Пирожное свободы и любви
Кате Чернышовой 31 год. Она умная, утонченная, когда-то работала в Государственном музее Востока. Ее другу Игорю Молчанову 52 года. Он обожает заварные пирожные, песню Высоцкого «про клоунов» и высоко подпоясывает штаны. А еще у Игоря Ивановича синдром Дауна, и почти всю жизнь он провел в психоневрологическом интернате (ПНИ). Но вот уже второй год живет в отдельной квартире свободным человеком. И все благодаря Кате
— На день рождения мой пришли все! Нинка, Ванька, Шевкунова… У-у-у! Сколько их было разных! А подарили — раскраски и фло-ма-ас-теры! — это слово Игорь Иванович произносит несколько нараспев, подчеркивает его значимость. — И я в тот день га-ам-бургер нарисовал. Это такая вкус-ня-ятина!
Молчанов показывает прикрепленную к стене на скотч картинку. Тот самый гамбургер и рядом нарисованные мороженые, пирожные, печенья. Из кухни картинки бегут в коридор. Там сцены из жизни: вот мама ведет ребенка под зонтом в сад, вот сияет новогодняя елка, едет поливальная машина, грустит на чьем-то подоконнике оранжевый кот. Картинок так много, что у меня от этого цветастого калейдоскопа закружилась голова. А у Кати, исполнительного директора фонда «Жизненный путь» и опекуна Игоря Молчанова, не кружится. Катя любит эту квартиру, называет ее «большим художественным высказыванием». И молчановским гимном красоты.
А красоты, как известно, много не бывает.
Два хозяина на кухне
Игорь Иванович вышел из ПНИ в сентябре 2023 года. Переехал сюда, на окраину Москвы, вместе с другом Серегой. У Сереги тоже синдром Дауна, поэтому оба мужчины круглосуточно находились под патронажем сопровождающих. И учились «обычной жизни». Игорь Иванович, к примеру, без напоминаний стал заправлять постель, менять загрязнившиеся полотенца и готовить.
Серега на свободе тут же отпустил бороду, принялся наряжаться и украшать мир вокруг себя. Его дело и продолжает теперь Игорь Иванович. Продолжает один, потому что за день до моего визита лучшие друзья разъехались. Причина классическая: две хозяйки на одной кухне. В ПНИ-то непримиримых противоречий у мужчин не было, наоборот, они всегда ходили плечом к плечу — вместе боролись с интернатовским «режимом», вместе на прогулку, вместе на концерт.
На свободе борьба закончилась. И вышло другое: Игорь Иванович любит порядок, а Серегу — ему 33 года — несет по жизни творческий поток. Этот поток сметает на своем пути чашки, разбрасывает носки и иногда приносит домой запрещенные для Игоря Ивановича вкусности. Они так сладко пахнут, так манят своими поджаренными боками и сочными котлетами, что Игорь Иванович приходит в неистовство. А ему их нельзя!
Чтобы старые друзья не рассорились, у каждого появилась своя квартира.
В ней-то и встречает меня Игорь Молчанов. Через картинки рассказывает о жизни. Главное событие в которой — его первый за 52 года день рождения.
Воспоминание о картошке
До этого ни одного праздника в свою честь он не помнит. Да и вообще важные события по пальцам пересчитать: в восемь лет родители отдали Игоря в детский дом, в 18 он переехал в психоневрологический интернат, в 51 год вышел на свободу. Между последними датами вспоминает еще одно важное событие — как он раскрыл преступление. Да-да! Самое настоящее преступление, случившееся в интернате.
Там был какой-то общий праздник, и подопечным привезли огромный торт. Выдали по маленькому кусочку, а остальное спрятали. Но Игорь Иванович не промах — смотрел детективные сериалы. Провел собственное расследование и обнаружил пропавший торт в шкафу на кухне. Затребовал найденное изъять и поделить — справедливость восторжествовала.
— Вы так любите сладкое? — смеюсь.
— Все люблю. Лишь бы… — Игорь Иванович понижает голос и закрывается ладонью от Кати, которая сидит на полу и хохочет. — Лишь бы побольше по-жра-ать!
Потом мы вспоминаем жареную картошку, которая была в детстве Игоря Ивановича: «с золотой корочкой и лучком». Игорь родился в Чертанове. Как он говорит, у родителей были «свои дела», поэтому воспитывали его бабушка с дедушкой. Жили Молчановы в деревне под Москвой. Небольшой выкрашенный зеленой краской дом. Широкий огород с подсолнухами. Сад. И собака Шарик.
Дедушку Игоря звали Егором Ивановичем, он работал на тракторе, чем вызывал немалое уважение у внука. А бабушка была «просто Ольгой». Она и жарила ту самую картошку. А еще варила варенье из растущих в саду слив.
И когда просто Ольга кричала в окно: «Игореша, иди кушать!» — Игорь с Шариком неслись домой со всех ног. И оба были абсолютно счастливы.
До того момента, пока Игореша не оказался на пороге коррекционного детского дома.
Без Шарика. Без бабушки. Без картошки. Без всего.
Отчего так случилось, он не знает. Но помнит, что бабушка приезжала к нему с гостинцами — обнимала и тихо плакала. И много раз объясняла, что на нее упал котел с кипятком и что-то внутри бабушки сломал — она не может больше за внуком смотреть. И получилось, этот проклятый котел сломал что-то и внутри Игореши.
Вначале он стоял у окна и ждал, и ждал. А потом понял: бабушка больше не придет, ждать бесполезно. И обрушилась тоска. Тихая и голодная. И тянулась до самых взрослых лет, пока в интернат не приехал Сергей и не стал ходить за Игорем Ивановичем хвостиком. И когда они дежурили по столовой, подкладывал на тарелку другу самые большие куски.
Игорь Иванович заботу оценил. В благодарность принялся защищать новенького. Сам-то Молчанов из-за «вредного» характера завоевал в интернате непререкаемый авторитет. Жильцы его слушались, а сотрудники часто назначали ответственным, главным.
— В целом ему там было неплохо, — рассказывает Катя. — Поэтому нам казалось, что Игорь Иванович не захочет на свободу. Но он, как только услышал про съемную квартиру, тут же начал собирать свои фломастеры…
— Потому что там рядом много маленьких магазинчиков! А в них — пи-ирожные, мо-ороженые, зе-ефирки! — Игорь Иванович облизывается и гладит себя по животу. — Я тебе сейчас покажу!
Молчанов ведет меня в комнату и из тайника под кроватью достает фотоальбом. В нем жизнь, которая началась у Игоря восемь лет назад: на снимках — занятия в фонде, походы с Серегой по магазинам, прогулки, работа в инклюзивной мастерской.
Подготовиться к свободе
Выход на свободу — это не просто так. К свободе надо готовиться: учиться правильно переходить дорогу, ездить на общественном транспорте, платить за пирожные, в конце концов. Поэтому несколько лет Игорь и Сергей проходили адаптацию: их забирали на гостевые каникулы в тренировочную квартиру фонда «Жизненный путь», отправляли в лагеря.
А когда они привыкли к миру, в фонде стали искать им опекунов. Серегу на себя взяла директор фонда Марина Быкова. А Игорь Иванович согласился уйти под юридический патронаж Кати. Они тогда были не так близко знакомы. Но Катя знала, что Игорь Иванович добрый и беды от него ждать не придется. И все равно долго думала, советовалась с юристом и мужем: это же большая ответственность. Если недееспособный Игорь Иванович что-то натворит, отвечать ей. Или если с ним что-то случится, тоже она виновата. Но в итоге согласилась.
И вот только когда опека была оформлена и Кате выдали на руки документы Молчанова (по закону раньше нельзя), выяснилось, что у Игоря Ивановича пятая, терминальная стадия почечной недостаточности. А это значит, что в ближайшее время Игорь Иванович по дороге в мастерскую, на прогулке или дома, за своими раскрасками, может умереть.
— Специфика этого заболевания в том, что оно может особенно не проявляться. Ну подташнивает, ну слабость… Во время жизни в интернате Игорь действительно был не очень активным. Но нам казалось, что это его особенность. Человеку 52 года, у него синдром Дауна. Что мы от него хотим? — вспоминает Катя. — И вот только сейчас, после нескольких месяцев гемодиализа, мы понимаем, что все эти годы он просто не жаловался. А когда было ну очень плохо, лежал и терпел. А сейчас посмотрите, какой живчик! И внешне изменился — помолодел!
Игорь Иванович делает «руки в боки» и задирает нос. Ворот рубашки открывает заклеенный лейкопластырем подключичный катетер.
О том, как его ставили, Катя рассказывает долго и жарко. Потому что для всех это была проблема, а для нее — настоящая беда.
«Я вам не индюшка!»
Игорь Иванович не переносит игл: даже для того, чтобы взять у него кровь на анализ, нужно уговаривать. А тут, когда он узнал, что врачи сделают на коже надрез, заявил: «Я вам не индюшка, резать себя не дам!»
Переговоры о катетере шли три месяца. За это время в больницу к Молчанову приходили несколько десятков человек: от директора фонда до психологов. И, конечно, ходила Катя. Пока договаривалась с врачами, выискивала разрешенные при почечной недостаточности вкусняшки, закупала карандаши и раскраски, прикипела к своему подопечному. Поняла его и по-дружески полюбила.
И Игорь отвечал ей взаимностью: радовался ее визитам в квартиру и в больницу, светлел лицом, обнимал и называл «своей Катюхой». При этом по поводу катетера мнения не менял: «Сами себе ставьте, а мне и так нормально».
Однажды Катя не выдержала и прокричала сквозь слезы:
— Времени все меньше и меньше! Без диализа ты просто умрешь!
— Я никогда не умру, — улыбался Игорь. — Смерти нет. Но есть Богородица.
Игоря так и выписали без катетера, назначили поддерживающую терапию. А спустя еще три месяца по дороге в больницу он резко побелел, в коридоре поликлиники упал как подкошенный и замер.
— Катетер! — кричали уже хором врачи и сопровождающие.
— Ладно, — прошептал Игорь. — Буду индюшкой, режьте.
Теперь три раза в неделю Молчанов собирает в сумку свои раскраски, радиоприемник и кнопочный сотовый телефон и едет с координатором фонда в гемодиализный центр. Там пять часов, пока идет очистка крови, Игорь Иванович раскрашивает свои мечты: конусы разноцветного мороженого, хот-доги, пирожки, бургеры. Все то, что ему нельзя из-за болезни.
Когда процедуры заканчиваются, везет раскраски домой. И на стенах его съемной квартиры появляется свежий фрагмент «художественного высказывания».
Молчанов смотрит на новую серию работ — отходит, подходит. Всплескивает руками. Радуется.
Катя тоже радуется всему хорошему, что происходит с Игорешей. В точку, когда надо было согласиться на опекунство, они вошли чужими. А теперь — в доску свои.
— Когда я в первый раз увидела документы Игоря, поняла, что в ПНИ он попал в 1992 году. А я родилась в 1993-м. Получается, он прожил в интернате больше, чем я на Земле. Эта мысль меня потрясла, — признается Катя. — Как десять лет назад потряс плакат, который я случайно увидела на улице: «Если человека нельзя вылечить, это не значит, что ему нельзя помочь». После этих слов я устроилась волонтером в хоспис. А там убедилась: да, мы можем помочь. И жизнь обретает особый смысл, когда ты кому-то очень нужен.
А еще Катя говорит, что в лице Игоря Ивановича она нашла не только друга, но и учителя. И когда у нее случается что-то плохое, она представляет расплывшееся на больничной подушке лицо Игоряна и этот его любимый жест — поднятый большой палец: «Все хорошо будет, Катюха! Я-то знаю! Не унывай».
Пакет гречки и слова любви
История Игоря Ивановича одна из сотен, которые сегодня можно найти в летописях «Жизненного пути». И все они про взрослых людей с ментальными особенностями. У кого-то умерли родители, а кто-то, вот как друг Игоря Серега, даже не слышал о своих родных. Но благодаря тому, что эти люди находятся под опекой, их жизненный путь вышел за пределы казенных коридоров.
И диагноз для них уже не приговор. Игорь Иванович, к примеру, ходит на работу — перерабатывает бумагу, из которой получаются чудесные записные книжки. Другие ребята делают керамику, работают по дереву, мастерят игрушки и мебель. А еще в фонде есть программы поддержки родителей «особых взрослых».
Если бы такая программа была в 1972 году — кто знает, может, и не оказался бы Игорь Иванович в детском доме? И жизнь его пошла бы другим путем…
Но сегодня этот «другой путь» создают сотрудники и волонтеры фонда. И мы — люди, которые присылают пожертвования. Именно на эти деньги «Жизненный путь» снимает квартиры для Игоря Ивановича и Сереги.
Так что, проходя по этой ссылке и нажимая на кнопку «Помочь», вы можете представить, например, как Игорь Иванович крепит к стене еще один нарисованный торт. А за его спиной шуршит пакетом с гречкой Катя и просит Игорешу еще чуть-чуть эту треклятую диету потерпеть. Ну недельку еще буквально продержаться, ну месяц.
А потом придет настоящее Молчаново счастье. Бесконечное счастье из конфет и пирожных. И глубокой, ничего не требующей Катиной любви.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам
