Без серой жабы в космос мы не полетим

Каждую весну под Санкт-Петербургом массово гибнут жабы и лягушки. Они идут на нерест к водоему, но попадают на асфальтированную дорогу, где становятся жертвами автомобилей и велосипедов. При этом дело происходит на особо охраняемой природной территории — в заказнике «Сестрорецкое болото». «Такие дела» посетили эти печальные места и узнали, сколько лягушек гибнет на километр дороги, как ради амфибий можно бросить работу, при чем тут похоронная отрасль Петербурга и почему без серой жабы нам не видать опережающего развития

История в фотографиях

В 30 километрах от культурной столицы находится озеро Сестрорецкий Разлив. Когда-то на его берегах прятался в шалаше товарищ Ленин, а теперь как раз от его шалаша идет вдоль Разлива асфальтированная дорога. Петляя между соснами и березами, она проходит через заказник «Сестрорецкое болото» и упирается в глухие ворота частных владений.

Все было бы прекрасно в этой экосистеме, если бы не лягушки. На Сестрорецком болоте задолго до появления в этих местах Ленина, коттеджей и самого заказника обитали три вида земноводных: остромордая лягушка, травяная лягушка и обычная серая жаба. Каждую весну животные в соответствии с законами природы выползают из болота на берег Разлива, стремясь найти свою любовь и исполнить свое предназначение. Беда в том, что на асфальтированной дороге, которая перерезает миграционный путь лягушек, сильно оживилось движение. Лягушки и жабы стали массово гибнуть под колесами, не достигая цели и не оставляя потомства.

ГКУ «Дирекция ООПТ Санкт-Петербурга», в чьем ведении заказник, пришла в ужас. Перекрывать дорогу нельзя — она общего пользования. Единственный выход — в период миграции, то есть в течение всего мая, переносить жаб и лягушек, желающих размножаться, через дорогу на руках. Своими силами Дирекция ООПТ сделать это никак не могла бы: в штате у них всего пара десятков человек. Пришлось кидать клич и обращаться за помощью к народу.

Общество зеленых ведерок

С чего начинается спасение амфибий? Как и любое спасение в России, оно начинается с хорошо охраняемого периметра. Дорогу перекрывает шлагбаум, надпись на котором гласит, что впереди заповедная территория. Чтобы ни у кого не оставалось сомнений, к шлагбауму прилагается охранник, одетый в форменную спецовку «Сестрорецкое болото». Ну а дальше уже на заповедной территории вас встречает ведущий специалист-эколог Сабира Нурмамбетова, сотрудница Дирекции ООПТ Санкт-Петербурга, — бодрая, как майское утро. В ее задачу входит инструктаж волонтеров, а также выдача инвентаря: ведерко зеленое пластмассовое (одна штука), жилет светоотражающий (одна штука) и перчатки (одна пара). Прорезиненные перчатки, к слову, надо надевать пупырками наружу, чтобы не повредить лягушачью кожу. А голыми руками брать амфибий нельзя: из-за разницы температур лягушка может обжечься. «И начнет нереститься вам на ладонь», — жизнерадостно пообещала Сабира. Что же касается ведерка, им следует воспользоваться, если вокруг уж совсем много жаб. Но и в этом случае важно помнить: в два слоя лягушек в ведро не укладывать, а то они изувечат друг друга. И, конечно, боже вас упаси разъединять сцепившуюся пару: их надо переносить вместе.

Покончив таким образом с земноводными, Сабира перешла к приматам. Людей, то есть волонтеров, в заказник сейчас едет много. Ведущий специалист связывает это с возрастающим желанием общества внести свой вклад в природоохранную деятельность. Плюс все любят тискать жаб. В основном их тискают, то есть переносят через дорогу, студенты и пенсионеры, но бывает, что приезжают за этим делом целыми семьями. В прошлом году лягушек спасали 650 человек, а в этом году зарегистрировалось уже больше 700. Конечно, такой поток приходится разбивать на группы и менять их каждые три часа. Ежедневно с 10 до 18 часов по дороге, размахивая ведерками, мигрируют волонтеры — ищут, кого им спасти.

Тут ведущий специалист Сабира стала серьезной и, понизив голос, попросила нас не очень отвлекать волонтеров от природоохранной деятельности. А то в прошлом году был неприятный случай. Приехала пресса, накинулась на людей с вопросами, а волонтеры потом пожаловались в Дирекцию ООПТ: мол, они помогать приехали, а им глупые вопросы задают и мешают жаб спасать. Пообещав не трогать никого, кроме лягушек, мы взяли пару перчаток и отправились на дежурство.

Обещание свое мы, конечно, не выполнили. Во-первых, оказалось, что переносить через дорогу в этот час некого. Погода стояла прохладная, и желание амфибий забиться под сухой лист и там оцепенеть было очень понятно. Во-вторых, волонтеров собралось явно больше, чем жаб. Пришлось проигнорировать просьбу ведущего специалиста-эколога и вступить в контакт с людьми. 

Мордочкой в сеточку

Если бы мы могли превратиться в жабу и наблюдать за жизнью из канавы (что, в принципе, не исключено), мы бы увидели на дороге общего пользования много хороших людей. По-другому не скажешь: они честно встали с утра и приехали в заповедник, причем шли от станции пешком километров шесть. Некоторых судьба за это щедро вознаградила. Женщина Юлия в вязаной шапочке-лягушке за утро умудрилась найти целых пять жаб.

«Я иду, а они мордочкой в сеточку упираются, — умилялась Юлия, — господи, такая нежность…»

Зеленой сеткой обтягивают километровый участок дороги, где проходит великий миграционный путь. В этих местах дорога взбегает на пригорок и лучше прогревается: амфибиям это нравится. Но сетка преграждает им дорогу: земноводные не представляют, какая опасность ждет их на асфальте. Пока на наших глазах волонтеры разматывали рулоны с сеткой, по дороге с гибельной скоростью промчалась кавалькада велосипедистов. Несколько человек еле успели отскочить, что уж говорить о лягушках.

В 13:37 волонтер в седых кудрях поймал и перенес через дорогу небольшую жабу. Взволнованные соратники поздравляли его, как именинника. 

«Очень приятные и неожиданные ощущения, — смущался счастливец. — Спасибо! Спасибо вам!»

Только один человек не участвовал в торжестве. На обочине, в просвете между соснами рисовалась печальная женская фигура в болоньевой куртке; она безуспешно пыталась воткнуть шест для сетки в холодную землю. Женщину зовут Валерия. Она живет недалеко от заказника и уже третий год приезжает спасать лягушек, про которых знает гораздо больше других, может, даже больше Дирекции ООПТ. Спросите, например, Валерию: сколько лягушек спасли в прошлом году? Она подумает и скажет: «Смотря когда… 24 мая — около двух тысяч за день. А в пятницу, 25-го, их вообще не было».

Волонтерам в заказнике полагается не только переносить амфибий — они еще заполняют анкеты, где указывают количество спасенных, температуру воздуха и время суток. Но Валерия, видимо не вполне доверяя чужой статистике, ведет собственные блокноты и держит их дома.

Она вообще пристально следит за ситуацией. Знает, что раньше заказнику помогали местные предприятия: чуть ли не автозаводы присылали своих волонтеров, и те помогали ставить сетки. А потом началось: пандемия, санкции — и шефы пропали.  

«Я-то думала, что у лягушек все хорошо — есть кому позаботиться, — горестно вспоминает Валерия. — Пару лет назад приезжаю, а тут все в кровище! А они через это ползут, ползут…»

Не теряя времени, Валерия организовала чат «Спасти рядового жабу» и стала созывать туда знакомых и даже сотрудников Дирекции ООПТ. В чате обменивались информацией: как проходит миграция, кто где видел раздавленную лягушку, когда выходить на дежурство у дороги. Обсуждались меры защиты: закрыть во время миграции проезд через заказник, поставить на обочине ограничительные знаки. Хотели даже установить в назидание автомобилистам стенд с волонтерскими стихами:

Они ползут через дорогу
Отважной серою гурьбой,
Их под ногами очень много,
Вокруг ковер из жаб живой.

Туда, где вновь икру отложат,
Цари болот попасть спешат,
А под пупырчатою кожей
Стучит сердечко, есть душа.

До стендов, к сожалению, не дошли руки, но участники чата составили и отправили заявление в Дирекцию ООПТ, в комитет по природопользованию, в прокуратуру и, конечно, в приемную президента Путина, чтобы установили на дороге хотя бы «лежачих полицейских». Никаких «полицейских» им не дали, но хотелось бы видеть лица чиновников, читающих строки заявления: «Утром, придя на работу, охранники заказника берут лопаты, мешки и идут собирать месиво из раздавленных амфибий, чтобы скрыть масштабы этого чудовищного преступления против природы и не шокировать посетителей. С лопатами и мешками для трупов охранники курсируют по дороге, копая братские могилы на обочине… Велосипедисты, лыжероллеры тоже давят жаб. Катаются прямо по живому. Весь асфальт в кровавых пятнах». 

Самое грустное, что это правда.

Фарш из лягушек

«Я, знаете, насмотрелся на этот кошмар. Я видел массовые миграции еще в 1990-е годы в Псковской, да и в Ленинградской области, когда машина ночью едет просто по фаршу. На дороге — картины Босха. Груды жаб. У кого нога отломана, у кого передняя лапа торчит из кожи, выломанные кости прокалывают легкие, и их раздувает. Вся это полуживая масса ползет по дороге: на мертвых самок еще самцы цепляются, а по ним сверху едут машины…»

Ужасным откровением делится с нами Константин Мильто, старший научный сотрудник Зоологического института РАН и главный консультант-герпетолог (то есть специалист по земноводным) Дирекции ООПТ Санкт-Петербурга. Сестрорецкое болото он знает прекрасно: обследовал его, когда здесь только собирались устраивать заказник согласно указу тогдашнего губернатора Валентины Матвиенко. Конечно, про жаб и людей Константин может рассказать немало, чем мы и воспользовались.

Значит, жабы. Соображают они неплохо. Когда держишь жабу в неволе, она хорошо идет на контакт. Если жабы живут рядом с домом за городом, то вообще привыкают к человеку, их и подкармливать можно. Они даже вроде как различают людей, хотя это сложно доказать. Зрение у них цветное. Раньше считалось, что видят только подвижные объекты, но последние опыты показывают, что видят и неподвижные. 

А еще амфибии любят ходить по дорогам. Во-первых, асфальт нагревается, и они выходят туда поддерживать температуру. Во-вторых, ночью там бывает много сбитых насекомых, и жабы с лягушками идут на охоту. Для них это самоубийство, но они все равно ходят. Притом что отпрыгнуть от машины не может даже лягушка (она хоть как-то прыгает), а жаба вообще ползает. У нее реакция на опасность — затаивание. Она просто приседает и остается неподвижной.    

Можно себе представить, что творится на дорогах весной, когда лягушки и жабы планируют размножаться. У них ведь зимовка и размножение в разных местах, поэтому они просыпаются и начинают мигрировать. Выходят из леса, пересекают дорогу — и вперед, к Разливу.

— Сколько времени надо лягушке, чтобы дойти до цели?   

— Зависит от расстояния. В среднем пару дней. И потом, она еще партнера по дороге ищет, отвлекается на что-нибудь. На дорогу выйдет — будет сидеть, раздумывать… Ее там, на дороге, может встретить самец, попытается войти с ней в амплексус, а это еще больше замедляет движение. 

Амплексусом называется поза, которую амфибии принимают для оплодотворения. Камасутра насчитывает восемь разновидностей амплексуса; некоторым могли бы позавидовать даже продвинутые секс-блогеры и блогерки. Например, «свободный амплексус», при котором самец не обхватывает самку конечностями. Или «независимый амплексус» — контакт между особями минимален, самец оплодотворяет самку спиной к спине.

Но вся эта свобода и независимость ничего не стоят, когда по тебе прокатывается колесо джипа. Именно пары в амплексусе чаще всего становятся жертвами высоких скоростей. Вместе с ними гибнет весь будущий приплод — несколько тысяч икринок. Мильто как-то проводил подсчеты в заказнике во время нереста: примерно тысяча давленых жаб на километр дороги. И это только за пару дней. А если брать весь период миграции? А лето? А осень?

Небедные люди

«Тут нестандартная ситуация, так скажем. Ситуация, когда природное явление накладывается на человеческий фактор», — объяснила нам Надежда Мурашова, бывшая сотрудница Дирекции ООПТ Санкт-Петербурга. Под «природным явлением» Надежда подразумевала весеннюю миграцию. А под «человеческим фактором» — автомобильную активность, которая резко выросла, когда по дороге общего пользования стали ездить владельцы частной собственности.

Дело было еще в середине 2010-х. Асфальтированная дорога, ведущая через заказник, когда-то шла к базе отдыха «Лагуна» на берегу Глухого озера, и ездили по ней нечасто. До тех пор, пока базу не выкупили и не построили там, как водится, резиденцию с вертолетной площадкой.

Имена ее нынешних владельцев бережно скрыты от посторонних глаз. Однако в 2017 году издание «Канонер» сообщило: базу «купили люди, связанные с похоронной отраслью Петербурга. Теперь дорога — единственный путь к их угодьям». Тогда же на сайте Esosedi пользователь с ником «Зеленый» написал: «Сейчас на бывшей базе отдыха “Лагуна” территория разделена на пять участков. Владелицей или совладелицей всех участков является Персиянова Анна Игоревна, два из них находятся в ее собственности в долях с Губиным Алексеем Геннадьевичем и Ларькиным Валерием Борисовичем».

По данным издания «Новый проспект», Анна Персиянова — вдова Игоря Минакова, «короля петербургского похоронного рынка». Этот незаурядный человек начал свою карьеру оперуполномоченным милиции, в 1990-х открыл охранный концерн, был замгендиректора ОАО «Ленэнерго» по безопасности, а позже весьма удачно занялся ритуальным бизнесом: к моменту кончины Минакова в 2020 году совокупный оборот его похоронных компаний составил более миллиарда рублей. Почти все беспроблемные активы, включая земельные участки и жилье, покойный переписал на жену.

Валерия Ларькина «Новый проспект» называет давним партнером Минакова и пишет, что тот получил в наследство «самые сложные активы покойного бизнесмена, связанные с похоронным рынком». Что касается Алексея Геннадьевича Губина, то его полный тезка значился в системе «СПАРК» как президент карельской Ассоциации предприятий похоронной отрасли. Он скончался, как и Минаков, в 2020 году.

В общем, если источники не врут, сестрорецкие лягушки оказались в интересной компании. Когда в свежую резиденцию «похоронного короля» стали ездить строители, гости и обслуживающий персонал, среди мигрирующих амфибий начались массовые жертвы. Никогда еще эрос и танатос не были так близко.

«Раньше там [в заказнике] был трафик совсем другой. Сейчас он бешеный, — рассказывал Константин Мильто. — Машины ездят постоянно. И там ведь небедные люди живут: учитель, например, приезжает на своей машине, потом тренер на своей машине, гувернантка на своей машине, уборщица на своей машине… Машины проходят постоянно. Этого достаточно, чтобы существенно сократить популяцию».

Но что делать в такой ситуации? Совсем перекрыть дорогу нельзя: по словам Надежды Мурашовой, она не относится к территории заказника, хоть и проходит через него. Так бывает. Значит, по дороге должны иметь возможность ездить владельцы упомянутой резиденции, их гости и работники, а кроме того, коммунальная и специальная техника, которая проводит работы в лесу, мусоровозы и прочие. Не говоря уж о велосипедистах.

Шлагбаум раздора

В конце концов Дирекция ООПТ установила при въезде в заказник шлагбаум. Это вызвало много недовольства со стороны администрации района и, надо думать, владельцев резиденции. Шлагбаум пытались убрать, но в результате оставили. Так он теперь и стоит, как скромный памятник классовой борьбе, а возле него находится охранник и пропускает только тех, кого надо.   

«Шлагбаум там предупредительный, дает возможность людям задуматься и не гнать, — твердо заявила Виктория Самута, начальник отдела экологического просвещения Дирекции ООПТ Санкт-Петербурга. — Опять же мы ставим там знаки с изображением жаб и надпись с просьбой “снизьте скорость”, рассылаем письма в спортшколы, чтобы в период миграции амфибий они выбирали другие участки для проведения спортивных мероприятий… Собственникам участка возле Глухого озера мы тоже разослали письма, предупредили их, а дальше все на их совести».

Тут Виктория затронула сложный этический вопрос. Со слов Дирекции ООПТ выходило, что совесть у собственников резиденции есть: ведущий специалист Сабира уверяла нас, что местные водители, в отличие от велосипедистов, «все знают и стараются ездить на низкой скорости» (действительно, при нас несколько машин двигались по дороге небыстро, лавируя между волонтерами). В то же время местные активисты, в том числе Валерия, давали понять, что совести как раз нет ни у кого, раз охранникам приходится ходить тут с мешками и лопатами для трупов.

Что тут поделать

«В прошлом году мы подняли шумиху, — рассказывает Валерия, грустно глядя в зеленое ведерко. — Писали во все инстанции. И чем это кончилось? Ну появилась оградительная сетка. Волонтеры появились в большом количестве — Дирекция ООПТ постаралась. А снижения скорости так и нет. И биопереходов нет, а они могли бы помочь».

Оказывается, в некоторых странах, чтобы не нарушать миграционный путь амфибий, делают специальные тоннели под дорогой — «зверопереходы». Но в Дирекции ООПТ к этому относятся сдержанно: дорога вырезана из территории заказника, значит, понадобится куча согласований и бюджетных денег. «И потом может возникнуть ситуация, что трубы мы положили, а жабы будут мимо ходить», — опасается Виктория Самута, начальник отдела экопросвещения. 

Константин Мильто тоже скептически настроен относительно «зверопереходов». На этой дороге сделать их очень сложно. Такой уж там рельеф. Понизу сделаешь — они водой заполнятся. Поверху сделаешь — бортики нужны. Так что история с волонтерами — наиболее удачный выход — и в природоохранных целях, и в воспитательных: люди хоть задумаются о том, какой кошмар происходит вокруг.

«Кстати, у нас еще куча мест, где мигрируют амфибии в городе и где их еще можно спасти, — замечает герпетолог. — На том же Сестрорецком Разливе за пределами ООПТ их полно. В Юнтоловском лесу, на территории города, мощнейшая миграция травяной лягушки — просто кошмар. В районе Песочного есть торфяные карьеры — туда на выходные ездят на шашлыки, а это места местной жабьей популяции. Есть карьеры в Ольгине — единственный водоем в лесу, где жабы размножаются. Там достаточно пару раз проехать двум-трем группам отдыхающих на машине — и все. Я как-то для коллекции собирал там дохлых жаб: набрал за 15 минут больше 50 штук, причем свежих». 

— Простите за глупый вопрос, Константин. А зачем вообще спасать этих жаб и лягушек? Ну сократится популяция, ну исчезнут они, что будет от этого с родиной и с нами?

— А вы знаете, что еще в XIX веке к нам киты в Финский залив заходили? Атлантический осетр жил на Ладоге, где он? Его вообще не осталось. Потеря любых элементов экосистемы ведет к ее обеднению. Обеднение ведет к потере биоразнообразия, утрате генетического разнообразия, ослаблению потенциала устойчивости экосистемы к внешним воздействиям. Чем проще и беднее экосистема, тем более она уязвима.

Короче говоря, если жабы исчезнут, плохо нам будет. Природа деградирует, и мы вслед за ней. «Мы не можем жить в космосе, в искусственных экосистемах — это все фантастика, — уверен Константин Мильто. — Чтобы такие системы существовали, они должны где-то черпать ресурсы. А где? В живых экосистемах». Не будет их — не будет никакого развития, тем более опережающего. Без серой жабы в космос мы не полетим.

Пусть не кончаются

Мы наконец вбили в землю шест для сетки. Валерия внимательно разглядывает заросли: вдруг там притаилась жаба с оранжевыми глазами? Вдруг ей нужна помощь? Валерия ведь даже работу бросила, чтобы лягушек спасать. Работала медсестрой, а потом взяла и уволилась. Надоело, говорит. Амфибии важнее.  

— А вот май пройдет, жабы кончатся — чем будете заниматься?

— Ну… как вам сказать…

Молчит Валерия. Не знает она, как жить, если жабы кончатся. Даже страшно представить. Уж лучше пусть не кончаются. 

• Теги:
• волонтеры
• природа