Их компас земной

Верхотурье называют «дедушкой уральских городов». Он был воротами Сибири. Потом стал административным, духовным и даже исправительным центром Урала. Но сегодня это лишь крохотный городок на краю Свердловской области. Здесь есть самый маленький в России кремль, два монастыря и невероятное количество памятников архитектуры, с которыми связаны легендарные истории. Но добраться сюда без своего транспорта сложно, поэтому и поток туристов не превышает 70 тысяч человек в год. Многие верхотурцы с таким положением дел не согласны. Современный купец Никита Зеленюк, настоятель Свято-Троицкого храма отец Владимир Иванов и руководитель театра-студии «Град» Дмитрий Вершинин пытаются вернуть своему городу былую славу

История в фотографиях

Все свои, все рядом

Поезд в Верхотурье пришел ближе к ночи. Вокзал был пуст, номера такси, предложенные интернетом, недоступны. Мы мыкались по пустому зданию, как вдруг из темноты выступил охранник. Удивился, что мы приехали «сами по себе» и по «вопросу культуры». Потому что в Верхотурье поездом, как правило, ездят две категории граждан: паломники и жены и матери тех, кто сидит в местной тюрьме.

О том, что этот городок — центр православия на Урале, говорят много, но есть и другой поворот. Если первая церковь в городе была основана в 1599 году, то первое место заключения появилось еще раньше. И кто только не томился в этих застенках: царские невесты, контрабандисты, оппозиционеры всех времен, узники ГУЛАГа и даже ни в чем не повинные дети, попавшие в колонии «за отцов». Три века подряд духовный и пенитенциарный центры развивались параллельно. После революции монастыри перепрофилировали в исправительные учреждения. И только спустя 70 лет все встало на свои места: верующим вернули церкви, а нарушителям закона осталась колючая проволока.

Рядом с Верхотурьем, в поселке Привокзальном, находится исправительная колония № 53. Именно в нее едут матери, жены, сестры. Добраться до места этим женщинам помогает таксистка Оксана — она и согласилась нас отвезти в город. По дороге сокрушалась о доле русских женщин:

— Десять лет их вожу и все не могу привыкнуть: сходят с поезда с такими сумками, что от земли оторвать невозможно. Откусывают от своих пенсий, от зарплат, от детей — тянут и тянут годами. А потом их мужики выходят и в момент забывают все хорошее. Сидят-то тут в основном за наркотики…

— Вам не страшно так вот, по ночам, ездить одной рядом с колонией?

— Нет. У меня и баллончик газовый есть, и шокер. Но ни разу ими не воспользовалась. Городок у нас маленький, тихий — половина знакомых, половина родственников. У меня пять братьев и сестер — все живут тут, в Верхотурье. Все свои, все рядом. И в большой город мы не хотим. Воздух у нас тут особенный.

По дороге к оборотню

Об особенном воздухе Верхотурья шла речь и ранним утром в гостинице для паломников при Свято-Николаевском мужском монастыре, том самом, где до 1987 года располагалась колония для несовершеннолетних. Сегодня об этом почти ничего не напоминает. Территория монастыря утопает в зелени, большинство строений отреставрировано, а в здании, где раньше жили заключенные, теперь гостиница для паломников. Условия аскетичные, но и цена символическая: койко-место стоит 250 рублей в сутки без питания и 400 рублей со скромными обедом и ужином.

В сестринской келье — это полтора десятка кроватей в два ряда — после утренней службы сам собой завязался разговор о том, кто какими путями пришел в Верхотурье. Мою соседку привела сюда болезнь суставов. По преданию, местный святой Симеон Верхотурский помогает страждущим в исцелении ног и глаз. Другая паломница до сих пор не может оправиться от последствий коронавируса и страдает от одиночества. У третьей депрессия после смерти дочери: та приходит к матери во снах и просит не топить ее на том свете слезами. На работе измученной женщине посоветовали обратиться к психологу. Но психолог — это дорого и долго. Кто-то подсказал, что можно попробовать съездить в Верхотурье.

Все это они рассказывали полушепотом, а я слушала и думала, что меня сюда привело тоже своего рода чудо. Два года назад в Екатеринбурге на выставке мы познакомились с молодым предпринимателем Никитой Зеленюком. Тогда ему было 26 лет, а в 22 года он придумал проект «С Верх мы». Идея была в том, что трое молодых людей — мыловар (это сам Никита), православный священник и актер объединились, чтобы продвигать свою малую родину. Сделали креативную карту городка — 350 тысяч на производство собрали с помощью краудфандинга. Карта вышла действительно крутая: нарисована с юмором, отражает легенды и мистические истории. И туристы могут посмотреть город, составив личный маршрут. Допустим, сходить в гости к оборотню: местные верят, что много веков назад получеловек-полузверь был заточен в подземные ходы Верхотурья. Или поискать в Верхотурье мимимишных альпаков. Или собрать фотоколлекцию бывших купеческих лавочек, памятников, церквей.

Люди, что сбрасывались на этот проект, увлекались — и многие ехали уже сюда сами. О проекте заговорили в соцсетях. А команда «С Верх мы» тут же предложила им серию театрализованных экскурсий, делилась секретами мыловарения, угощала купеческими кренделями. Даже выпекали особенную пиццу — ее рецепт Никита привез из Италии. Короче, осенью 2021 года у энтузиастов Верхотурья жизнь бурлила и планов было громадье. Казалось, что так будет всегда.

Ни пробить, ни обойти

За два года, что мы не виделись, Никита заметно возмужал: женился (привез в Верхотурье девушку из Екатеринбурга), скоро впервые станет папой. Это его новое положение отражается на лице. Я сказала ему про эту перемену.

«Я подустал, — согласился Никита. — Тяжело бороться с ветряными мельницами. Кусаться, толкаться. В нынешней ситуации Россия — это про выживание. В юности выезжаешь на задоре. А с возрастом запал уходит, больше не хочешь биться лбом о стену».

Мы долго говорим о том, что случилось. Чтобы развиваться, молодому предпринимателю нужна не только инициативная группа, но и поддержка со стороны государства. А наше государство поддерживает только традиционные рамки истории — и в последние годы эти рамки стали толще. Превратились в стену, толстую и длинную — ни пробить, ни обойти.

— Получается, идею возродить Верхотурье вы бросили?

— Нет. Сосредоточился на реальном. На первый план вышла семья — это то, что я могу выстроить сам, на что могу влиять. Дальше есть бизнес-идеи. Все они связаны с Верхотурьем. Я хочу создать фамильный бренд: наше мыло очень достойного качества. За два года я занял свою нишу на рынке, но теперь хочу выйти в премиум-сегмент. Для этого учусь на парфюмера, будем предлагать гостям города интересные ароматы. Моя жена — керамист. Люди любят ее посуду. И все это будет объединено под брендом Zelenyuk. На этой земле наша фамилия известная, мои предки много сюда вложили.

Железная леди Верхотурья

История семьи Зеленюк на Урале начинается в 1956 году, когда в эти края прислали нового директора детского дома, Георгия Ивановича. Бухгалтер по образованию, он обладал хорошими организаторскими способностями и был, как говорят в народе, поцелован богом. Несколько раз во время войны Георгий, тогда подросток, сбегал из оккупационных лагерей — чудом выжил, добрался до своего села.

После училища ему доверили руководить детским домом в Черкасской области. После отправили поднимать подобный детский дом в Свердловскую область, в поселок Таватуй. А оттуда, уже с семьей, перевели в детский дом в деревне Заимка, в восьми километрах от Верхотурья.

В 1970 году к нему на работу поступила выпускница серовского педучилища Татьяна. Между ней и сыном директора Зеленюка завязалась дружба, а потом и любовь.

Татьяна Алексеевна — бабушка Никиты и женщина, которую в Верхотурье знают все. Именно благодаря ей в Заимку вернулась жизнь: в конце восьмидесятых детский дом в деревне забросили и вспомнили только в 1992-м. Директором стала Татьяна Зеленюк.

На старом месте выросло принципиально новое образование — детская деревня. Опыт руководительница подсмотрела в книгах западных педагогов: предполагалось, что дети будут собираться по крови или по возрасту в семьи. У каждой такой семьи (по семь — десять человек) будут свои «родители» — два воспитателя, и свой дом — деревенская изба с огородиком и домашними животными.

Все члены семьи, как и в обычной жизни, имели свои обязанности: ухаживали за животными, сажали огороды, помогали в избе-столовой, готовили семейные и деревенские праздники. Передвигаться по деревне можно было свободно: дети пасли коров, шефствовали над одинокими деревенскими бабками. Тех, кто постарше, устраивали на предприятия подсобниками. Иногда кто-то пытался сбежать, но те, кто побывал в других детских домах, понимали, что жизнь за высоким городским забором не идет ни в какое сравнение с Заимкой.

Никита здесь вырос.

«Меня звали Никитос Домашний. Все мои друзья были из детдомовцев. И у меня было очень классное детство. Мы дрались на самодельных мечах, играли в карты на круглые соленые крекеры и сидели на крыше прачечной — ели с веток черемуху и вели разговоры о жизни, — вспоминает Никита. — У каждого ребенка, у которого родные пили или жестоко с ним обращались, была своя легенда, в которую он верил. И эти по сто раз пересказанные легенды мы и слушали».

Недостаток родительской любви старались компенсировать не только воспитатели, которых тщательно отбирала Татьяна Алексеевна, но и дедушка Никиты Анатолий Григорьевич. На летних каникулах он брал детдомовцев на работу, в гараж: учил чинить машины. Если замечал, что у кого-то получается, пристраивал в помощники и даже выбивал детдомовцу зарплату. После такой науки многие его ученики ушли в профильные колледжи, а потом на уральские заводы. В отпуск приезжали в Заимку, к Зеленюкам.

«Через наш детский дом прошло около сотни ребят. Если я скажу, что у всех моих друзей все сложилось хорошо, совру, — рассуждает Никита. — Кто-то, конечно, начал пить, кто-то погиб. Но если брать картину в целом, она гораздо лучше, чем у выпускников обычных детдомов. И у тех нет места притяжения, а у наших оно было. Мой друг детства Юра, к примеру, работал под руководством дедушки несколько лет. И когда выпустился, чуть ли не каждую неделю звонил: “Как там Анатолий Григорьевич?” Наша деревня была его домом, мой дед заменил ему отца. Как и мне, как и многим другим детям. Когда он ушел, мы осиротели».

Анатолий Григорьевич не пережил пандемию. В память о нем осталась идеальная широкая дорога от Верхотурья в Заимку; сложившиеся судьбы его названых внуков и письма к нему, уже ушедшему, в дневнике Никиты. При жизни они не так уж много разговаривали — это было как-то не по-уральски.

На посту директора детского дома Татьяна Зеленюк пробыла 11 лет. В конце девяностых стала депутатом областной думы, вошла в команду уважаемого на Урале губернатора Росселя и начала заниматься развитием тогда пришедшего в упадок Верхотурья.

«Фундамент того, что мы видим в городе сегодня, всех этих реконструкций, заложила бабушка, — говорит Никита. — Сейчас ей 71 год, она на пенсии. Живет в Заимке, по-прежнему переживает за дела детского дома. Он работает, но поскольку страна поменялась, то и внутри него система поменялась — нам со стороны кажется, что раньше у воспитанников было больше самостоятельности, они больше понимали про жизнь, к которой их готовят. Поэтому бабушка, конечно, очень эмоционально на все это реагирует. Но она не сидит без дела — интегрировалась в мою жизнь, в мои проекты. Причем порой настолько, что доходит до конфликтов, — Никита смеется. — Ну на то она и железная леди Верхотурья».

* * *
После учебы в Уральском федеральном университете Никита вернулся в Верхотурье осознанно — тянуло, скучал, каждый вечер созванивался с бабушкой и дедушкой, по ночам снилась детская деревня.

Сперва устроился в местный кинотеатр — и начал искать что-то еще, динамичное, для молодых. Но ничего не было. Город был погружен в древнерусскую тоску. Надо было что-то с этим делать.

— Я жил тогда в Заимке, там не было интернета. И я волей-неволей стал читать книги по истории Верхотурья. И делал открытия: «Бабушка, а ты знаешь, что раньше тут делали крендельки? А кожевенное производство? А легендарное верхотурское мыло?!» Так и родилась идея возрождения купеческого Верхотурья. Я поднял архивы, опросил местных бабушек и восстановил рецепт мыла — дело там было в козьем молоке. И начали его продвигать через историю города. Дмитрий Николаевич, актер, представлял меня на экскурсиях верхотурским купчишкой со своим мыльным, а теперь и свечным «заводиками». С проектом «С Верх мы» я стал ездить на конкурсы, продвигал нас везде, где можно, — и к нам потянулись люди.

— А сейчас?

— Едут и сейчас. Но я уже не верю, что одним рычагом можно перевернуть мир. Поэтому план пока такой: доучусь на парфюмера, буду развивать направление товаров премиум-класса. И возможно, когда-то смогу себе позволить привести в порядок хотя бы одно старинное здание в центре Верхотурья. Открою там лавочку, выставлю свой товар — и буду по-купечески счастлив.

Так и спасемся

В том же 2017 году, когда Никита вернулся домой, в городок приехал и новый настоятель Свято-Троицкого собора отец Владимир Иванов. По первому образованию радиотехник. В свободное от работы время он бегал на лыжах в Екатеринбурге, тренировался на биатлонном стрельбище.

И когда замерзал, заходил погреться в храм по соседству. Потом Иванов отправился в поход с молодыми православными людьми — среди них были физики, математики, химики, многие с научными степенями. Это и стало отправной точкой погружения в православие и пути в духовную семинарию. А после ее окончания случился самый насыщенный в жизни Иванова год: свадьба, рукоположение в священники, переезд в Верхотурье, назначение настоятелем самого древнего храма на Урале.

«Приехал я в Верхотурье по послушанию, а оказалось, нужно поднимать непаханое поле», — говорит отец Владимир.

Молодой священник начал знакомиться с местными жителями. Одним из первых позвонил Никите, пригласил на встречу в храм. Никита не отказался. И та беседа оставила в его памяти неизгладимое впечатление.

«Я не верю в бога. Ну не понимаю, как может существовать бог при таком количестве несправедливости вокруг. Потом я несколько месяцев жил у друга в Италии, знаком с католичеством — там все основано на том, что жизнь дана человеку для радости, а в православии нужно постоянно страдать. Вот это все я и говорил отцу Владимиру в стенах храма. И ждал, когда он достанет ложку и треснет меня, безбожника, по лбу! — смеется Никита. — Но отец Владимир оказался “трушным” батюшкой — глубокий, добрый человек. Мы поспорили, посмеялись и стали друзьями. Он хочет возродить Верхотурье, я хочу — дорога у нас одна. А взгляды могут быть разные».

«Трушный» батюшка оказался горазд на нестандартные решения. Ролик, где отец Владимир рассекает на лыжах в подряснике по Верхотурью, собрал миллионы просмотров. О Верхотурье снова заговорили — поехали журналисты и путешественники.

Затем священник купался в реке Туре — «боролся с выгоранием». Теперь строит дом, учится класть блоки и осваивает сварочный аппарат — тоже хороший повод для ролика.

Но помимо «промо» отец Владимир занимается вполне конкретными вещами: помогает нуждающимся и многодетным. Придумал «Зарядку с батюшкой», приглашал местных в киноклуб — хотел, чтобы молодые люди объединились для добрых дел. Но эти проекты не нашли отклика среди местного населения. Отец Владимир опечалился, но не сдался — включился в разработку нестандартных экскурсий по Верхотурью, помогал Никите делать ту самую креативную карту города и многое другое.

Мы приехали к отцу Владимиру в обед: до этого у него была служба, после — стройка. У Ивановых трое детей, а живет семья в стареньком домике, купленном еще в 2017 году. Отец Владимир на условия не жалуется, но со стороны и так все понятно.

Новый дом пока обозначен стенами, священник сидит в рабочем комбинезоне на кирпичах, в кудрявых волосах — засохшие капельки цемента. По виду — итальянский рабочий. Я замечаю, что такой снимок тоже был бы кстати для дела продвижения православия.

«“Продвижение” звучит как плакаты вдоль дороги: “Приходите креститься! Церковь там”. Нет, так это не работает, — говорит он. — У человека к Богу должен сложиться путь. Душа должна потребовать. Я перед крещением спрашиваю: “Зачем вам это, чего ищете?” Мы же не конвейер по производству православных. И потом тратить время попусту мне некогда: надо бетон месить, и кирпичи класть, и чинить то, что у нас сыплется бесконечно. Вот трапезную у храма делали-делали, а в итоге оказалось, что перекрытия гнилые, — теперь хоть все закрывай. Так и живем».

Недалеко от дома Ивановых есть смотровая площадка, которую отец Владимир сделал сам. С нее открывается завораживающий вид на город. Оттуда он и рассказывает немногочисленным пока гостям о православном Верхотурье.

— Главная моя боль — это состояние Верхотурья. Духовный центр Урала превратился в нечто непонятное.

— Но подождите, идет же ремонт, улицы, площадь…

— Идет. Лестница меняется на лестницу, газон на газон. Есть, конечно, и позитивные моменты. Но в корне ничего не меняется. У нас, например, нет современного путеводителя по Верхотурью. Никита — да, сделал карту для молодежи. Но на данный момент и ее нет в продаже. Я бы и рад взяться, но постоянно занят экономикой, хозяйственными делами, юридическими вопросами. Вот у нас захоронен протоиерей Петр Арефьев. Ему посвящена памятная доска на храме, ордена у него, медали, заслуженный батюшка. Но могила его обложена гнилыми кирпичами, крест истлел. Надо все поправить — а это опять время, силы и деньги, которые еще где-то найти надо. Вся проблема Верхотурья в том, что при таких интересных исторических местах мы не можем собрать людей, которые бы все двигали. А людей должно быть много, и между ними должно быть взаимодействие.

— И что сделать, чтобы ситуацию изменить?

— Надо не ситуацию менять, а себя.

То, чего не может быть

Третий сподвижник Никиты — актер и руководитель театра-студии «Град» Дмитрий Вершинин. С ним мы встречаемся в самом маленьком в России кремле. Театр находится именно здесь — в старинных стенах пахнет лаковым деревом, яблоками и будто бы духами из прошлых веков. При этом течет обычная закулисная жизнь: люди пьют чай, гримируются, обсуждают городские новости…

Дмитрий Николаевич и Никита познакомились, когда Зеленюк был еще школьником. Вершинин организовывал городские праздники, Никита — на подхвате. Спустя годы они встретились и придумали формат, в котором об истории Верхотурья рассказывает не академический экскурсовод, а главный человек любого города — дворник. В данном случае — Семен Ионыч. Он встречал «анпираторских» особ, помнит кучу легенд и исторических анекдотов. А если надо, может и провести урок этики для оторвавшихся от русской старины гостей. На то он и дворник.

Формат прогулки с Ионычем туристам, что называется, зашел. Гости стали собираться в группы и приезжать уже «на Ионыча». И многие удивлялись, узнав, что Вершинин окончил не театральный вуз, а Верхотурское духовное училище.

«То, что я актер, понял чуть ли не в пять лет. Мама много работала и оставляла меня на попечение соседки. Та была колоритная старуха лет восьмидесяти. На праздники клеила себе усы, бороду, надевала мужской кафтан и становилась ямщиком. К дому подъезжала тройка, и мы на этой тройке с бубенцами объезжали ее соседок, таких же удивительных старух. Все, что происходило в их среде, меня, ребенка, захватывало. Это первое яркое воспоминание, — рассказывает Вершинин. — А второе — крещение. Представьте серый уральский городок, трубы заводов, однотонные пятиэтажки. И вдруг бабушка ведет меня в храм. Открывается дверь и — мне бьет по глазам! Золотая риза играет на солнце, одежды у святых яркие, нарядные, камни, золото. Господи, откуда у нас такая красота?! Я все крещение провел как завороженный. Полюбил церковь и люблю до сих пор. Хотя иногда — да, срываюсь. Характер-то у меня как у Гришки Распутина — во-от такой размах…»

Говоря про характер, Дмитрий Вершинин имеет в виду историю, когда его отчислили из духовного училища, куда он пришел по своей воле после службы в армии. Но во время учебы его угораздило влюбиться в «черноокую цыганку» и понестись на всех парах навстречу любви. Духовники поняли, что такого в монастырских стенах не удержать, — Вершинин ушел. Но ненадолго — друзья по училищу попросили руководство принять верхотурского «Распутина» обратно: с ним было веселее.

«Отучился я хорошо. Но в монастыре не остался: хотелось жизни. Поехал в Екатеринбург, работал на православном радио, учился у театральных педагогов. Но тянуло домой. И когда отец Филипп, настоятель мужского монастыря, позвал меня в Верхотурье в качестве организатора праздников, я приехал. Это был 2007 год. Начали мы с праздников, а доросли до театра, в который я приглашал хороших режиссеров».

В этой истории удивительно многое — и то, что режиссеры не отказывались ехать в глухомань, и то, что власти Верхотурья шли навстречу: выбивали ставки, находили приезжим жилье. Но самое главное — что городку с населением восемь тысяч человек зачем-то оказался нужен театр. Он есть и ездит в другие города. И на него теперь ездят — еще одно чудо Верхотурской земли.

А играют в этом театре местные жители: юрист, бухгалтер, замначальника соцслужбы города, председатель местного избиркома, учителя и школьники. Труппа собирается под спектакль — выкладываются так, что иной профессионал может позавидовать. На вышедшем незадолго до февраля 2022 года и нечаянно попавшем в тему спектакле «Дорога» зал умывается слезами.

— Какие истории рассказываете зрителю?

— Вечная тема русской литературы: поиск Бога и отход от Бога. А это значит — классика. И тема русской деревни. В Верхотурском уезде до революции было 150 деревень, сейчас еле-еле насчитаешь 15. Наши спектакли — это плач о деревнях. Вот едешь в сторону Меркушина, откуда родом наш святой Симеон Верхотурский, и встречаются тебе скособоченные домишки да огромные пустые поля. А людей нет. На долгие-долгие километры ни одного человека. Как по такому не плакать? Но конец у наших спектаклей всегда светлый, потому что человеку нужна надежда. Наш компас земной.

---

Этот материал написан благодаря поддержке наших читателей и «Авиасейлс для бизнеса» — бесплатного сервиса для организации командировок.

• Теги:
• психология
• развитие территорий
• россия