«Мое лицо наполовину железное»

«Говорили, что на работу не возьмут из-за лица»

В мае 2008 года студентка из Красноярска Александра Черноусова возвращалась с друзьями с вечеринки. Ехали на такси большой компанией — она, сестра и трое друзей. По пути машина должна была переехать через мост, где в то время шел ремонт и стоял невысокий бетонный забор. На полной скорости автомобиль влетел в одну из плит. В крови водителя не нашли следов алкоголя: он или не заметил препятствие в темноте, или просто забыл о нем. 

Удивительным образом в аварии никто не погиб. Одному из молодых людей сломало руку, другие отделались синяками и испугом. Водитель с тех пор слегка хромает. Но Александру, которая сидела посередине на заднем сиденье, выбросило вперед — прямо на двигатель, который из-за столкновения с бетонным забором частично вошел внутрь салона. 

«Основной удар пришелся на лицо. Лоб и подбородок остались целыми, а все остальное было в кашу: глазницы полностью разрушены, правый глаз наполовину вытек, остался только левый. Им я сейчас вижу. Нос зашел немного внутрь головы, еще миллиметр — и он задел бы мозг, тогда меня бы не спасли. Когда меня вытаскивали из машины, люди вокруг думали, что я умерла», — рассказывает Александра. 

Она провела в больнице больше месяца: врачи собирали заново ее лицо, спасали уцелевший глаз, пытались восстановить поврежденный. Главной целью докторов тогда было спасти девушке жизнь, а красота «нового» лица отошла на второй план. «Мне говорили: стоит нос прямо — вот и радуйтесь. Можете жевать — уже хорошо», — вспоминает Александра. Тогда она еще не знала, что процесс восстановления травмированного лица займет около десяти лет. 

До аварии Александра — улыбчивая блондинка с голубыми глазами — мечтала сниматься в кино. Однако после трагедии о карьере актрисы пришлось забыть: девушке со шрамами на лице было очень трудно построить хоть какую-то карьеру.

Александра ровно за неделю до аварии, 7 мая 2008 годаФото: Юлия Скоробогатова для ТД

Окончив университет по специальности «социальный работник», Александра начала искать работу. Вспоминая то время, она предупреждает: «Я буду плакать, но вы не обращайте внимания». Сначала девушка пробовала устроиться в Пенсионный фонд, но там намекнули, что не могут принять ее на работу из-за шрамов.

«Потом я хотела устроиться в автосалон администратором, и тут мне уже прямо сказали, что из-за лица не возьмут. Сказали, что все их во мне устраивает — образование, опыт, а вот лицо не устраивает», — вспоминает Александра. 

«Саша, очнись» 

После аварии она несколько лет в любое время года носила темные очки и густую челку: хотелось спрятаться от посторонних людей, которые нередко в открытую разглядывали ее на улицах и в общественных местах. Она мечтала перейти на удаленную работу, хотя до трагедии всегда любила находиться среди людей, была открытой и общительной. Иногда люди спрашивали, что с ней случилось, но чаще просто бесцеремонно разглядывали.

«Эмпатия, то есть умение поставить себя на место другого человека и почувствовать то, что мог бы чувствовать он, у многих людей плохо развита. Точно так же, как и способность посмотреть на собственное поведение со стороны. Некоторым людям просто не придет в голову, что у ситуации может быть два, три и более вариантов восприятия, а его любопытный взгляд может кого-то обидеть», — замечает психотерапевт Екатерина Сигитова.

По ее словам, главная трудность для людей, у которых на лице есть шрамы и другие особенности, — это реакция социума на их внешность. Иногда отношение посторонних может травмировать. В некоторых случаях люди с лицевыми отличиями предпочитают изолироваться от общества, чтобы не сталкиваться с негативом. «Главное — не подчиняться отвергающему социуму и не сдаваться», — говорит Екатерина Сигитова.

Александре не сдаваться помогала поддержка семьи. После аварии она начала встречаться с молодым человеком, за которого потом вышла замуж. Родные тоже всегда были рядом. «Во время аварии со мной в машине была родная сестра. Когда меня вытащили, я как будто издалека слышала ее голос, хотя она кричала мне в самое ухо: «Саша, очнись!» После этого я почувствовала, как будто у меня сердце заново завелось. С тех пор я шучу, что сестра своим криком может с того света достать», — смеется Александра. 

Александра при поездке на такси попала в аварию 14 мая 2008 годаФото: Юлия Скоробогатова для ТД

Позже она все-таки нашла работу — устроилась в один из красноярских институтов в отдел социальной и психологической помощи, где рассказывала студентам о доступных льготах и организовывала социально направленные мероприятия, например поездки волонтеров в детские дома. По ее словам, она стала более мягкой и начала лучше понимать других людей, а раньше была «напыщенной и надменной». 

«Раньше к людям с инвалидностью я относилась, честно говоря, плохо. Думала: “Ну да, инвалид, но просто живи, как все”. После аварии я поняла, какие эти люди сильные, сколько им приходится преодолевать, насколько наше общество для них не приспособлено. Нужно много боли пережить, чтобы смириться с потерей руки, ноги, зрения», — делится она.

«Давай сделаем губы» 

Даже небольшие и почти незаметные шрамы на лице бывают источником тревоги для людей, которые пережили травму. Окружающие могут говорить им, что не видят никаких следов трагедии. Но даже самые добрые и искренние утешения не помогают, когда в сознании человека разрушен привычный ему образ самого себя. 

В июле 2017 года семья Влады Политавкиной отправилась в долгожданный отпуск на море. Из города Учалы в Республике Башкортостан до Анапы ехать больше двух дней на машине. Когда до приморского городка оставалось меньше двухсот километров, автомобиль, где ехали пятнадцатилетняя Влада, ее родители и семилетний братик, попал в аварию. На извилистом серпантине недорогой китайский внедорожник разбился «всмятку».

Влада перед аварией в начале июля 2017 годаФото: Юлия Скоробогатова для ТД

Влада ничего не помнит об аварии: ее воспоминания о дороге заканчиваются на том моменте, когда машину остановили полицейские и попросили всех пристегнуться, а начинаются опять уже с момента, когда девушка очнулась в больнице. 

«Несколько дней после аварии я была в коме. Когда очнулась, сразу спросила: “Где братик?” По поводу папы у меня сразу было плохое предчувствие, но мне долго говорили, что все нормально, что он в больнице, — вспоминает Влада. — Уже потом мне сказали, что папа погиб. С мамой все хорошо, у нее только рука сломана была. Братик жив, но после аварии не чувствует ноги».

Маленький Ефим получил ушиб позвоночника, из-за чего у мальчика парализовало ноги. Но, к счастью, у него есть шанс снова начать ходить — деньги на реабилитацию Ефима собирает Благотворительный фонд памяти Николая Богатикова в поддержку пострадавших в ДТП.

Влада в той аварии сильно ударилась головой и получила перелом лицевой части черепа и ключицы. В больницу ухаживать за девочкой прилетела ее тетя и первое время прятала от племянницы все зеркала. «Когда я все-таки увидела себя, я подумала: “А почему от меня зеркала прятали? Я нормально выгляжу”, — удивляется Влада. — Конечно, поначалу был сильный отек и синяки, но меня не прямо изуродовало. Да, я выглядела не так, как раньше, но не совсем плохо». 

На лице у девочки остался небольшой шрам — «вмятина», как она сама его называет. Но больше всего в аварии пострадали глаза: из-за разрыва сетчатки у Влады сильно испортилось зрение, один глаз немного «провалился» и теперь не совсем симметричен второму. Эта асимметрия очень беспокоит девочку, и она признается, что часто рассматривает себя в зеркало и мечтает сделать блефаропластику — операцию по изменению формы век. 

Влада попала в аварию, когда ехала с семьей на отдых на море 19 июля 2017 годаФото: Юлия Скоробогатова для ТД

В 2019 году Влада с тетей поехали в Санкт-Петербург к челюстно-лицевому хирургу, чтобы девочке «поправили» глаза. Однако врача больше беспокоило то, как выглядят губы Влады. Несмотря на то что шрам на верхней губе был почти незаметный, хирург сказала: «Зачем тебе эти глаза? Давай лучше губы сделаем». В итоге провели операцию на губах, хотя Владе они и до этого казались нормальными. Но глаз все-таки тоже затронули — поправили его совсем чуть-чуть. По словам девочки, она совсем не видит разницы с тем, что было до операции.

«Хирургия на цыпочках» 

Когда Черноусовой «собрали» лицо в 2008 году, оно получилось асимметричным, один глаз сильно отличался от другого, а переносицы, можно сказать, не было вообще. Почти десять лет девушка жила с лицом, которого стеснялась, но врачи говорили, что лучше «не лезть» — иначе можно сделать хуже. 

Травмы лица и челюсти — одни из самых опасных среди травм головы и нередко приводят к инвалидности пострадавших. Количество таких повреждений только растет: значительный вклад в статистику делают автомобильные аварии, теракты и военные конфликты, но не обходится без бытовых, криминальных и производственных травм. Однако за последние годы реконструктивная хирургия сделала большой шаг вперед: улучшилось качество методов обследования, снизилось количество осложнений, стало лучше оборудование (хирурги оперируют под микроскопами, которые увеличивают изображение в десятки раз, а нити, которыми сшивают края ран, могут быть настолько тонкими, что их невозможно увидеть невооруженным глазом). Современные компьютеры помогают моделировать точный результат операции, что тоже помогает эффективнее планировать ход операции.

В 2017 году медики решились на операцию, в ходе которой Александре Черноусовой восстановили разрушенную глазницу, скулу и нос. Лицо стало более симметричным. Еще через год поправили подбородок — «отточили все». Когда она приехала после операции домой, ее не сразу узнал трехлетний сын. 

Среди пациентов клиники Александра Неробеева, доктора медицинских наук, профессора и специалиста по челюстно-лицевой и пластической хирургии, немало тех, кто обращается к пластическим хирургам не в первый раз. Часто они просят исправить ошибки предыдущих специалистов или довести до конца работу, которую начали врачи, оказывавшие первую помощь. Дело в том, что главная задача этих специалистов — остановить кровотечение и сделать так, чтобы пациент не умер. При этом в некоторых случаях (когда, например, у человека нет части щеки) сразу ушивать рану не стоит: если это сделать, то края раны срастутся и лицо получится перекошенным.  

«Хирургам, которые оказывают первую помощь, стоит остановить кровотечение, наложить повязку на рану и отправить пациента к специалисту, который хорошо знает лицевые мышцы, как они расположены, как двигаются и как нужно работать над их восстановлением», — считает профессор Неробеев. 

Александра, 2021 годФото: Юлия Скоробогатова для ТД

Врач признает, что восстановительная хирургия лица — это сложная, «ювелирная» и одновременно очень интересная работа, так как одинаковых травм не бывает. «Для хирурга-травматолога, который работает с руками и ногами, на первом месте стоит восстановление функции. Рука срослась, пальцы двигаются — отлично, а рубец закроем одеждой. Пластические хирурги работают по-другому. Конечно, функциональность для нас тоже важна, но есть еще элемент эстетики. Это хирургия на цыпочках», — объясняет он. 

Пластическим хирургам приходится под микроскопом сшивать нервы, диаметр которых может быть меньше миллиметра, а также работать с разными лицевыми мышцами, каждая из которых сокращается и растягивается по-разному. Их нужно соединять так, чтобы после операции у пациента не было проблем с мимикой. Важно делать как можно меньше разрезов, чтобы не было лишних шрамов. Также огромную роль играют структура и рельеф тканей: нельзя пересадить на веко кожу с руки, потому что у нее другой цвет и это сразу будет заметно. 

Сегодня, по словам Неробеева, для восстановления лица после травм обычно используются собственные ткани пациента. Например, на веко пересаживают кожу из-за уха (она подходит по цвету и рельефу), а из малоберцовой кости или ребра можно соорудить человеку новую челюсть. Для этого участок кости пересаживают вместе с кровеносными сосудами, чтобы он прижился на новом месте. Реже используют импланты из искусственных материалов. 

«У нас есть такое выражение: человек полон запчастей. У нас так много мягких тканей и костей, что их почти всегда можно заменить — в отличие от органов», — говорит профессор.

После второй операции жизнь Александры Черноусовой стала налаживаться. Именно после этого она получила работу, наконец-то убрала с лица челку и перестала бояться фотографироваться.  

«Если посмотреть мои селфи за предыдущие годы, то у меня взгляд был потухший. А когда лицо восстановили, восстановилась моя жизнь. Сейчас лицо меня устраивает, только нужно немного потолстеть. Некоторые участки костей мне заменили на металлические, какие-то части сделали из специальных сеточек и гвоздиков. У меня лицо, получается, наполовину железное, и под одним глазом железо чуть просвечивается, потому что кожа тонкая. Выглядит как синяк, но меня это уже не смущает», — говорит она. 

«Решил бороться за жизнь ради родителей» 

«У меня была сломана орбита глаза, нос, почти полностью вырвана нижняя челюсть, разорван язык, множество шрамов на лице, на голове. Когда медведь меня грыз, я слышал, что кости хрустят, и думал, что врачи меня уже не соберут. Вся одежда была пропитана кровью. Мои родители потом все постирали, сейчас мы храним эти вещи как память о том, что я такое страшное пережил», — вспоминает фельдшер скорой помощи Алексей Коптяков. 

Зимой 2015 года Алексей, которому тогда было 29 лет, отправился в лес охотиться на зайца. С собой он взял собаку — лайку по кличке Гром — и двустволку, заряженную дробью. Когда Гром спустился в небольшую расщелину и начал лаять, Алексей отправился посмотреть, что заинтересовало пса. Вероятно, Гром разбудил медведя, который уже залег в спячку из-за ранних холодов. Когда зверь вылез из берлоги, Алексей не успел убежать, а выстрел дробью только разозлил животное. Медведь бросился на фельдшера. 

15 октября 2015 года в лесу на Алексея напал медведьФото: Юлия Скоробогатова для ТД

Во время схватки с медведем Алексей не потерял сознание, хотя мысленно уже попрощался с родными. Когда зверь убежал в лес, фельдшер какое-то время лежал на снегу, а потом заставил себя подняться на ноги и самостоятельно добрел до дороги. Лайка по кличке Гром не отставала от хозяина. У дороги пришлось ждать: только третий автомобилист, который остановился, чтобы узнать, что произошло, подобрал Алексея и довез до больницы. 

Очнувшись в 23-й больнице Екатеринбурга, Алексей долго не мог есть и говорить — его кормили через зонд. Все это время рядом с ним была мама, приходили навещать родственники, друзья, однокурсники. Но, несмотря на поддержку, Алексей не понимал, как будет жить дальше. 

Первый месяц после нападения он провел в больнице в Екатеринбурге. Там Алексею «собрали» орбиту глаза, нос и нижнюю челюсть, но она не прижилась, и началось воспаление. Тогда хирург Ольга Плотникова, которая занималась лечением молодого человека, предложила ему поехать в Краснодар к пластическому хирургу Алексею Дикареву, чтобы сделать сложную операцию по полной замене нижней челюсти. 

В конце ноября 2015 года Алексей отправился в Краснодар. Начался долгий период восстановления поврежденного лица: он перенес более пяти операций, между которыми требовалось делать перерывы длиной в несколько месяцев. Нижнюю челюсть ему сконструировали заново из малоберцовой кости, а с помощью имплантов придали ей подходящую форму. Позже вставили зубы. Врачи боялись, что у Алексея будут трудности с артикуляцией из-за рубцов на языке, но сейчас его речь практически не отличается от речи обычных людей. Разве что он чаще делает паузы, чтобы подобрать слова для описания того, что с ним произошло. 

Окружающие — за редким исключением — отнеслись к беде, которая случилась с молодым фельдшером, с сочувствием и пониманием. «Первые полгода после травмы было особенно тяжело. Пока мне делали операции, я то медицинскую маску носил, то бандаж, фиксирующий челюсть. Бывает, захожу в магазин и слышу, как какой-нибудь ребенок говорит: “Мама, мама, посмотри, а что с этим дяденькой?” Но я решил для себя: смотрят — и пусть смотрят, особого внимания на это не обращаю».

Алексей, 2021 годФото: Юлия Скоробогатова для ТД

Общительный и открытый, до трагедии Алексей пел в местном хоре, а благодаря работе в скорой помощи знал почти всех пожилых людей в родном Карпинске и соседней Лобве. «Поселок у нас маленький, все знают, все сочувствуют тому, что со мной случилось. Поначалу, говорят, в нашу церковь чуть ли не паломничество шло, бабушки ходили поставить свечку за мое выздоровление», — вспоминает молодой человек. 

После нападения медведя Коптяков получил инвалидность — сейчас у него третья группа. Но, несмотря на это, он решил вернуться к работе. Руководство больницы, где он работал фельдшером, предложило пройти переспециализацию на нарколога, чтобы он принимал более «простых» пациентов. Коптяков согласился. Но оказаться в роли студента для него было трудно: Алексею только сделали новую челюсть, но еще не вставили зубы, так что ему было тяжело говорить. Приходилось все время носить медицинскую маску и брать только мягкую пищу, чтобы ее можно было не жевать, а давить языком.

«Я почти сбежал с той учебы, но меня кое-как уговорили остаться. В итоге перешагнул через свое стеснение и доучился», — вспоминает Коптяков.

«Все, что в душе, отражается на лице» 

«Пластический хирург должен быть хорошим психологом и честным человеком, — считает доктор Неробеев. — В нашей работе много нюансов. Если у человека при травме был задет какой-то нерв, то лицо уже не будет двигаться, как раньше. Об этом нужно честно предупредить пациента, чтобы он мог представить себе результат операции максимально объективно. Иногда хирурги обманывают, обещают нереалистичные результаты — тогда пациенты могут и в суд подать на таких специалистов». 

По опыту хирурга, результатами лечения чаще остаются довольны люди, у которых были наиболее тяжелые травмы. Но с трудными пациентами он всегда работает в паре с психологом. 

«Лицо не существует отдельно от души, и все, что у нас в душе, как правило, проявляется на лице, — считает Неробеев. — Кто-то готов отдать все деньги прямо сейчас, чтобы исправить любые, как им кажется, недостатки. А кто-то готов ходить со шрамом через все лицо или с опухолью — и хоть бы хны, ничего его не смущает».  

Знакомые и друзья Влады считают, что ее внешность совсем не изменилась после аварии. Но сейчас она старается прикрывать травмированный глаз волосами, а какое-то время после трагедии все время носила отражающие очки — даже после операции полностью принять свою внешность не получается. Общаться, как раньше, девочка может только со старыми друзьями, но старается не приходить на встречу с ними с открытым лицом и хотя бы несколько прядей оставляет так, чтобы они прикрывали глаза. 

Влада, 2021 годФото: Юлия Скоробогатова для ТД

Однажды в школе одноклассник Влады попросил померить ее светоотражающие очки. Не дождавшись ответа, он снял их с Влады и надел на себя. «У меня был такой стресс, прямо трясти начало», — вспоминает она. Но позже она научилась выходить на люди без этого аксессуара и очень гордится этим.

Психотерапевт Екатерина Сигитова подчеркивает: сами по себе шрамы дисморфофобию (психическое расстройство, при котором человек считает себя некрасивым или даже уродливым) не вызывают. Главные причины недовольства своей внешностью — «в голове»: это могут быть психологические травмы, полученные в результате реакции общества на шрамы, обсессивно-компульсивное расстройство, низкая самооценка, страх отвержения или пережитый абьюз. 

Но идеалы красоты меняются, и отношение к особенностям внешности у общества со временем становится более толерантным, замечает Сигитова. «Бодипозитив — идея о том, что можно любить свое тело вне зависимости от того, что в данный момент в обществе считается красивым, — помогает людям со шрамами, потому что снимает с них часть стигмы, ведь они могут рассчитывать на принятие и любовь вне зависимости от того, как выглядят», — говорит психологиня. 

Влада же очень надеется, что проблемы со зрением, которые начались после аварии, не помешают ей исполнить свою мечту — стать стюардессой. Она планирует поступить на одну из соответствующих учебных программ летом — чтобы не «тупить дома», пока в ее университете будут каникулы. 

Пострадавший от нападения хищника Алексей Коптяков продолжает работать фельдшером, выступает перед школьниками с лекциями о вреде наркотиков, табака и алкоголя, а еще планирует выучиться на психолога. Он носит бороду и усы, чтобы скрывать шрамы на подбородке. В целом свое новое лицо Алексей принял. «Не самое страшное, что может случиться с человеком», — замечает фельдшер. Лишь один «бзик» не дает ему покоя: «Когда медведь на меня напал, то он мне вырвал клок кожи вместе с волосами на затылке. Сейчас у меня там проплешина. Я когда иду по лестнице и слышу, что сзади кто-то спускается, то всегда думаю: “Они смотрят в эту проплешину!” Только из-за нее чувствую дискомфорт». 

Редактор — Лариса Жукова

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!