«Вот тебе мой член помощи»

20 августа журналистка Наталья Севец-Ермолина опубликовала в фейсбуке историю своей подруги о пережитом сексуализированном насилии со стороны известного в Петрозаводске врача. Автор поста не называла фамилию мужчины, но несколько пострадавших рассказали в других изданиях, что речь идет о враче-неврологе, почетном жителе Петрозаводска, бывшем депутате от «Единой России» Аркадии Рутгайзере

После публикации истории около 50 женщин сообщили Наталье о том, что тоже столкнулись с домогательствами и насилием на сеансах врача, некоторых он принуждал к оральному сексу. В комментариях журналистку обвинили в том, что она «вынесла сор из избы», а про пострадавших писали, что им «понравился член» невролога. «Такие дела» поговорили с Натальей о том, как она решилась рассказать о насилии, о котором целый город молчал на протяжении 40 лет.

Все началось с истории вашей подруги. Как вы узнали о том, что с ней случилось?

Я жила в Петрозаводске много лет. Была основателем и руководителем местного пространства, в котором развивали горизонтальные связи, социальные и культурные проекты. Одним из них был «Городской девичник “Наговорила”» — документальная читка реальных историй. Девушки присылали письма, а профессиональные актрисы их зачитывали. Обычно это были веселые истории про детей, похудение к лету, про то, что мы сильные женщины.

Однажды у нас была медицинская тема — девушки писали о том, как лежали в больницах. И тогда моя подруга прислала свою историю. Сказала, что это давно ее тяготит, разъедает изнутри. (В письме женщина рассказала о том, как пришла на прием к врачу, разделась, легла на кушетку. Мужчина запер дверь на ключ, достал член, подошел вплотную, пациентке пришлось открыть рот. Она приходила на новые сеансы, пока не вылечила спину, каждый раз насилие повторялось. — Прим. ТД.).

Я охренела.

Раньше она вам об этом не рассказывала?

Нет, никогда. Сказала, что я первый человек, с которым она поделилась. Я поблагодарила ее. Об этом не знал ни ее муж, ни мама.

Какая была реакция аудитории?

В зале стояла такая тишина, будто случилось что-то эпохальное. В перерыве ко мне подошли три женщины. Назвали фамилию врача, спросили, о нем ли идет речь. Рассказали про домогательства. Я дала им контакты, попросила со мной связаться.

На вечере подруги не было, я рассказала ей обо всем и предложила опубликовать ее историю. Тогда она сказала: «Я не готова. У меня нет ресурса, чтобы снова об этом переживать». Я не стала.

Прошло два года. Я переехала в Черногорию. Меня признали иноагентом. Море подлечило мои нервы, и я снова написала подруге: «Слушай, можно я все-таки опубликую эту историю? Она не дает мне покоя». Меня подтолкнуло к этому недавно вышедшее интервью Юрия Дудя с Леной Костюченко, где она рассказывала ужасную историю насилия над девочками. 

Подруга сказала: «А давай».

Через несколько дней я проснулась в шесть утра, написала эту историю. В девять часов опубликовала. 

Это всех взорвало. Говорят, в Карелии все стоят на ушах. И я очень рада. Наверное, изнутри рассказать обо всем мне было бы сложно. Я была напугана преследованиями, полицейскими, которые постоянно за мной следили на мероприятиях и не давали работать.

По вашей личной статистике, сколько девушек пострадало?

После моей публикации мне прислали больше 120 писем. Пострадало около 50 человек. Я считаю все случаи: от некомфортного общения до облапывания, от засунутых рук в трусы до орального насилия. 

О случаях орального проникновения я знаю от пяти человек. Женщин, которым он залезал в трусы, засовывал пальцы в рот, вагину, было три или четыре. Но было еще много непонятных сеансов мануальной терапии, когда он просто облапывал пациенток. Например, ему надо было осмотреть позвоночник, а он раздевал девушку догола, брался за грудь, прижимался сзади и совершал какие-то манипуляции. Или выгонял медсестру, закрывал кабинет, раздевал пациентку догола и щупал. Иногда ложился целиком на женщин.

А сколько еще пациенток ничего не написали! Учитывая мою антивоенную позицию и тот пузырь, в котором я живу. Сколько тех, кто поддерживает [«военную спецоперацию»], не читает меня, но тоже подвергся насилию? Может быть очень большое количество пострадавших женщин. 

До проникающего секса не доходило ни разу?

О таком мне не рассказывали. В случаях сексуализированного насилия это был оральный секс. Причем происходило это после того, как он ставил женщинам иголки. Пациентка лежала беспомощная, без движения. (Уже после выхода интервью, 28 августа, Наталья опубликовала пост, свидетельствующий о проникновении члена в вагину пациентки во время приема. — Прим. ТД).

Трех пострадавших от орального проникновения женщин я знаю очень хорошо. Одна из них — моя подруга, с которой все началось. У нее сильная травма. Другая — сотрудница петрозаводской мэрии, очень большая начальница. То есть для него нет разницы в статусе, все перед ним равны. 

Третья женщина всегда казалась мне очень сильной. Мы познакомились с ней лет двадцать назад, сейчас ей пятьдесят. Когда я стала публиковать истории, она мне написала о том, что тоже столкнулась с харассментом на приеме у врача. Тридцать лет назад после родов у нее болела спина, она не могла ходить. По ее воспоминаниям, врач засовывал ей в рот член, мастурбировал. Это сильно на нее повлияло: «У меня такое чувство вины после этих приемов все эти годы. Я чувствую себя грязной, использованной, просто женщиной-дрянью».

Пострадавшие обращались к врачу в разные периоды?

Некоторые случаи произошли 40 лет назад. Одной пострадавшей 68 лет, другой — 74. Они сказали, что прочитали историю подруги у меня в соцсетях и узнали свой первый прием иглоукалывания. Обе пострадавшие тоже пришли к нему, врач ставил им иголки. К одной приставал, но за дверью был ее муж, и это быстро прекратилось. А оставшись наедине со второй, совершил над ней оральное насилие.

Самый свежий случай, о котором я знаю, произошел три месяца назад. Девушка живет в другой стране, приехала в Россию подлечиться, попала к нему — и все как под копирку. 

Так что у него долгая история похождений. Наверное, он хороший психолог, раз практикует это 40 лет. 

Какие психологические приемы он использовал?

Его типичный сценарий — вопрос, замужем ли женщина. Если да, он уточняет, испытывает ли она оргазм. Если пациентка упоминает какие-то проблемы в интимной жизни, он говорит: «Я тебя сейчас научу. Я сейчас тебе покажу как». 

Врач убеждал женщин, что у него такая методика расслабления. Что это ноу-хау в решении остеопатических проблем. Если пациентка спрашивала: «Что вы делаете?», он объяснял: «Это шоковая терапия: пока ты отвлекаешься, я тебе вправляю позвоночник».

Больше всего пострадали те пациентки, которые были уязвимы, беспомощны, зависимы. Они были готовы пойти на жертвы, чтобы вылечиться. Врач манипулировал их слабостями и страхами.

Одна женщина пришла на прием в очень уязвимом состоянии. У нее погиб муж. «Сейчас я тебе все покажу, я тебя вылечу», — сказал врач. Он засунул руку ей в трусы и стал мастурбировать со словами «Вот, смотри, какой оргазм бывает. Оргазм поможет вылечить спину». Она была настолько беспомощна и слаба, что поверила, что это действительно такая методика. Он же заслуженный врач, принимал в официальном, государственном учреждении и говорил, что сейчас все пройдет. Самое смешное, что он на самом деле ее вылечил.

Почему женщины возвращались на прием?

Это сильно зависело от состояния их здоровья. Их цель была — вылечиться. Почему они продолжали к нему приходить, даже если им было плохо, объяснить сложно. Мои подруги признаются, что сами не знают, почему возвращались. Переставали они это делать, когда проблема со здоровьем исчезала.

Многим женщинам, которых он домогался, он действительно вылечил спину. В нашем маленьком городе это был единственный врач, который мог это сделать. Такой человек-легенда. Поэтому к нему большая запись. Врач просто злоупотреблял своим талантом, навыком, положением, регалиями. Он понимал, что пациенткам просто не к кому пойти. А когда женщина не может никуда деться — «вот тебе мой член помощи».

Везде, где я опубликовала тексты по поводу моих расследований, разразилась большая дискуссия. Психологи пишут, что поведение пострадавших всегда очень разное. Иногда, когда с человеком происходит что-то плохое, он просто замирает и не понимает, что происходит, отдается воле случая. 

Были те, кто сопротивлялся?

Были истории, когда женщины либо выскакивали из кабинета, либо все прекращали, говорили: «Что это такое происходит?» Некоторые вспоминали: «Я пришла к нему и почувствовала такой дискомфорт, что больше не вернулась».

Это в основном молодые девушки, воспитанные феминизмом. Они знают, что тело неприкосновенно, и четко почувствовали нарушение границ, как только увидели намек на то, что на их тело покушаются. 

Одна моя знакомая рассказала, что пришла к нему на прием вместе с мамой, когда ей было 16 лет. По словам девушки, врач завел ее за ширму, раздел догола, завалил на кушетку. Лежал сверху и трогал ее, не боясь реакции родителя. Знакомая рассказала: «Я в ужасе выскочила и после приема сказала маме, что больше мы к этому доктору ходить не будем».

Старшее поколение, поколение моих ровесниц (мне 50 лет), росло в Советском Союзе. Там не было такого понятия, как границы. «Граница на замке» была. Врач мог спокойно тебя раздеть, нагнуть, засунуть палец куда угодно — без всяких извинений. Поэтому нынешнее поколение я очень-очень люблю и ценю за то, что оно отстаивает себя.

Последнее время я общаюсь с журналистами, и меня часто спрашивают: «Сколько было насилия?», «Сколько раз член был засунут в рот?» А вот для меня важнее, сколько девочек отстояли свои границы, почувствовали, что что-то не так.

А сколько их?

Около 10. Например, одна из девушек сейчас живет в Москве, она известная медиахудожница, победитель международных конкурсов. Она написала мне, что была у него на приеме и могла бы стать такой же пострадавшей, но просто вовремя почувствовала, что ей некомфортно. 

Другая — журналистка-феминистка. По ее словам, она поняла, что с этим доктором что-то не так, когда он бесцеремонно раздевал ее догола: обычно врачи обсуждают с пациентами их границы.

Получается, те, кто отстоял себя, оказались в более сильной позиции. Пробовали ли они рассказывать о домогательствах, писать жалобы?

Нет, ни в одной из историй женщина не стала писать жалобу.

Почему?

Многие думали, что им показалось. Это частый лейтмотив: «Было очень странно и неуютно, такое ощущение, что меня домогались. Но я решила, что мне показалось». Кроме того, в это не верили окружающие. Одна пациентка поделилась своими сомнениями с мужем. Он сказал: «Тебе показалось. Ты слишком много на себя берешь». Только когда она прочитала мои тексты, поняла, что все-таки ей не показалось.

Как на жизнь пострадавших повлияло то, что с ними произошло?

Те женщины, с которыми насилие случилось 40 лет назад, относятся к этому с юмором. Я спрашиваю: «Можно опубликовать вашу историю?» — они отвечают: «Да, конечно, я уже старенькая». — «Вам нужна терапия?» — «Да зачем? Я уже все перемолола, переварила». 

Но мою подругу, с которой началась история, все это очень триггерит, хотя прошло уже 12 лет. И оказалось, что у «моей сильной знакомой», с которой все случилось 30 лет назад, есть запрос на психотерапию. Раз я все это разбередила, моя задача — как-то им помочь.

Одна молодая девушка, которой врач засовывал руки в трусы, рассказала, что этот момент ее сломал. А она такая красивая, у нее модельная внешность. После харассмента у нее ощущение, что она грязная. Девушка не может получать удовольствие от секса. Как только партнер подносит руку к трусам, она сразу вспоминает врача. 

Девушка говорила мне: «Я еду на велосипеде по набережной в городе, а он идет с женой под ручку, совершает вечерний променад. Мне хочется остановиться и ударить его камнем по голове. Ненавижу его». Я предложила ей помощь с психотерапией, она согласилась — не может справиться с этой травмой сама. 

Психолог Евгения Рахматова, которая работала в «Насилию.нет», одна из первых стала комментировать мои посты. Сказала, что у нее есть опыт работы с травмой насилия и она готова поддержать пострадавших на безвозмездной основе. Сейчас они связались и проходят первые сеансы психотерапии. Если ее травма будет залечена, я уже буду считать, что хотя бы этой девушке я помогла, и это здорово.

Как вы чувствовали себя после публикаций?

В первые дни меня очень ранила мизогиния, которая зашкаливала в комментариях, — в случившемся обвиняли самих пострадавших. Были реплики вроде «Член понравился», «Пришла за повторным сексом». Вместо того чтобы поддержать, просто глумились над героинями моих историй. Я думала, что всех убью.

Я очень переживала за девочек, которые мне доверились. Боялась, что комментарии повторно их травмируют. Что они пожалеют, что обо всем мне рассказали. Что они из-за меня дополнительно поранятся.

Со мной случился небольшой нервный срыв. В день моей первой публикации я ездила в российское консульство в Черногории. Там у меня не приняли паспорт, меня обхамили — и мне стало так обидно. Я стала плакать навзрыд. Думаю, что это была истерика не из-за паспорта. Я начиталась всех этих историй, не смогла их переварить, прожить. Видимо, они все разархивировались — и я заревела. Так громко, что даже мужчина, который мне хамил, спрятался в будочку: испугался. 

Эти эмоции могут быть связаны с вашим личным опытом?

Да, у меня есть свои непроработанные истории, свои трагедии и свои тараканы, которыми я не могу так сразу поделиться. Но это совершенно точно и личное тоже. Поэтому я приняла эти истории так близко.

Как вы чувствуете себя сейчас?

Через пару дней после первой публикации все стало выравниваться. Мне начали предлагать помощь, делиться контактами и связями. Эта консолидация общества и солидарность вокруг трагедии очень меня очень восхитили. Я подумала: «Нет, все-таки с человечеством все нормально».

За три дня я успела хапнуть говна, собрать и систематизировать статистику, найти единомышленников и связать некоторых людей друг с другом.

А вас лично критиковали в связи с вашими постами?

Конечно. Я уже лет двадцать как «старая», «толстая» и «глупая» — это мои три звания, что бы ни сделала. К этому я привыкла.

Еще меня спрашивали: «Наталья, зачем вы все это пишете? Это все бесполезно, пострадавшим это не поможет». Но я сделала то, что должен был сделать журналист: обнародовала социальную проблему. 

Журналист не всегда обязан ее решать. Он должен ее озвучить. И мне было все равно, что скажут диванные тролли. Я закаленный человек. 

Меня обвиняли и в том, что я не называла врача по имени. Я отвечала на это, что не смогу оплачивать многомиллионные штрафы, если на меня подадут иск за клевету. Мне хватит моих иноагентских штрафов. К тому же я знала, что его быстро вычислят: город маленький. Так и случилось.

Я рада, что его имя всплыло и весь мир узнал, кто он такой. Потому что его надо наказать. 

Так обычно и происходит с подобными историями в маленьких городах?

Да, такое любят прятать. Дескать, у нас есть свои светила, легендарные личности — не смейте покушаться на святое. Когда кто-то выносит скрытое наружу, ломается провинциальный стереотип, что все «свои» — прекрасные люди. Я нарушила эту экосистему.

Поэтому, когда история насилия проявилась, реакция многих была: «Не может быть», «Он же такой милый», «Ну чего тут такого: если мужик флиртует с пациентками, значит, с ним все в порядке, у него все работает».

Вам удалось уговорить девушек, которые поделились с вами своими историями, написать коллективный иск в суд?

Как минимум 10 девушек готовы написать коллективный иск либо обращение в прокуратуру — я получила их согласие. Они готовы давать показания, доказывать, что это действительно было. Я получила много сообщений от юристов, готовых помочь разработать стратегию, как действовать дальше. 

Недавно мне звонил коллега и сказал, что в «Единой России» началась проверка. Если они там у себя разбираются, это хорошо. Значит, они прочитали тексты и статьи, обратили внимание.

Что обо всем этом думает ваша подруга?

Она все еще не готова говорить об этом публично, общаться с журналистами. Публикации и комментарии к ним она читает «одним глазком». Но я надеюсь, ей станет легче, когда насильника выведут на чистую воду и все закончится справедливым наказанием.

В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.

• Теги:
• насилие
• сексуализированное насилие