Привет, я ВДА

Взрослые дети алкоголиков (ВДА) — люди, выросшие в семьях, где не было здоровых отношений, где отец или мать, а иногда и оба родителя были подвержены алкогольной зависимости. Дети из таких семей часто не имели представления, что такое забота, уют и даже безопасность в доме, в котором росли. А еще ВДА — это анонимная терапевтическая программа, состоящая из двенадцати шагов. Первый шаг в ней — признание бессилия перед последствиями алкоголизма или другой семейной дисфункции, а двенадцатый — помощь в выздоровлении другим взрослым детям. Проходя этот сложный путь, участники программы прорабатывают детские травмы и обиды, учатся заботиться о себе. Я узнала о существовании сообщества ВДА весной 2022 года и пришла на встречу одной из групп. Люди там делились воспоминаниями о своем детстве, тем, какое влияние оно оказало на их дальнейшую жизнь и что изменилось после прихода в программу. Меня так поразили их истории, что я решила сделать фотопроект. Все герои сфотографированы в естественной и безопасной обстановке у себя дома. Согласно одиннадцатой традиции ВДА, их анонимность сохранена, а имена изменены

История в фотографиях

Анастасия, 30 лет

Третий шаг, три года в программе

Придя в программу, я пыталась описать, как в детстве проводила время с матерью. Мне не удалось вспомнить обычных и знакомых всем моментов: как мы сидим вместе за столом и кушаем, как идем гулять и мама держит меня за руку, как разговариваем по душам. Вспоминается только хаос. Когда мама выпивала, она агрессивно себя вела: могла избить за то, что колготки дырявые, или за то, что меня нужно собирать в школу. Я боялась, что мама поднимет на меня руку, если что-то будет не так, поэтому старалась быть тихой и удобной.

Мой папа умер. Мама часто приглашала домой разных мужчин, которые появлялись в ее жизни. Их нужно было называть «отец». Она говорила: «Это твой отец». Но я не могла так никого называть — у меня уже был отец.

Когда маму лишили родительских прав, меня стал воспитывать дядя, папин брат. Он тоже выпивал. Вероятно, ему было тяжело заниматься моим воспитанием, хотя я была послушным ребенком. 

Я не сразу поняла, что моя семья какая-то не такая, потому что не знала, какой может быть семья. Я не знала, что отношения в семье могут быть наполнены любовью, что о ребенке могут заботиться, что могут помочь найти себя в этой жизни, могут научить отстаивать границы. В моей семье этого не было.

Я пришла в программу, потому что не понимала, что со мной происходит. В моей жизни было очень много тревоги. Я чувствовала себя беспомощной. Было сложно жить и желать чего-то. Мне нужна была поддержка, но я не могла ее нигде получить. Благодаря программе я поняла, что некоторые обстоятельства жизни я не могу контролировать. Принятие помогло мне мириться с трудностями. Раньше я думала, что это моя вина, я что-то не так делаю. Еще мне стало понятно, что все, через что я прохожу, — это бесценный опыт. Программа помогла мне повзрослеть.

Максим, 36 лет

Первый шаг, два года в программе

Пьющие бабушка с дедушкой были для меня нормой. Они всегда пили. Помню запах алкоголя, он до сих пор ассоциируется с чем-то приятным, хорошим. Когда я в детстве приходил к ним домой, дедушка брал меня на руки и щетиной тер мое лицо. Это была какая-то жесткая любовь, и я помню ассоциации: любовь, и боль, и запах алкоголя. Тогда мне было и больно, и приятно, что меня любят. 

С отцом у меня не было отношений. Он все время тусовался с друзьями и приходил домой подвыпившим. Отчим тоже пил и, когда напивался, мог обозвать меня «дебилом» или «тупым». Мама тогда говорила: «Терпи, он же просто пьяный».

Я благодарен сообществу ВДА, на собраниях всегда очень чуткая и бережная атмосфера. Я чувствую это, когда высказываюсь. Здесь меня слушают и понимают. У меня получается быть откровенным и открыто говорить о своих внутренних переживаниях. 

Дарья, 28 лет

Девятый шаг, шесть лет в программе

Будучи подростком, я очень боялась стать похожей на своих родителей. Моя мама была жестоким и непредсказуемым человеком. Она кричала, кидала вещи, вела себя неадекватно. Спровоцировать маму на агрессию могло абсолютно все, поэтому я всегда боялась ее реакции. Часто она угрожала, что ударит меня головой об стену. Это было моим главным страхом. Мама вела себя так, когда отца не было дома и нас некому было защитить. Когда он возвращался, мы должны были делать вид, что все в порядке. 

Однажды мы с папой были наедине и я задала ему вопрос: «Почему мама меня не любит?» Он ответил, что она любит меня, но по-своему. Папа стал выпивать сильнее, когда родилась моя младшая сестра. Он всегда возвращался домой и вообще не был буйным алкоголиком. Но я всегда хотела, чтобы родители развелись. Я понимала, что, будучи в браке, они портят жизнь друг другу и нам с сестрой. Мне было очень жаль сестру, и я старалась ее оградить от этого влияния. Еще мне хотелось поскорее уехать из дома. 

Программа помогла мне собрать себя заново по кускам. Из родительской семьи я вышла с такой психикой, словно ее прокрутили в мясорубке. Я не понимала, кто я, чего хочу, что чувствую. Здесь я смогла признать свое право на жизнь — что я могу просто быть, я стала лучше понимать свои чувства и наладила отношения с собой и другими. Я научилась опираться на себя, отстаивать свои границы в общении с мамой. Программа помогла мне стать цельной. Сейчас у меня нет сильных обид на родителей. Мне легче общаться с мамой, хотя был период в жизни, когда я даже не могла трогать ее вещи и находиться с ней в одном помещении. А сейчас мы можем разговаривать и я даже могу спросить у нее совета. Некоторое время назад родители наконец-то развелись. Папа уже год не пьет. Это вызывает уважение. Наверное, сейчас я могу назвать его своим другом.

Кирилл, 44 года

Двенадцать шагов, восемь лет в программе

Мой отец любил выпить, иногда напивался, но на службу ходил исправно. В семье всегда была напряженная атмосфера. Отец мог быть жестоким и грубым в общении со мной, а я боялся его агрессии. В порыве гнева он мог меня ударить, но не до синяка. В 90-е отец стал напиваться еще чаще и даже уволился с работы. Мы боялись, что что-то произойдет: он кого-нибудь задавит или натворит что-нибудь другое. Моя мама была холодной, тепла и заботы по отношению ко мне она не проявляла. В детстве я часто представлял себя волшебником, который сможет все изменить, и хотел скорее вырасти.

Благодаря программе я стал более уверенным, менее депрессивным. Раньше в общении с людьми я испытывал страх, а теперь он стал просто неловкостью, смущением, которые проходят через какое-то время. Не скажу, что все прям идеально, но стало гораздо лучше. Мне проще выражать свои желания и чувства. Как следствие, улучшилась и профессиональная сфера жизни. Раньше я работал у отца и он платил мне непонятно за что. Сейчас я понимаю, что я хороший специалист и мне платят за мою работу. Отношения в семье меняются до сих пор. С отцом я перестал общаться еще до программы, он влияет на меня разрушающе. С мамой мы лучше понимаем друг друга, она меньше нарушает мои границы. Я стал более чутким, менее саркастичным. Сарказм был моей защитой. Теперь я сразу говорю о том, что меня беспокоит, поэтому агрессия не накапливается.

Мария, 43 года

Четвертый шаг, один год в программе

Отец любил выпить. Родители все время ругались. Мама постоянно обвиняла отца в изменах. Все, что она не могла высказать ему, всегда в грубых выражениях высказывала мне, словно я во всем виновата. Мама постоянно транслировала мне чувство вины. Я привыкла делать все, чтобы избежать скандала. До сих пор помню все эти приметы: например, если нож на столе, то его надо убрать, иначе будет ссора. Я была абсолютно зависима от мамы, от ее настроения. Она говорила, что живет с отцом ради нас. Насилие мамы по отношению к нам было само собой разумеющимся. Но в присутствии папы она не била нас. Я очень сильно любила папу, если бы не он, я бы, наверное, покончила с собой. Мысли о самоубийстве появились у меня очень рано, я никогда не делала попыток, но всегда знала: если что, это выход. 

С родителями сейчас большая дистанция. У меня нет от них ожиданий вообще. У мамы деменция. Она все время улыбается, ей все нравится, она ничего не говорит. С папой я выстраиваю четкие границы. 

Мне кажется, самое главное, что дала программа, — это сообщество. Вне зависимости от того, кто пришел на собрание, они для меня уже семья. У нас много общего. Я прихожу на собрания как домой. Здесь я чувствую безопасность, общение, контакт. Теперь я понимаю, почему у меня все так в жизни и что я могу сделать, чтобы это изменить. 

Валерия, 34 года

Двенадцать шагов, пять с половиной лет в программе

В детстве меня постоянно преследовал страх смерти — моей или родителей. Везде, где можно было бояться, я боялась. Этот страх был вызван разными неприятными событиями. Помню, папа избивал маму и дома была кровь на стенах. Было разное: на нас нападали, меня связывали, угрожали оружием в лицо, отчим пытался меня изнасиловать. 

Приятных эпизодов у меня с родителями не было. Ни с кем из них я не чувствовала себя в безопасности. Как-то мы были на юге с мамой и отчимом, но я заболела, и меня привезли к бабушке. Я ждала, что на меня начнут кричать из-за того, что я болею и этим доставляю проблемы. Когда пришла тетя, села рядом и стала просто гладить меня по животу, это было шоком для меня: со мной не делали ничего плохого за то, что я доставляю дискомфорт. В нашей семье были формальные «приятные» вещи, которые соблюдались: мы ездили в парк развлечений, отдыхали на море. Но даже когда я выросла и уже жила отдельно, я не понимала, почему все это нравится людям. В моем детстве просто не было хороших эмоций, связанных с этим. Лучше всего было, если меня игнорировали. Когда не игнорировали — было насилие. Жить было так больно, что я хотела покончить с собой. Философски я быстро это разрешила, поняла, что мне это не поможет, боль все равно со мной останется, где бы я ни была. Хотелось только безопасности, любви и внимания.

Благодаря программе я смогла начать ощущать семью как ресурс. Боль все еще есть, но я могу жить. Теперь даже общение с мамой или другими родственниками для меня может быть ресурсом.

Андрей, 36 лет

Двенадцать шагов, восемь лет в программе

У моей матери алкоголизм, и в детстве я больше всего боялся, что она умрет. Часто наблюдал ее в состоянии, которое казалось мне близким к смерти. Она мычала, не могла говорить, ползала. Мне было страшно остаться без мамы, если с ней что-то произойдет. Когда отец уезжал в командировки, мать изменяла ему. Дома находился какой-то посторонний человек, который занимался сексом с моей матерью. Она сильно напивалась, я был абсолютно брошен. Это было ужасно. Мне до сих пор травматично вспоминать об этом. До программы я не связывал с детством свое плохое состояние: тревожность, депрессивность, страх. Друзья меня не понимали. Мне было важно, что в сообществе меня понимают. У меня смешанное отношение к программе. Я не считаю это терапией. Скорее, это повод для общения с таким же, как ты. Программа помогла мне как-то направить взгляд внутрь себя и научиться различать, что я чувствую, что происходит, чего я хочу. Это те вопросы, которые я себе не задавал и которые мне не задавали другие люди. В этом я вижу пользу программы. 

Оксана, 32 года

Четвертый шаг, полтора года в программе

Мой папа был алкоголиком. Скандалы родителей всегда вызывали у меня панику. Папа никогда не дрался с мужчинами, в компании был душкой, а вот с мамой мог поругаться. Мог ударить в стену кулаком. Мама визжала. Мне было страшно. В такие моменты я закрывалась у себя в комнате и пряталась под одеяло, но если скандалы не прекращались, то я понимала, что нужно идти и разнимать родителей. Как я разнимала? Просто начинала кричать. Помню, как однажды проснулась в четыре часа ночи от маминого вопля. Я выбежала из своей комнаты и увидела на балконе папину фигуру: папа стоял на перилах и собирался прыгнуть. Возможно, в тот момент он был не просто пьяный, а употребил даже что-то наркотическое. Кажется, в его жизни были периоды, когда он принимал что-то сильнее алкоголя. Потом я спрашивала об этом случае у мамы, но на мои вопросы она ответов не дала. Вероятно, ей было так больно, что она ничего не могла мне рассказать. А папы уже нет. Его убили. Папа был шутником и иногда, когда приходил домой, стучался в дверь и на вопрос «Кто?» отвечал: «Там Саню убили». В один день именно так и произошло. 

В программе я многое поняла про свое детство. До этого оно было словно покрыто пеленой, а теперь прояснилось. У меня получилось осознать и отпустить какие-то моменты из детства. Я поняла своих родителей. Думаю, что они все равно многое мне дали. Даже, наверное, сделали все, что могли. За месяц до ухода папы я хотела позвонить ему и сказать, что понимаю его: мы все неидеальны и мы все допускаем ошибки. Но я не дозвонилась. На похоронах папина подруга рассказывала, что, когда я звонила ему, он держал мою фотографию и плакал: ему было стыдно со мной общаться. А я хотела ему сказать, что не надо стыдиться.

Антон, 37 лет

Третий шаг, три года в программе 

Когда я пришел на первое собрание ВДА, то говорил, что ничего особенного у меня не было. Ну развелись мои родители. Длительное время в программе я не мог себя причислить к ВДА, хотя по характерным признакам подходил. Но когда стал делать первый шаг, то обнаружил, что все вспоминающиеся эпизоды связаны с алкоголизмом отца. 

Мой отец пил регулярно, каждый день — пиво. Как-то вечером мы играли со старшим братом, папа пришел и стал бить ремнем моего брата. Мне было страшно. Я лежал на втором ярусе кровати и думал лишь о том, чтобы он меня не ударил. Мне было пять лет. Чем меньше возраст, тем как будто больше страх перед такими обычными вещами: страх наказания, насилия. Я не знаю, как поступил бы счастливый здоровый отец. У меня нет детей, поэтому не знаю, как я повел бы себя в подобной ситуации.

Программа помогает мне выстраивать отношения с Богом. Также программа помогла мне прийти в психотерапию. Сейчас с семьей такие отношения: родители — отдельные люди, я — отдельный человек. Пришло понимание того, что у них может быть свое мнение по поводу меня и прочего, а у меня — свое. Я взрослый человек. Процесс восстановления — долгий путь. Думаю, что меня еще ждет много открытий.

Светлана, 40 лет

Шестой шаг, два года в программе

Мой папа был алкоголиком. Мы жили в военном городке. С одной стороны, это безопасное, защищенное пространство. С другой — закрытый город, который формирует внутреннюю изоляцию от всего мира. Мама не пила, но была жертвой в этой ситуации, не решала проблему. Папа ее бил. Когда я шла из школы, то всегда боялась, что зайду домой и увижу, что мама лежит в крови — папа ее убил. С этим чувством я росла, хотя распознать его не могла. В программе я все это проживала заново. 

Здесь я поняла, что не одна такая. Всю жизнь я испытывала глубокое одиночество, которое пропитало меня. На собраниях я говорю — и меня слушают. Оказывается, можно говорить — и никто тебя не осудит. А еще есть люди, которые нашли выход: прожили, пережили, оставили в прошлом свое детство и живут по-другому. В сообществе я обрела поддержку и надежду. Я буквально перетряхнула все свое детство. Я очень ждала четвертого шага — инвентаризации всех процессов. Сама собирала группы, хотелось это все скорее проработать, отпустить и начать новую жизнь, потому что у меня развод, трое детей, я с ними одна.

Здесь я взяла все, что могла взять, и благодарна этому. По сути, сообщество — мой спасательный круг, бесценный опыт, который стал для меня опорой. 

 

• Теги:
• зависимые
• психология
• фотоистории