Норуон норгуй, или Добро пожаловать
Каждое четвертое преступление в России совершается в состоянии алкогольного опьянения. Для борьбы с пьянством власти вводят в стране разные ограничения: в большинстве регионов алкоголь не продают ночью, во время выпускных, а также вблизи школ, медицинских организаций и спортивных объектов. В Якутии же есть более 200 сел, где алкоголь не продается в принципе. По мнению местных чиновников, такой запрет снижает количество преступлений, а отсутствие пьяных на улицах — хороший пример для молодежи. «Такие дела» побывали в 12 якутских селах, узнали, как к этому относятся жители и насколько такая мера борьбы с пьянством эффективна
«Сейчас нам не до пьянки»
Село Булгунняхтах находится в 120 километрах к югу от Якутска. Среди пестрых деревянных домов выделяется двухэтажное массивное здание, облицованное желтой плиткой. На входе — растяжка «Норуон норгуй» (с якутского — «Добро пожаловать»). Это сельский Дом культуры, и днем во вторник в нем пустынно. Звуки слышатся только откуда-то со второго этажа, где в небольшом помещении трудятся пять женщин.
Здороваюсь и перехожу к делу прямо с порога:
— У вас действительно в селе не продают алкоголь?
Женщины замирают от моего внезапного появления и неожиданного вопроса, затем одобрительно кивают.
— И что, неужели местные стали меньше пить?
— Да, еще как, — отвечают они практически хором.
— Раньше у людей был свободный доступ к алкоголю, — объясняет одна из них. — А сейчас — ну нет и нет, тогда чем-то другим пойдут займутся. Если извне есть какой-то стоп, то это помогает, конечно.
Фоном нашему разговору визжит электрический роликовый нож: одна женщина, не отрываясь, разрезает зеленую ткань на длинные одинаковые полосы. Остальные тоже отвечают, не отрываясь от основного дела, — плетут из этих полос маскировочные сетки для фронта. По их словам, уже второй год несколько инициативных человек из поселка занимаются этим каждый день:
— Сейчас нам не до пьянки.
Население Булгунняхтаха — более 1,6 тысячи человек, но на улицах пустынно. Здесь есть несколько школ, детских садов, спортивный зал, библиотека, центр культуры и туристические кемпинги, именно это село — точка сбора для поездок на одну из главных достопримечательностей Якутии — Ленские столбы. На небольшом футбольном поле играют два подростка. Оба признаются, что, сколько себя помнят, ни разу не видели, чтобы в сельских магазинах продавался алкоголь.
Официально в Булгунняхтахе спиртное перестали продавать в 2016 году. Глава наслега (административная единица в Якутии) Айталина Васильева говорит, что предприниматели первыми пошли навстречу и «отказались от этой прибыли»: «Если бы они не согласились, то ничего бы не случилось». Но она признает, что сначала было нелегко: хоть большинство жителей и поддерживали новый порядок, все равно пришлось «проводить разъяснительную работу». Чтобы показать прелести трезвой жизни, в селе стали организовывать много мероприятий. Из города приезжали специалисты из разных сфер, устраивали для местных мастер-классы. Например, после урока по скандинавской ходьбе этим видом спорта увлеклись 80 человек — и теперь они регулярно прогуливаются по округе.
«Да и вообще, у нас показывают кино, мультики, — перечисляет директор центра культуры Татьяна Ефремова. — Есть хор, художники свои, этнофитнес».
В это легко верится: своим появлением я прервала совещание в сельской администрации, где обсуждали организацию очередного праздника.
«В моем детстве в селе было много людей, которые сидели возле магазинов пьяные, — вспоминает Айталина Васильева. — А сейчас нет такого, чтобы в общественных местах кто-то употреблял спиртное. И это формирует другую картину у подрастающего поколения. Если пьяненький ходит кто-то, так это ваще-е-е взрыв мозга для них. Им стыдно: как так можно?»
Но, как говорится, кто ищет, тот всегда найдет.
Теперь, чтобы выпить, нужно ехать 15 километров в направлении Якутска, до ближайшего села Бестях, или еще чуть дальше, в поселок Мохсоголлох. Там нет запрета на продажу спиртного. Если есть машина, предстоит потратиться лишь на бензин, а если нет, то такси только в одну сторону стоит 300–400 рублей в зависимости от времени. Выходит, бутылка водки в таком случае стоит в три раза дороже. А для сельских жителей это ощутимая наценка.
«Получается, что за счет нас живет соседнее село, — разводит руками Айталина Васильева. — Мы с таксистами договорились, что они просто доставкой алкоголя не занимаются. Но если человек сам заказал такси и поехал за выпивкой, то это мы никак запретить не можем. Есть контингент людей, которые хотят, могут и будут пить. Независимо от запретов — ты хоть в Африке алкоголь продавай. Но их мало — по пальцам одной руки можно пересчитать».
По ее наблюдениям, чаще всего это люди без семьи и работы. Хоть алкоголь — «развлечение» недешевое, но и тут выход находится. Как рассказывает Васильева, пьющие сельчане делают из своего дома место, куда каждый может прийти выпить, а водка — своего рода плата за вход. В народе такие дома называют «хата».
«У нас нет административного ресурса бороться с ними, потому что это частная собственность, — говорит она. — Поэтому мы пытаемся бороться с теми, кто к ним идет, — а это и те, кто может раз в месяц выпить, и те, у кого случается запой. Дома же семья, жена, поэтому идут туда».
Айталине Васильевой всего 28 лет. Она невысокого роста и выглядит довольно хрупкой. Но это только на первый взгляд. По ходу разговора у меня складывается впечатление, что она и по столу кулаком ударит и, как писал Некрасов, «коня на скаку остановит». Тут эта фраза не шаблон, а реальность: лошадей и коров можно встретить в полях и возле дорог, здесь они есть почти в каждом хозяйстве.
«После того как муж уходит “на хату”, жена звонит мне — и мы едем туда, вызволяем его, — рассказывает Айталина. — Оставляем на ночь дома, он отсыпается. А наутро сразу прихожу я, беру его за шкирку, жену и приходим разговаривать в администрацию. Он поддатый, на все соглашается — это самое лучшее время, чтобы запихнуть в голову полезную информацию. В другое время начнет отнекиваться. И мы ему объясняем, как он рискует каждый раз, когда туда ходит: там может произойти все что угодно — и его никто не сможет спасти. Спрашиваем: почему пьешь, чего тебе не хватает? И начинаем дальше думать, что делать».
По ее словам, в селе почти сошло на нет «эмоциональное» пьянство. Поссорился с женой или, наоборот, какая радость приключилась — уже в магазин под боком не сходишь, чтобы отметить или расслабиться. «И все, люди успокаиваются, и этот порыв проходит», — говорит Васильева.
Но какие-то экстраординарные события все же выбивают из колеи. «В пандемию коронавируса временно стало больше тех, кто пьет, — говорит она. — А потом, когда были большие пожары, ну и когда началась СВО… Это все провоцирует, конечно».
«В первую пору, после начала боевых действий в Украине, все прощались друг с другом: “Все, мы уезжаем, я же в звании офицера запаса”, — вспоминает Татьяна Ефремова. — А когда сказали, что дополнительного призыва не будет, подуспокоились. Полгода все были взвинчены, конечно».
«Вот сейчас возвращаются демобилизованные или просто в отпуск, — рассказывает глава наслега. — И у нас не было случаев, чтобы они себя плохо вели. Конечно, когда встречаешь человека, то пьешь, но больше одного дня это не продолжается. Есть один человек, который не смог справиться, но у него семьи нет. Все же семья и работа — ключевые вещи для поддержки».
Под конец нашего разговора Айталина Васильева добавляет: «Если сравнить обстановку на селе 20 лет назад и сейчас, то это небо и земля. То, что мы рассказываем сегодня про наши проблемы, так это три-четыре семьи. Мы их знаем и держим на контроле. А в то время у нас повально пили и жили так».
Как пьют в России и отдельно в Якутии
В России действует федеральный закон, который дает право регионам вводить ограничения на продажу алкоголя, за исключением предприятий общественного питания. Так, в Якутии его нельзя продавать с 20:00 до 14:00 следующего дня, а также в помещениях, расположенных в многоквартирных домах. Но в 2015 году местные власти решили пойти дальше и создать так называемые трезвые села — населенные пункты, где алкоголь не должен продаваться в принципе. Сейчас такой запрет действует в 203 селах (всего их около 600).
Точной статистики по алкоголизму среди населения России нет. Росстат только собирает данные по количеству пациентов, которые были впервые взяты под диспансерное наблюдение с таким диагнозом. Так, в 2010 году подобные диагнозы впервые получили 108 человек на 100 тысяч населения, а в 2023-м — 37. Статистика по Якутии несколько выше. В 2010 году заболеваемость алкоголизмом и алкогольными психозами составляла 290 человек на 100 тысяч населения, а в 2023-м — 119.
Несмотря на позитивную динамику, реальные цифры в регионах могут быть намного выше. Республиканский Центр гигиены и эпидемиологии в своем отчете подчеркивает: расхождение данных с реальной картиной объясняется тем, что «огромная часть населения, употребляющая наркотические вещества и злоупотребляющая алкоголем, не стоит на учете в наркологических диспансерах».
По данным Росалкогольтабакконтроля, в последние годы россияне стали больше покупать алкоголь. Например, в 2022 году розничные продажи спиртного без учета пива, пивных напитков, сидра и медовухи составили 220,4 миллиона декалитров — на 3,6% больше, чем годом ранее. А в 2023-м — уже 229,5 миллиона декалитров.
В Якутии же розничные продажи спиртного ежегодно составляют более 1,2 миллиона декалитров. «Если объем продажи крепких алкогольных напитков в последние шесть лет держится практически на одном уровне, то продажа пива и пивных напитков увеличилась в 1,6 раза, — заявлял весной этого года зампред республиканского правительства Георгий Степанов. — Уровень ДТП с участием пьяных водителей в регионе на 28% выше, чем в среднем по стране, а уровень смертности от употребления алкогольной продукции выше на 29%».
В МВД по Республике Саха (Якутия) «Таким делам» заявили, что в «трезвых» селах в 2021 году было совершено 96 преступлений в состоянии алкогольного опьянения, в 2022 году — 193, а в 2023-м — 176. Чаще всего речь идет об умышленном причинении легкого или среднего вреда здоровью, кражах, а также о нарушении правил дорожного движения.
«Если человек пьющий, то он везде найдет»
От села Булгунняхтах до ближайшего магазина в «нетрезвом» селе, где можно купить алкоголь, — 15 километров. Неподалеку от трассы в селе Бестях стоит магазин «Сибирячка», там пиво можно купить с 14 до 20 часов, как и везде в республике. Но буквально в двух метрах от него открыли бар с говорящим названием Herase — там пиво на розлив можно взять с 10 утра до двух часов ночи. И никого, кроме продавщиц, такое противоречие не смущает.
— Мы сейчас водкой не торгуем, а когда торговали, то практически каждый день приезжали (из сел, где запрещено продавать алкоголь. — Прим. ТД), но не одни и те же люди, — рассказывает продавщица магазина Наталья. — Не было такого, чтобы закупали по ящику. Если надо им, то приехали и купили пару бутылок.
— А если бы у вас в селе ввели такой запрет?
— Я считаю, что это дурость, — ухмыляется женщина. — Я человек непьющий, но мне надо бутылочку хорошего вина или водки, когда гости приходят. Зачем мне ехать в другие села за одной бутылкой? А если человек пьющий, то он везде найдет.
Алкоголь покрепче продают только в одном магазине в Бестяхе, до него чуть меньше километра. Но приехавший на такси мужчина этого явно не знает. Он рывком открывает дверь машины, выходит покачиваясь и заходит в магазин «Сибирячка». Выходит через несколько секунд и, еле поднимая ноги, шаркая, бредет в соседний бар. Там его тоже постигает неудача. Последняя надежда на продуктовый магазин напротив, куда он направляется шатаясь. В отличие от него, мы уже знаем, что магазин с винно-водочными в другой стороне.
Еще в нескольких километрах находится поселок Мохсоголлох. Там есть магазин одной из алкогольных сетей. Заведующая магазином Алла говорит, что знает в лицо некоторых жителей «трезвых» сел, которые приезжают постоянно: «Покупают не только себе, но и соседям, иногда кучками приезжают. Кто-то раз в неделю чуть-чуть закупает, кто-то бывает очень редко. Бывают такие, которых мы видим и заранее знаем, что они купят. Если бы в Мохсоголлохе ввели запрет, то это был бы тихий ужас». «Есть у нас свои стабильные алкаши, но они спокойные, не дебоширят, да и не скажу, что их много, — продолжает она. — Но стабильно выпивает почти все взрослое население. Могут выпивать немного каждый день, но наутро все равно идти на работу. Меру знают, ведут себя адекватно, поэтому сухой закон рубить на всех тоже не дело».
Почти все в поселке работают на градообразующем цементном заводе, говорит Алла. «Как такового алкоголизма у нас почти нет, потому что работать же нужно, — говорит девушка. — В деревнях, может, поэтому и больше алкоголизма, что работы нет и заняться нечем. Поэтому и пьют».
«Должен быть выбор у людей. А тут за нас все решили»
Первое место, куда мы заходим во всех «трезвых» населенных пунктах, — это продуктовый магазин.
В селе Ымыяхтах, которое находится в 60 километрах на север от Якутска, живет около 1,2 тысячи человек. В 2018 году там проводился опрос, и более половины сельчан старше 18 лет проголосовали за запрет розничной продажи алкоголя. Вскоре местные власти установили там антиалкогольные ограничения.
Непримечательный небольшой магазин расположился в глубине села. Заходим, притворяясь обычными покупателями:
— У вас спиртное продается?
— Что вам нужно? — немного неуверенно спрашивает продавщица.
Я сразу теряюсь. Во всех предыдущих селах, где мы были, нам выдавали как мантру: нет, не продаем, и уже давно.
—Ну, пиво…
Продавщица медленно идет к холодильнику, где стоит несколько банок пива, и протягивает одну нам.
— А это же нулевка?
— Да нет, 4,5%, — растерянно отвечает женщина.
Чувствую, что стоит заканчивать этот театр: объясняю, кто мы и зачем приехали.
— Так это же мое, я просто тут заменяю знакомую, — суетливо начинает оправдываться продавщица. — А меня сейчас знакомые заберут — и мы на пикник поедем…
Правда, уже через несколько минут она признается, что не очень-то и поддерживает действующие в селе ограничения. «Пьют два-три человека со всего села, — объясняет она. — Они алкоголики — это уже болезнь. Но есть культура питейная. Мы культурные люди, по праздникам хотим посидеть или, например, надо друзей встретить. А это надо ехать куда-то за алкоголем. А кто нас повезет, если своей машины нет? 300–350 рублей в одну сторону, чтобы доехать до магазина, — а это неудобно. Это ущемление прав. Должен быть выбор у людей. А тут за нас все решили».
Стоит признать, что в «трезвых» селах ее позиция в меньшинстве.
«Пьяных вообще не видно стало, а раньше постоянно шатались по улице, — говорит пенсионерка Мария, которую мы встречаем по дороге от магазина. — Важно, чтобы молодежь не пила, а старых людей уже не отучишь. Если бы запрета не было, то все бы пили. Если кто-то даже не хочет, но зайдет в магазин, увидит за прилавком, соблазнится и купит. А якуты если пьют, то пьют до конца, пока не упадут. Меры не знают».
Мария невысокого роста и выглядит намного моложе своих 64. Говорит, что не может больше уделить нам время: спешит на остановку встречать родственницу. Отходит от нас на пару шагов и поворачивается — видно, что ей есть что рассказать на эту тему: «У меня вообще пять сыновей. И двое из них пили — один умер от алкоголизма. В заключении о смерти так и написали: интоксикация от алкоголя».
Муж у Марии тоже раньше пил, но сейчас «старый и больной», поэтому в многодневный запой уйти уже не может.
«И негде купить ему, — говорит она. — Если бы поблизости продавалось, то он доковылял и купил бы, наверное».
Почти все, кто встречается нам на пути, говорят, что либо могут выпить чуть-чуть только по праздникам, либо вообще отказались от алкоголя много лет назад. Если разговор длится дольше пяти минут, то выясняется, что каждый второй, как и Мария, прочувствовал на себе, что значит иметь близкого родственника с алкогольной зависимостью.
68-летняя Любовь Кумичко живет вместе с 91-летней мамой. Обе говорят, что пьют по бокалу шампанского пару раз в год. «У нас в селе не так сильно пьют, как на западе, — говорит она. — Я в Иркутске училась, там самогон все гоняли. А тут у нас так не принято». Один из двух братьев Любови болен алкоголизмом. По ее словам, пить он стал после армии. Его неоднократно всей семьей пытались лечить, но кодирование помогало лишь на несколько месяцев, а потом он начинал пить снова.
Любовь ждет брата, который со дня на день вернется в отпуск с СВО.
— А не боитесь, что сейчас он больше пить станет? — спрашиваю я.
— Не знаю, как будет, — задумчиво отвечает пенсионерка.
Ымыяхтах — часть Намского улуса (района), где из 19 наслегов алкоголь продается всего в двух: три магазина в Намцах и один в селе Хомустах. До последнего не более 15 километров. В Хомустахе живет около 2,6 тысячи человек. Замглавы наслега Алексей Захаров рассказывает, что из соседнего «трезвого» села Ымыяхтах «некоторые умудряются пешком идти и даже зимой»: ждут двух часов дня, когда откроется местный алкомаркет, покупают и идут обратно.
Местные депутаты тоже думали в Хомустахе ввести запрет на продажу алкоголя, но по итогам публичных слушаний жители «выбрали золотую середину», говорит Захаров. Сейчас алкоголь можно купить с 14 часов дня до 20 вечера в одном магазине за пределами села, возле автотрассы. По его словам, в Хомустахе большинство людей работают, поэтому «массового пьянства нет», а чтобы перечислить запойно пьющих, хватит пальцев одной руки.
«В соседних селах говорят, что у них выпивают, потому что у нас продается алкоголь, — ухмыляется Алексей Захаров. — На нас вину сваливают, будто мы спаиваем их. А если бы мы закрыли магазин, то что бы было?»
На этот вопрос у чиновника есть несколько примеров, которые, правда, выглядят как не самый вероятный сценарий. «Вот многодетная женщина детей оставила и поехала в Якутск за 70 километров и не вернулась. Упала, сбила машина — и все, дети уже сироты. Или работяга хочет что-то отпраздновать. Пришел сюда, выпил — и три-четыре недели тут шатается, на улице живет. А был бы магазин недалеко — пошел, купил, пришел домой, — перечисляет Захаров. — Или человек год не пил, захотел отпраздновать какой-то праздник. Пьяный сел за руль, поехал в Хомустах за добавкой. А его гаишники поймали, и все — лишение прав. А если он таксист, то семья уже безработная. Была бы в селе точка, где продавали, так он бы купил и дома сидел, праздновал».
Замглавы Намского улуса по социальным вопросам Юрий Дьяконов уверен, что отсутствие в шаговой доступности алкоголя положительно сказывается на населении. «Молодежь не тянется уже к алкоголю, — говорит он. — Для них обыденная ситуация, что алкоголь не продается в магазине. А раньше же на дискотеках и даже в школах было очень много пьянства. Сейчас этого всего не увидишь».
— А не будет эффективнее, если во всем улусе ввести запрет? Чтобы ехать до магазина было далеко?
— На этот счет даже не задумывался, — удивляется он. — И такой вопрос не поднимался. Это все же одна из отраслей предпринимательства…
— То есть полным запретом, даже по всей республике, эту проблему не решить?
— Какой-то процент можно было бы победить за счет этого, — рассуждает Дьяконов. — Но люди приспосабливаются ко всему. Я думаю, что они что-то альтернативное нашли, может, даже брагу, а может, вообще бы на другое перешли.
«Когда не пьешь, думаешь, что долго не пил, а потом считаешь — три дня только прошло»
Магарас в 100 километрах западнее Якутска. Многие дома в этом селе построил муж местной жительницы Анны Константиновны, когда работал на пилораме. Познакомились они, когда ей было 18 лет, а как надумали жениться, так все в округе высказались против. Дело в том, рассказывает Анна, что он был единственным русским на селе — приехал в Якутию на заработки из Горьковской области. «Совет даже был, с района приехали, и выговор мне сделали, что я, якутка, за русского выхожу, — вспоминает она. — Критиковали, говорили, что за русского выйдешь, так он тебя бросит. Но мы подали заявление в загс в поселке. Я как-то сидела, стирала вещи возле крыльца. И секретарь пришел и бросил на землю наше свидетельство о браке. Такое время было, 73-й год».
Опасения в итоге не оправдались: 45 лет в браке, восемь детей и 27 внуков тому подтверждение.
Анна вспоминает, как удивилась, когда ездила к родственникам мужа на его родину: «Приехали — а там вся деревня пьет. У них самогон был, они его ставят — и пьют, и пьют, и пьют. У нас такого не было никогда. И поначалу было страшно, потому что не знаешь, чего ожидать от них».
Муж Анны мог выпивать два дня подряд, но «на третий — никогда». Дети, говорит она, пьют только по праздникам.
— Я строгая мать, требую, чтобы не пили.
— Вы им как-то объясняли в детстве, что пить — это плохо?
— Да ничего не объясняла, сами как-то поняли.
Несколько лет назад муж Анны Константиновны умер. Сейчас в Магарасе она живет одна и держит в хозяйстве двух коров. На полу в ее доме стоит пять ведер со свежим молоком, из которого она делает сметану и масло и отправляет детям. По хозяйству ей помогают сын и дочь, иногда внуки.
«Конечно, хорошо, когда не продают, — уверена пенсионерка. — Раньше молодежь пила, а сейчас на сенокос ходит, родителям помогает».
Полина вспоминает, что в Магарасе более 10 лет назад в сельских магазинах были очереди из желающих купить алкоголь: «Хоть с администрации, хоть со школы, хоть с детсада. Шли после работы, чтобы успеть до закрытия». После введения запрета местные стали отвыкать. Но теперь жители хотят большего: чтобы магазины перестали продавать бырпах.
«Он алкоголем не считается, но небольшой градус спирта в нем есть, — объясняет она. — Они с похмелья его пьют и пьянеют, а потом в запой уходят. У нас есть одна семья молодая, и муж с продавцами ругается в группе в ватсапе, чтобы его жене перестали продавать бырпах. У нас даже подписи собирали против его продажи в Магарасе».
Сама Полина не пьет даже по праздникам — говорит, что уже не позволяет здоровье, хотя ей всего 46 лет. Раньше женщина держала придорожное кафе, где работала вместе со своим старшим братом.
«У него когда запой был, так все: пьяный постоянно, работать не может, — вспоминает она. — Три — пять дней вообще не выходил на работу. Еще мог в город поехать и исчезнуть. А он кассиром у меня был. А как кафе без кассира? Одиннадцать лет с ним возилась. Кодирование — на три месяца максимум. К шаману в Якутск возили — тоже три месяца, а потом снова запивал. Я знаю, что некоторые до семи лет не пьют после шамана, так что это от человека все зависит».
Сейчас брата она уже не лечит: ему 62 года, и он сам не в силах пить регулярно и много.
«И муж выпивал, — вздыхает Полина. — Четыре года мы жили, но потом развелись, как раз из-за этого».
Асыма — это еще одно «трезвое» село в 120 километрах западнее Магараса. Между ними лишь село Бердигестях (административный центр Горного улуса) и километры бескрайней якутской тайги. Полчаса справа и слева от дороги мы видим только обугленные черные колья, которые чередуются с молодой березовой порослью. В 2021 году по этим местам прошелся огонь от лесных пожаров, бушевавших с особой силой в то лето в республике.
Николаю 55 лет. Мы застаем его в Асыме, где он строит летний дом. Живет он в Бердигестяхе вместе с женой и младшим сыном. Раньше Николай работал в этих же краях в Кировском совхозе трактористом, но потом Союз распался, работы не стало — и он стал злоупотреблять алкоголем.
— А вы хотите бросить?
— Конечно хочу!
Три раза мужчина обращался к шаманам. Последний — 10 лет назад. Тогда, говорит, это стоило три тысячи, а сейчас, конечно, дороже. «Один какую-то кодировку включал, другой иголками лечил, третий ставил фотографию известного шамана Никона и что-то ворчал, — вспоминает он. — Хватало то на неделю, то на месяц. Когда не пьешь, думаешь, что долго не пил, а потом считаешь — три дня только прошло. Но самый долгий срок — год не пил».
— А если бы в Бердигестяхе, так же как и здесь, ввели запрет?
Николай усмехается:
— Так и это же тоже почти «трезвое» село, — говорит он. — До магазина в Бердигестяхе, где продается алкоголь, всего 10 километров. А если бы и там запрет ввели… Да никак бы не повлиял. Поехал бы до места, где продают. Наоборот, люди из-за похмелья умирают. Бырпах, конечно, помогает до обеда дотянуть.
— А что бы тогда помогло вам не пить, если запреты не работают?
Николай задумывается:
— Если бы работа у всех была, то меньше бы пили. Я вот если даже 10 дней пью, то потом все равно восстанавливаюсь: работать же надо. Плюс права отбирают, оружие отбирают — а как тогда охотиться? Если бы у меня машины не было, то я бы больше пил.
Спрашиваю напоследок, где еще найти тех, кто в селе болен алкоголизмом.
— Да сейчас вы никого не найдете. Кто был, поехал на рыбалку похмелиться, отходить. Один я тут, и то трезвый хожу. Да и еще те, с кем выпивал, — так на СВО они уехали. А кто по ранению — лежат сейчас в другом городе. Так и живем…
Мы уже собираемся, уходим, Николай кричит мне вдогонку:
— А вы сами-то? Не пьете?
— Ну так, немного, а сейчас вообще очень редко, — признаюсь я.
— Пить нормально — душе лучше, — расплывается Николай в широкой улыбке.
* * *
За нашу командировку мы объехали 12 сел, семь из которых уже много лет — территория трезвости. У нас сложилось впечатление, что такая мера по полному запрету на продажу алкоголя тут работает, хоть и, конечно, не на все 100%. За все это время только один раз нам повстречался на улице подвыпивший человек, да и то в селе, где продажа спиртного разрешена. Большинство местных, с которыми мы общались, говорили, что пьют только по праздникам или отказались уже даже от этого. Взрослое поколение после введения запрета стало отвыкать от выпивки как образа жизни. Подростки не собираются в компании, где алкоголь — объединяющий фактор. У них другие развлечения — здесь очень популярны мотоциклы. И заботы — помощь старшим по хозяйству.
Вполне возможно, что при таких ограничениях полностью непьющее село — вопрос времени. А несколько человек, злоупотребляющих алкоголем, будут всегда, везде и при любых обстоятельствах.
Этот текст написан благодаря нашим читателям, поддержавшим проект «Выезжаем». Узнать больше о проекте и почитать другие материалы можно по ссылке.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам
