«Короткие шорты — наименьшая из бед»

Как соблюсти баланс между развитием туристической отрасли и интересами местных жителей? Ищем ответы в Северной Осетии и Дагестане

История в фотографиях

«Это больше наш “косяк”»

«Просто не надо, чтобы они были короткими, как трусы», — Тимур объясняет мне, что к шортам как таковым в Осетии нет особых претензий. В общественных местах на форму одежды туристов вообще обращают мало внимания, конечно, если она не нарочито откровенная. Другое дело — места священные: «Случается, женщины туда в коротких топиках приходят. А иногда идут в святилища, куда только мужчинам можно. Вот это совсем плохо. Но это, наверное, больше наш “косяк”: гиды недорабатывают, не рассказывают, что можно, что нельзя».

Тимур — водитель эвакуатора, который тащит нашу машину вниз по горному склону в сторону Владикавказа. Он родился и вырос в Северной Осетии, но признается, что сам почти нигде не был и местные красоты видит только по работе. За минувшие пару лет открыл для себя немало прекрасных мест — во многом благодаря туристам. Их в последнее время приезжает в республику все больше, в том числе и на личных автомобилях, которые имеют свойство ломаться.

Места здесь действительно красивые: завораживающие скалы, сверкающие на солнце снежники, пахучее разноцветье альпийских лугов, орлы, кружащие над ущельями. Но наслаждаться этим видом нам пришлось, сидя на обочине. Путешествие по гравийке закончилось на небольшом перевале между популярными у туристов Кармадонским и Даргавским ущельями. Машина встала намертво: пробило патрубок и вытек весь антифриз. Положение поначалу выглядело отчаянным: палящее солнце, десятки километров до цивилизации, совсем нет связи. Но вскоре открылась и неожиданно приятная сторона этой ситуации.

Мимо нас, не остановившись, не проехала ни одна машина с местными номерами. Предлагали воду, еду и даже пиво. Очень быстро у поднятого капота собрался настоящий консилиум, который и вынес предварительный вердикт. Особенно запомнился Алан — пожилой осетин, по-видимому, возвращавшийся с одной из туристических точек с грузом сувениров. Он сочувственно вздыхал, развлекал нас разговорами, а уезжая, подарил два сувенирных рога — чтобы не сильно расстраивались. Он же вызвал эвакуатор, когда спустился со склона. Следующие полтора часа в ожидании Тимура нам оставалось только мило улыбаться притормаживающим автомобилям: мол, все в порядке, помощь не нужна.

Это предыстория разговора о довольно специфических проблемах, характерных сегодня для Северного Кавказа, где интересы и издержки бурно растущей туристической сферы нередко входят в противоречие с местными традициями и укладом жизни (особенно на слуху — вирусные ролики с конфликтами местных жителей и туристов из-за их одежды). Ситуация лишний раз подчеркивает одно из безусловных достоинств этого региона: кем бы ты ни был, если тут ты попал в беду, тебе обязательно помогут.

Масштабы и проблемы роста

Постепенная изоляция России за последние годы привела к небывалому росту внутреннего туризма. И Северный Кавказ ощутил на себе всю мощь этой тенденции: турпоток за несколько лет увеличился в разы. Северная Осетия и Дагестан, пожалуй, два наиболее популярных направления. В прошлом году, согласно официальной статистике, число гостей Дагестана составило порядка 1,7 миллиона человек. В этом году прогнозировался рост до двух миллионов, но теракт, который случился 23 июля, скорректировал итоговую цифру. Несмотря на это, местные туроператоры смотрят на перспективы отрасли оптимистично и предпочитают вспоминать о теракте скорее как о сбое в системе, никак не характеризующем реальное положение дел (да и в самой республике, справедливости ради, совсем не чувствуется ни тревожности, ни обеспокоенности). Но некоторую просадку в турпотоке уже отмечают.

Часть туристов, планировавших поездку в Дагестан, по всей видимости, предпочла наслаждаться горными пейзажами в более спокойном, на их взгляд, регионе — в Северной Осетии. Здесь число гостей немного подросло за последние месяцы. Но абсолютные цифры гораздо скромнее: в прошлом году Северная Осетия приняла около 900 тысяч туристов. Правда, статистика не разделяет тех, кто приезжает отдыхать, и тех, кто транзитом едет в Грузию. Так что реальное число наверняка существенно меньше.

Между республиками меньше 150 километров, но они сильно отличаются друг от друга. У регионов разный климат и вероисповедание. Дагестан значительно больше по площади и населению, с огромным отрывом он выигрывает по этническому, культурному и языковому многообразию. А еще здесь есть море. Различаются и горные пейзажи: в Осетии вершины значительно выше, но дагестанские массивы не уступают благодаря внутренним долинам, огромным водохранилищам и многочисленным плато.

Человеческий вклад в различия республик тоже заметен: главная примета горного Дагестана — современные кофейни, возникающие буквально на любом свободном участке горизонтальной поверхности. А в Северной Осетии в первую очередь бросаются в глаза потрясающие арт-объекты и муралы на срезах горных пород.

Впрочем, несмотря на все различия, проблемы в сфере туризма у республик во многом схожи. Как и природа негатива, ими вызываемая.

Нарушение традиций

«Колени у нас считаются интимными местами, — объясняет мне Магомед Алигаджиев из Ирганая, небольшого села в горном Дагестане. — У мужчин от пупка до ниже колен должно быть все закрыто».

Мои шорты хоть и с натяжкой, но соответствуют заявленным требованиям. Майка тоже наличествует. Поэтому я чувствую себя комфортно, продолжая разговор о местных традициях.

«У мусульман так принято: если я делаю замечание, я должен его делать лично вам, один на один, чтобы не слышали другие. Вежливо, аккуратно, доходчиво. Чтобы ни в коем случае не задеть человека. И люди в таких случаях, как правило, прислушиваются. Но бывает, к сожалению и так: “Э, ты че, не знаешь, где ты находишься, ты как одет?” И все это с такими криками и понтами, что даже если это будет происходить один на один, никто не прислушается. Так конфликты и случаются. Есть у нас такие люди, особенно среди молодежи. Они специально провоцируют конфликт, снимают на видео, в интернет выкладывают, наверное, хотят стать известными блогерами, я не знаю. Есть тысячи нормальных людей, которые адекватно себя ведут. А вот эти выскочки, скажем так, сразу в глаза бросаются. На них обращают внимание и начинают судить о Дагестане именно по ним. И это плохо», — огорчается Магомед.

Дресс-код, пожалуй, главная внешняя причина недопонимания между местным населением и туристами (закрытые плечи, живот и колени — настоятельная рекомендация и для мужчин, и для женщин, о которой дают знать многочисленные информационные стенды и таблички). Ну и еще, пожалуй, ограничение продажи алкоголя и негативное отношение к его употреблению. По крайней мере в горном Дагестане, отличающемся особой патриархальностью, с этим действительно очень строго. Но на пляжах никого не удивишь бикини, а в махачкалинских ресторанах — откровенными нарядами и алкоголем. Дербент, да и весь юго-восток республики, в этом отношении наименее консервативен.

«Трения между гостями и местными случаются крайне редко, — рассказывает Марат Ибрагимов, один из местных гидов. — А если это происходит, то прежде всего потому, что растет волна туристов, которые предпочитают путешествовать самостоятельно. Они просто могут не знать, что можно, а что непозволительно. Своим гостям мы заранее рассылаем памятки, где, кроме прочего, указано, какую одежду стоит взять в тур. И речь не только о майках и шортах, но и, например, о хорошей обуви для трекинга. У меня в машине всегда лежит комплект универсальных покрывал на несколько человек, легко превращающихся в платки и юбки. На случай, если мы захотим посетить какую-нибудь мечеть».

В Северной Осетии более лояльно относятся к внешнему виду отдыхающих, но излишне открытые наряды тоже не приветствуются, особенно в горах. К алкоголю претензий нет, но появление на публике в откровенно пьяном виде тоже вызывает негативную реакцию.

«Несколько лет назад наши общественники пытались по примеру соседних республик создать памятку для туристов, — рассказывает Алик, местный блогер. — Но тогда начался скандал. Власть заняла позицию: значимо только то, что установлено законом, больше никаких ограничений. Но ведь именно от незнания конфликты и возникают. А они, в свою очередь, отпугивают туристов».

Усугубляет ситуацию тот факт, что за последние три-четыре года турпоток в республику вырос раза в три — и с ним она пока самостоятельно не справляется.

«Нам не хватает местных кадров и транспорта, — объясняет Алан Кудухов, гид и инструктор-проводник. — Поэтому много туроператоров из Кавминвод тут работает, и далеко не все делают это добросовестно. Бывали случаи, и до драк доходило, когда гостям начинали объяснять [правила поведения]. А они говорят: “Мы не знали”. Выяснялось, что их из Кавминвод привезли и просто не удосужились рассказать о местных обычаях».

Тут стоит сделать важную оговорку. В представлении большинства людей, мало знакомых с осетинской культурой, в республике исповедуют в основном православие, отчасти ислам. Но не меньшее (а зачастую и главенствующее) значение для осетин имеет древняя вера аланских предков, которую еще называют уацдин.

И у туристов, как правило, нет никакого представления ни о святых местах, связанных с этим верованием, ни о правилах поведения на их территории. Так что некоторые конфликты действительно порождаются элементарным незнанием.

Страх потерять себя

«Гость всегда был для нас самым дорогим человеком, — говорит Магомед Алигаджиев из Ирганая. — Его бесплатно принимали, бесплатно кормили. Взять с гостя деньги — это был великий позор. Немыслимо. А теперь это в порядке вещей. С другой стороны, когда гости у тебя каждый день, это становится рутиной. Черствеет сердце. Как у хирургов, которые не могут беды каждого пациента пропускать через свою душу. Сейчас каждый второй думает, как бы заработать на гостях. Смотрит на соседа, какие он бабки получает, и такой: чем я хуже, я тоже буду. А подрастающее поколение видит, что гости — это люди, на которых можно делать деньги. И это уже будет в них заложено. Так шаг за шагом мы идем по наклонной вниз и постепенно теряем свою идентичность».

Некоторые жители горных районов считают, что развитие туризма неизбежно влечет за собой падение нравов, особенно среди молодежи. Тут уже речь идет не о нарушении каких-то правил. Для них туризм неприемлем как явление. Именно с ним в Дагестане некоторые связывают рост потребления алкоголя, наркомании и преступности. Можно услышать даже про СПИД, которым (вроде как, и именно в соседнем районе) «какая-то туристка заразила несколько десятков добропорядочных местных мужчин». Интересно, что подобные слухи перекликаются с заезженным конспирологическим нарративом, что активно продвигается в радикальных пабликах и якобы доказывает — ни больше ни меньше — геноцид дагестанского населения и коварство колониальной политики Москвы.

Но иногда нелестные слова о туризме можно услышать и от того, от кого этого совсем не ожидаешь.

«Для нашего региона туризм — это плохо, — вздыхает Руслан, владелец кафе и проката сапов, катамаранов и гидроциклов на берегу большого водохранилища в горах Дагестана. Свой успешный бизнес Руслан отстроил за несколько лет, начав с крохотной будки у дороги, в которой продавал кофе. — У нас менталитет другой, другое воспитание. Одни проблемы от туризма. Люди теперь работать не хотят, личное хозяйство в упадок приходит. Вот у меня сад и огород были в идеальном порядке, а начал это [кафе и прокат] строить — пришлось все бросить: сажать не успеваю, поливать некогда. Здесь и без бизнеса можно хорошо жить. У каждого есть участки. Даже у тех, кто в городе живет, есть участки в родных селах — голодными никогда не останемся. А так люди портятся уже. Характеры меняются из-за этих денег, друг к другу отношение меняется. Туризм, вы же знаете, — это грязь и разврат».

Особенно Руслана беспокоит то, что приходится делать замечания даже дагестанцам, которые, видимо, берут «дурной пример» с туристов.

«Они заходят сюда, снимают футболку. Я говорю: “Нас всю жизнь учат прятать свое тело, что вы делаете?” — “Мы же купаться будем”. — “А где у меня тут написано, что это пляж? Где написано, что разрешено купаться?” Дальше приходится каждому объяснять, чтобы надели футболки и шорты были хотя бы до колен. Если нет с собой, у меня на такой случай есть свои — чистые, выстиранные. Но встречаются очень принципиальные. Говорю им: “Если вы так хотите купаться, оденьтесь, как я прошу, переплывите водохранилище, там в безлюдном месте надевайте купальники и купайтесь”. — “Нет, я тут хочу”».

Туристы или путешественники

Справедливости ради надо сказать, что и поведение самих туристов порой выходит далеко за рамки приличий и этических норм.

Взять хотя бы так называемый Город мертвых в Осетии. Рядом с небольшим селением Даргавс на горном склоне расположен древний погребальный комплекс — самый крупный некрополь на Северном Кавказе. Это 95 склепов разных типов, в каждом из них — мумифицированные останки десятков человек, захороненные открытым способом. Тела эти даже можно разглядеть, заглянув в небольшие окошки-лазы. Впрочем, из уважения к покойникам даже этого делать не стоит. Но случается, туристы идут гораздо дальше: забирают кости в качестве сувениров, вытаскивают человеческие черепа, чтобы сфотографироваться с ними, залезают внутрь ради хайпового видео. И это, естественно, вызывает бурную негативную реакцию.

После резонансных случаев вандализма на территории усилили охрану, поставили видеонаблюдение, часть склепов оборудовали деревянными ставнями, закрывающими лазы. Местные жители и вовсе требовали полностью закрыть некрополь для посещения. Но так как он является филиалом национального музея и представляет огромный архитектурно-этнографический интерес, столь радикальные меры принимать не стали.

«Скандалы там и сейчас случаются, практически каждую неделю, — рассказывает инструктор-проводник Алан Кудухов. — Просто по-настоящему громкими они становятся, только если в соцсети попадают».

До сих пор некоторые приезжают в Северную Осетию во власти самых нелепых стереотипов.

«“Мы думали, что весь Кавказ — это Чечня и все тут лысые и бородатые по улицам с автоматами ходят” — иногда и такое приходится слышать, — усмехается Давид Туаев, гид из Владикавказа. — Во время экскурсий бывают и совсем неуважительные реплики: “Какой-то городок на периферии, что тут смотреть?” Конечно, “каждая лягушка свое болото хвалит”, но, открывая людям нашу богатую и интересную историю, мы меняем их взгляд на Осетию, ломаем стереотипы. И они уезжают домой совсем другими».

У Давида богатый опыт работы с гостями республики и свои методы мягкого на них воздействия. Всех их он условно делит на туристов и путешественников.

«Турист сейчас для меня не тот, кто по горам ходит с рюкзаком за плечами. Это человек с потребительским отношением. Выкинул бумажку — и такой: “Я деньги заплатил — убирайте”. Таким людям, как правило, все равно, о чем ты им рассказываешь. Главное — фотографии красивые сделать. А у путешественника — независимо от того, пешком он передвигается или на машине, — более уважительное отношение и искренний интерес к местам, в которых он бывает. Такой не только за собой обертку уберет, но еще и в округе мусор собирать начнет, чтобы лучше сделать мир.

И иногда я в туре задаю вопросы гостям: “А вы знаете, чем турист от путешественника отличается?” И вроде никому замечания не сделал, никого не обидел, а границы обозначил. “Конечно, мы путешественники”, — отвечают. И уже как бы сами берут на себя определенные обязательства».

Таблетки от жадности

О том, как заработать на туристах, думают сейчас многие на Северном Кавказе. Хотелось бы сказать, что это нормально: планомерное развитие отрасли должно способствовать повышению благосостояния местного населения и развитию смежных отраслей — сельского хозяйства, например, общепита, сферы услуг. Но беда в том, что здесь сейчас мало порядка, и за большими деньгами в туристический бизнес приходит много случайных людей. А иногда и за совсем небольшими.

Проезжаем по печально известному Кармадонскому ущелью, в котором после схода ледника Колка погибла съемочная группа Сергея Бодрова и более 100 местных жителей. Народный мемориал у одного из разрушенных тоннелей, где всегда останавливаются туристы почтить память погибших. Раньше здесь была пустая площадка, немного странноватый мурал (ну да бог с ним), мемориальная табличка, цветы рядом с ней и уходящие вертикально вверх скалы, заставляющие раз за разом прокручивать в голове картину тех жутких событий. Сейчас у площадки появились лотки, с которых местные бойко торгуют сувенирами. Ничего личного — просто бизнес. Выглядит дико, нелепо и неприятно, как ларек с бижутерией на кладбище.

«Почти каждый день мне кто-то звонит, мол, я машину новую купил, а клиентов и заказов нет, помоги, — говорит Давид. — Мы называем таких гиды-таксисты. Среди них, конечно, есть приличные люди, которые могут рассказать интересное. Но часто встречаются и абсолютно некомпетентные, которые видят в гостях лишь мешки с деньгами. Если им что-то в дороге не понравилось, могут просто высадить и уехать».

Давид рассказывает про Верхний Згид — в прошлом шахтерский поселок, население которого с прекращением добычи руды сократилось до нескольких десятков человек. «Это очень красивое место вдали от цивилизации — деревянные аутентичные домики в окружении гор. Но сейчас его изуродовали, перекопали. Одна женщина, например, выкупила участок — на нем был деревянный дом, который ни в чем не нуждался, разве что окна поменять и пару черепиц. А она полностью его снесла, построила какой-то уродливый блочный дом — не понравилось, снова сносит. Недавно общался с местными жителями — они категорически против, чтобы туризм там развивался. И их можно понять».

Хаотичное строительство, нарушающее не только безмятежность горных пейзажей, но и всевозможные регламенты и нормы безопасности, можно увидеть повсеместно. Фиагдон (или Верхний Фиагдон, если уж быть точным), наверное, самый яркий тому пример. Небольшой поселок, расположенный в живописном ущелье, сейчас он по праву считается второй столицей Северной Осетии. Необычайная востребованность его среди туристов только подстегивает здесь темпы строительства. Для этого в ход идет любой свободный клочок земли на склонах: тут и там вырастают домики самых разных конструкций и размеров.

«На некоторых склонах уже есть риск схода оползней, — делится наблюдениями блогер Алик. — Практически не осталось свободного места в пойме реки — там, куда раньше люди ехали пожарить шашлыки, все застроено. А ведь рано или поздно она выйдет из берегов и затопит все вокруг. Подойдешь к реке — там не речной камень, а строительный мусор. Я уже и не знаю, зачем мне приезжать в Фиагдон. Многое из того, что в нем было прекрасного, уничтожено».

Алик сетует, что сейчас ему выгоднее в Дубай слетать всей семьей, чем снять на неделю домик в Фиагдоне. Стремятся вверх цены на недвижимость и в городах — в том числе и благодаря туристам, решившим приобрести квартиру в полюбившемся уголке России. В Махачкале и Владикавказе за последние пару-тройку лет они выросли в два раза, отрезав значительную часть населения от возможности покупки нового жилья. И хотя в целом местные жители понимают, что развитие туристической сферы скорее благо для экономики республики, нет-нет в их разговорах можно услышать: «И зачем он нам, этот туризм? Раньше было лучше».

Туризм как спасение

«Я могу понять страхи местных жителей, что с туризмом сюда придет другое поведение, другая культура, — говорит гид Марат Ибрагимов. — Но деньги, которые он приносит, — это, прежде всего, возможности. А вот как пользоваться возможностями — от воспитания зависит. Взять пример других стран. Турция не перестала быть Турцией, Египет не перестал быть Египтом. Недавно я был в Арабских Эмиратах. За последние годы там много изменений произошло — для туристов стало гораздо больше свобод: и в одежде, и в поведении. От этого арабы не перестали быть арабами».

Камал Салманов — основатель проекта «Нескучный сад Салмановых», организатор туров и просто человек, хорошо разбирающийся в специфике туриндустрии Дагестана. Он объясняет, насколько важную роль может играть туризм для жителей небольших горных сел. И приводит пример.

«В селе Аракани живет прекрасная семья Магомеда и Аминат. У них чудесный абрикосовый сад с видом на Ирганайское водохранилище. Три года назад они приезжали сюда, увидели, как тут все развивается, попросили поделиться опытом. Мы съездили к ним, дали несколько советов, они поставили печку, самоварчики, начали печь собственный хлеб, к ним стали заезжать туристические группы, развитие потихоньку пошло. Но им обоим примерно лет по шестьдесят, вдвоем справляться тяжело. “Где ваши дети?” — спрашиваю. Оказалось, дочка вышла замуж, переехала в Буйнакск, сыновья тоже подались в город — в Буйнакск и Махачкалу. Я им говорю: “Когда вы здесь зарабатывать начнете, вот увидите, ваши дети переедут обратно к вам”.

В прошлом году мы снова были у них в гостях: бизнес процветает, все трое детей вернулись домой, работают с родителями, по крайней мере в сезон. Они понимают, что в горах можно хорошо зарабатывать, причем в несравненно более комфортных условиях».

Отток населения из горных сел и, как следствие, их постепенный упадок и запустение — большая проблема для Дагестана. Камал уверен, что никакие государственные программы не способны изменить ситуацию, если в горах будет нечем заняться, кроме работы в школе или в администрации. Помочь может только туризм.

Собственно, его личный опыт — тоже пример того, как можно вдохнуть новую жизнь в сельскую глубинку. За несколько лет Камал сумел превратить фруктовый сад, заложенный еще под началом его деда, в один из самых заметных центров агро- и гастротуризма Дагестана. Его родное село Миатли и расположенное на противоположном берегу реки Сулак село Ново-Зубутли сегодня буквально втянуты в эпицентр бурно развивающегося туризма, причем в значительной части внутреннего. Между ними расположился настоящий туристический хаб: кроме Нескучного сада, это и еще один, куда более масштабный проект — «Главрыба» — по меркам Дагестана просто огромный парк семейного отдыха, выросший в свое время из небольшого форелевого хозяйства и ресторана при нем. Его владелец — тоже местный житель.

Если говорить о позитивных сторонах развития туристической сферы, нельзя не упомянуть и человеческие эмоции. И речь не только о впечатлениях, которые гости республик увозят с собой.

«Я, наверное, один из самых счастливых гидов в Осетии, — говорит Алан. — Иногда от коллег приходится слышать совершенно дикие истории о том, как неадекватно ведут себя туристы. Но я с таким никогда не сталкивался. Они всегда меня позитивом заряжают, и я стараюсь отвечать взаимностью».

Отдельный заряд положительных эмоций дают совместные инициативы. Алан рассказывает о флешмобе, организованном у одного из арт-объектов — у гигантской буквы осетинского алфавита æ. «Раньше поляна возле буквы была зеленой, цветущей. Но многие начали ездить туда на машинах и полностью уничтожили траву. Теперь, когда идет дождь, там просто огромное пятно грязи — невозможно пройти. Кто-то из наших коллег первым привез туда несколько больших плоских камней, уложил рядом с дорогой и бросил клич: “Ребята, будете проезжать мимо — берите с собой камни, давайте вместе выложим тропинку к букве”. И люди стали привозить — и местные, и туристы. Сейчас широкая тропа из плоских камней уже наполовину готова».

Главная беда

Все проблемные аспекты, в общем-то, можно объяснить парой фраз и свести к одной большой проблеме. В регионах просто нет опыта взаимодействия с большими массами туристов. И сейчас идет своеобразная притирка между сторонами, между их ожиданиями и реальностью. Сколько продлится этот процесс, зависит прежде всего от государства, его желания и способности упорядочить стихийно развивающийся рынок туристических услуг. А он предполагает грамотное планирование, активное участие в инфраструктурных проектах и учет интересов всех сторон. Но именно с этим сейчас беда.

«Не могу сказать, что дело в каких-то неправильных туристах, — считает Алик. — В основном дело в безволии и бездействии властей. Местная бюрократия сейчас нацелена на решение одной проблемы, ей сейчас вообще не до туризма. У нее СВО. Все остальное — вторично».

Солидарен с ним и Камал. «Максимальное участие государства проявляется в том, чтобы все легализовались и платили налоги, а дальше — делайте что хотите. А ведь есть действительно важные проблемы, которые без помощи государства не решить. Отсутствие нормальных дорог, например, санитарных условий на локациях, которые несут нагрузку. И вроде наверху есть понимание, что туризм — индустрия, на которой целые страны строят свои бюджеты. Но, кроме понимания, нету почти ничего».

Камал, востоковед по образованию, успел поработать в Турции и Гонконге. Он уверен, что Дагестан мог бы быть интересен и туристам с Ближнего Востока, которые платежеспособны и культурно близки дагестанцам.

«Понятно, что мы не сможем конкурировать с Турцией, Таиландом, Дубаем в плане организации люксового туризма. Но с минимальными вложениями можем предложить природный, агро-, этнотуризм. Для состоятельных путешественников, которые уже везде побывали и ищут новых впечатлений, это отличный выбор. Но для начала хорошо бы привести в порядок махачкалинский аэропорт. Новый международный терминал, в принципе, неплохой. Но нужно расширить пропускную способность. Представьте себе условного араба из Дубая, который привык на проход границы тратить 15 секунд, а он ждет минимум полтора часа, чтобы заехать в страну. Да еще и персонал не говорит по-английски. Кому он после этого посоветует съездить в Дагестан?»

На взгляд Камала, в сравнении с реальными проблемами вопросы к форме одежды туристов вообще не стоят внимания.

«Если ты в трусах-плавках выйдешь в центр Барселоны — получишь большой штраф. Потому что местным жителям надоело на это смотреть. Но это не мешает Барселоне оставаться одним из самых либеральных городов мира.

Когда есть нормальное человеческое общение, когда ты все объясняешь в самом начале тура, я уверяю, не возникает никаких вопросов. Может, из 100 человек условно будет один, который скажет: “Но я же в Россию приехал, вообще-то”. Такое тоже бывает. Но в итоге ему самому некомфортно будет, и на третий день он просто переоденется.

Так что короткие шорты — это самая малая из бед».

• Теги:
• общество
• такой туризм
• традиции