводу. Я абсолютно не системный человек. Но народ, мои друзья и даже спонсоры фонда говорили: “Аня, ты должна идти, мы в тебя верим, попробуй”». Анна попробовала, но назначения ожидаемо не случилось.
«Тема насилия над детьми встала на паузу»
Начавшаяся в феврале 2022 года СВО усугубила и без того сложную ситуацию в некоммерческом секторе и конкретно в фонде «Сохраняя жизнь». Анна с грустью констатирует, что наработанное со Следственным комитетом сотрудничество в 2022–2023 годах работать перестало: дела не возбуждали, они больше не доходили до суда.
Сорвалось и запланированное на 2022 год открытие реабилитационного лагеря для пострадавших от сексуализированного насилия и их родных. Это должен был быть масштабный для всей страны проект, которым Анна горела последние годы и на который активно собирала пожертвования. Но в изменившихся обстоятельствах главный спонсор отказался выделять деньги на строительство, и планы рухнули.
«Тогда я поняла, что чем дальше, тем хуже. Я больше не могла пробивать стены, как раньше, по одной простой причине: местные СМИ перестали писать о наших темах. А федеральных СМИ фактически не осталось. То есть тема насилия над детьми, по моим ощущениям, встала на паузу, всем стало не до этого», — констатирует Анна.
Межова выгорела и стала чувствовать себя функционером, заполняющим отчеты, гранты и бесконечно налаживающим атмосферу внутри коллектива. В довесок ей стали поступать предупреждения «вести себя потише» — деталей Анна не раскрывает в целях безопасности. Тогда-то и было принято решение уехать жить к морю — то, чего она на самом деле давно хотела. Работу в фонде пришлось оставить. Это далось Анне особенно тяжело.
На вопрос о том, что фонду удалось изменить за годы работы в регионе, Межова отвечает с некоторым сожалением и разочарованием. Когда она находилась в «пузыре» в кругу коллег, приезжала на тематические совещания и мероприятия, ей казалось, что сдвиги в части отношения к насилию над детьми были значительные. Но, возвращаясь в Оренбург, она сталкивалась с другой реальностью.
«Чем дальше от Москвы, тем хуже отношение [к проблеме]. Например, мне писали люди и спрашивали, как помочь подруге дочери, которая рассказала, что ее домогается старший брат. Я посоветовала обратиться к учителю, чтобы тот поговорил с девочкой и семьей. Они так и сделали, но учитель назвал это семейным делом и сказал, что они сами разберутся. Да, ребенок не выглядит плохо, он, может быть, даже улыбается, делает уроки — пока не совершит суицид», — говорит Анна.
Общественное сознание — все еще огромная зона для работы, считает Межова. Другой вопрос — готово ли само общество к этому.
«В жопе мира на горе»
Если к изменениям в обществе у Анны есть вопросы, то сама она изменилась за годы работы в социалке значительно. От антиабортной кампании она отказалась сознательно, потому что поняла, что женщины и так знают о последствиях и переубеждать никого ни в чем не нужно.
Сейчас Анна много выступает с лекциями, ведет свой телеграм-канал и частную практику как психолог — с пострадавшими от насилия, работает с темой детско-родительских и семейных отношений. Среди тенденций последнего времени она отмечает рост преступлений в интернете. Это, например, знакомства взрослых мужчин с девочками-школьницами на сайтах знакомств или выманивание у детей видео и фотографий порнографического содержания.
«У нас в практике была история, когда мужчина встречался с 12-летней девочкой. Тогда мы провели опрос в школе, где училась эта девочка. Там был вопрос: как вы отнесетесь, если ваша подруга будет встречаться со взрослым мужчиной? Начиная с пятого класса девочки писали, что будут ей завидовать. Потому что взрослый мужчина — это человек, который сможет дарить ей подарки, ухаживать. То есть у них нет ощущения опасности. Это как раз говорит о том, что родители с ними на эту тему не беседуют. Это такая подростковая культура, которая рождается сама, без участия взрослых. Сейчас в России идет разговор про семейные ценности, но это совершенно не соответствует тому, что происходит с детьми на самом деле», — рассказывает Межова.
По ее ощущениям, в России наблюдается рост насилия в целом, но в первую очередь семейного. И немалую роль в этом процессе играет СВО. К примеру, Анна уже получала несколько подобных обращений: «Отец семьи ушел на фронт, мать много работает, и ребенок много времени проводит дома один. Заходят какие-то соседи и начинают домогаться и запугивать ребенка, что, если он кому-то скажет, папа разозлится, вернется с СВО и сядет в тюрьму как дезертир».
Другое направление просветительской работы Анны — написание книг. Первую книгу для родителей «Взрослые + дети = ?» она уже выложила на Boosty и получила хорошие отклики.
«Мне писали родители, что после прочтения книги заметили, как сосед постоянно разговаривал с их ребенком, пытался поправлять бретельки на сарафане, отряхивать платье и говорил: “Ох, ну что же ты вся испачкалась, давай я тебя тут отряхну, здесь поправлю. Ой, вот какая ты красотка теперь, приходи ко мне чай пить, я тебя конфетами угощу”. Может быть, сосед ничего плохого и не имел в виду, но родители обратили внимание и взяли ситуацию под контроль».
Сейчас Анна пишет вторую книгу — уже для детей. Она должна выйти в марте.
* * *
Анна говорит, что сейчас чувствует себя значительно лучше по сравнению с первым временем жизни в Черногории. Однако ей не хватает отклика на ее работу.
«Мне помогает море. Я вот сижу и на него смотрю. Хотите, вам покажу тоже? — спрашивает она меня и разворачивает камеру компьютера к окну, из которого отчетливо видно лазурное море, бликующее на солнце. — Правда, мы живем в жопе мира на горе. Муж говорит: “Дался тебе этот вид”. А для меня это важно. Да, мы приходим домой запыхавшиеся, у нас языки на бок, зато я вижу море. Даже в плохую погоду».
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам
