«Каждый день то пьяный, то перекрытый». Как воспитанники детских домов становятся наркопотребителями

«Однажды мы c другом пошли за закладкой, — вспоминает Андрей. — В тот день мы смешали два вещества. Я терял сознание, отключался и не понимал, где нахожусь. Проснулся на могиле, друзей рядом нет. Мне сказали, что еще одно употребление — и я мог бы умереть». Андрей впервые попробовал наркотики, когда попал в детский дом

Зависимость воспитанников сиротских учреждений — распространенная проблема. Официальной статистики, отражающей ее масштабы, нет. Как нет и пролонгированной системы помощи для подростков, употребляющих наркотики. 

«Я покурил, мне стало плохо»

Андрею Симонову из Нижнего Новгорода 16 лет. Его мать с отцом лишили родительских прав. С шести лет Андрей жил в сиротских учреждениях, в восемь попал к приемным родителям. Через четыре года новая семья от него отказалась. Сменив несколько учреждений, он оказался в детском доме, где числится до сих пор.

По воспоминаниям Андрея, первое время там было хорошо. Позже в учреждение приехал новый мальчик. Вместе с ним Андрей впервые попробовал наркотики. Он тогда учился в восьмом классе, его приятель — в девятом.

«Как-то раз мы собрались в торговый центр, пошли туда дворами. Этот мальчик знал, как употреблять, как выглядят закладки — по дороге мы нашли три. Он сделал мне сигарету, я [употребил], мне стало плохо. Меня тошнило, я стал разговорчивый, быстро ходил. Потом принес [оставшиеся закладки] в детский дом и употреблял с пацанами там», — вспоминает Андрей. 

Через пару недель новый друг предложил Андрею и еще двум ребятам поехать в Дзержинск. Мальчики сбежали из детского дома, добрались до города на электричке. По пути своровали в магазине продукты и продали их, собрав таким образом деньги на «вес». Андрей употребил снова. «С тех пор началось мое активное употребление и воровство из детского дома», — рассказывает он.

В общей сложности Андрей активно употреблял полтора года. Воровал системные блоки в детском доме, продавал их на рынке и покупал на выручку наркотики. Однажды украл из учреждения приставку, за что получил условный срок. Еще подросток «подсаживал» на вещества своих подруг, у которых были деньги. Чтобы они покупали наркотики и себе, и ему.

«Однажды мы все с тем же другом пошли за закладкой, — вспоминает Андрей. — По дороге остановились на тротуаре посидеть, и в дырочке в земле друг нашел закладку с другим веществом — “природу”. В тот день мы смешали два вещества. Я терял сознание, отключался и не понимал, где нахожусь. В один момент я просыпаюсь на могиле, друзей рядом нет. Позвонил знакомому оперу и попросил его приехать. Сказал, где нахожусь, и снова отключился. Проснулся сначала в автобусе, потом в детском доме, а затем в наркологии в изоляторе, где мне сообщили результаты анализов. Мне сказали, что еще одно употребление — и я мог бы умереть». 

Не в каждом детском доме, но в каждом регионе

В 2022 году начальник Главного управления по контролю за оборотом наркотиков МВД России Иван Горбунов сообщил, что количество несовершеннолетних людей, употребляющих психоактивные вещества (ПАВ) и состоящих на учете в учреждениях ФСИН и Минздрава, снизилось почти на 40%. Но в то же время увеличилось количество отравлений наркотиками, особенно среди подростков. По информации Горбунова, за пять лет смертность несовершеннолетних людей из-за употребления ПАВ выросла в 2,5 раза. 

В том же году ректор Российского государственного социального университета Андрей Хазин приводил результаты опроса учащихся колледжей и школ. По его информации, каждый двадцатый студент признавался, что пробовал наркотики. Хазин предполагал, что в действительности пробовавших ПАВ студентов больше. Он обращал внимание, что впервые подростки употребляют наркотики в гостях, во дворе или в школе. В 2022 году средний возраст, когда молодые люди первый раз пробовали ПАВ, составлял 12–17 лет. Такие данные приводила заместитель председателя правительства Российской Федерации по вопросам социальной политики Татьяна Голикова.

По опыту программного директора фонда «Дети наши» Светланы Строгановой, сейчас возраст первого употребления ПАВ в России снизился до 8–9 лет. Сколько среди несовершеннолетних наркопотребителей воспитанников сиротских учреждений, неизвестно. По словам Строгановой, употребление ПАВ распространено как среди детей из семей, так и среди ребят, оставшихся без попечения родителей. Утверждать, что в сиротских учреждениях проблема встречается повально, нельзя, подчеркивает Строганова. Тем не менее употребляющие наркотики воспитанники есть в каждом регионе, хоть и не в каждом детском доме. 

С ней согласен директор самарской общественной организации «Домик детства» Антон Рубин. По его словам, практика примерно пятилетней давности показывала, что в одних сиротских учреждениях Самары и области употребление наркотиков было очень распространено, а в других этой проблемы не было вообще. Больше всего случаев организация фиксировала в самарском детском доме № 1. Учреждение, по словам эксперта, считалось одним из самых «богатых» в регионе: у него было много кураторов и спонсоров. 

Рубин связывает большое количество употребляющих наркотики подростков с попустительством руководства детского дома. Кроме того, учреждение находится в столице региона. Это дает возможность воспитанникам воровать деньги на улицах или в крупных торговых центрах и открывает доступ к запрещенным веществам.

«Влился в круг наркоманов и барыг»

Как отмечает программный директор фонда «Дети наши» Светлана Строганова, обычно употребление ПАВ в детском доме развивается по двум сценариям. Либо ребенок попадает в учреждение, уже имея опыт взаимодействия с наркотиками, либо старшие ребята «подсаживают» на разные вещества других.

«Вряд ли кому-то из детей придет в голову самому где-то что-то добыть, это невозможно без связей», — объясняет Строганова. В большинстве случаев, отмечает эксперт, желание попробовать очень быстро перерастает в тяжелую зависимость. 

Так было у 17-летнего Сергея. Его маму лишили родительских прав из-за употребления ПАВ. Мальчика воспитывала бабушка. В одиннадцать лет Сергей стал выпивать, в тринадцать — попробовал наркотики. 

«Как мне сейчас кажется, я начал употреблять, потому что был очень ведомым, с низкой самооценкой, — рассуждает он. — Я бегал за ребятами постарше, которым было от 15 до 30 лет, видел в них каких-то крутых пацанов. Думал: если что, они будут меня защищать. Я воровал для них, как шестерка, а потом и наркотики попробовал. Мне казалось это очень крутым, что я такой весь из себя. Начинал с травы, а закончил употреблением метадона». 

Впоследствии парень стал выносить из дома крупные суммы денег — от 10 до 50 тысяч рублей, золото. Когда Сергею было 13 лет, бабушка не выдержала и отправила его в сиротское учреждение. Там мальчик продолжил употреблять наркотики и перешел на более тяжелые вещества. Он завел новые знакомства, тесно связанные с прежней компанией, и «влился в круг наркоманов и барыг». Источником денег на покупку веществ стали ежедневные кражи. 

Достать и пронести психоактивные вещества в детский дом нетрудно, отмечает директор организации «Домик детства» Антон Рубин. Он приводит пример все того же детского дома № 1 в Самаре. По словам Рубина, дилеры подъезжали прямо к учреждению на машине, мигали дальним светом фар в окна, ребята выходили, забирали «товар» и возвращались обратно.

«Плюс криминал тогда очень тесно работал с детскими домами. Например, один тольяттинский детский дом конкретно крышевала зона, находящаяся неподалеку. У старших ребят была постоянная связь с этой тюрьмой. В частности, были широко распространены “пробросы”: ребятам давали сверточек и говорили, куда подъехать и передать его. Так наркотики попадали в тюрьму. Часть товара оставляли [детям] на употребление», — рассказывает Рубин.

Светлана Строганова добавляет, что в детских домах проблемы с употреблением тесно завязаны с побегами, воровством, приводами в полицию. 

Сергей часто сбегал из учреждения и пропадал неделями. Последний его «загул» длился полтора месяца. Все это время парень не мылся, ходил в оборванных вещах и употреблял. Потом Сергей попался на краже, о деталях которой он говорить отказался, его забрала полиция, на него завели дело. 

«Наркотики сильно меня изменили, — говорит парень. — До четвертого класса я учился в гимназии, был круглым отличником. [В гимназии] программа была намного сильнее, чем в простых общеобразовательных школах. Меня очень хорошо воспитывали с самого детства. Но когда я стал зависимым, мои убеждения, которые во мне взращивались, стали разрушаться. Для меня стало нормальным телефон отжать, избить кого-то. В 14 лет я спокойно мог у бабушки сумку дернуть, пошариться по карманам в автобусе. Где взять деньги на наркотики или сами наркотики — без разницы. Ударить дедушку или бабушку — грани просто стерлись в голове».

«Увезите их куда-нибудь»

У сотрудников детских домов нет прописанных регламентов, как себя вести, если воспитанники начинают употреблять наркотики, обращает внимание Антон Рубин. Руководство учреждений чаще всего предпочитает не замечать проблему. 

«Был показательный случай. Летом дети отправляются по лагерям. Ночью руководителю одного из подразделений нашего фонда позвонили сотрудники детского дома и попросили спасти детей. Я срываюсь к ним. Оказалось, что на территорию детского дома пришли два воспитанника, которые должны были быть в лагере, и умирают от передоза, прям плохо им. Замдиректора говорит мне: “Пожалуйста, увезите их куда-нибудь, нам нельзя, чтобы они умерли на нашей территории”. Я отвез ребят в больницу, их откачали. Проходит полгода, и оба парня становятся фигурантами федеральных новостей: умирают в детском доме от передозировки. Я ходил на похороны. Полгода было у детского дома, чтобы как-то отреагировать, но никто ничего не сделал».

В 2014 году в детском доме № 1 в Самаре от передозировки действительно погибли два подростка. Тогда суд приговорил директора детского дома Наталью Барскую к трем годам лишения свободы условно и на год запретил ей занимать должности в системе образования. 

По опыту Светланы Строгановой, если в учреждении становится известно об употреблении наркотиков, детей пытаются ограничить в перемещениях. В некоторых случаях ребят могут отправить в психиатрическую больницу — там дают седативные препараты, оттуда сложно убежать. Сотрудники надеются, что за время пребывания в клинике ребенок «отвыкнет». Но часто после возвращения в привычную среду подростки сразу же возвращаются и к употреблению.

Еще один вариант «избавиться» от проблемных воспитанников — поместить в закрытые лечебные заведения. Сергей говорит, что попадал в наркологическую клинику дважды по инициативе руководства детского дома. «Клали, потому что неадекватно себя вел. Каждый день приходил то пьяный, то перекрытый, — вспоминает он. — В наркушке такой процесс: полежи месяц, отрезвей. Но это не помогает. После первого раза я не употреблял недели три. А второй раз я употреблял прям в больнице, еще и банчить получилось». 

Андрей в разное время бывал в учреждениях обоих типов. 

«В наркологии проще, чем в психушке, — считает он. — Там есть кнопочные телефоны, разрешается выход 24/7. Я там так же употреблял, ездил за закладками. Таблетки хочешь — пьешь, не хочешь — выкидываешь. В психушке же в первый день тебе делают уколы аминазина. С него ты засыпаешь. Утром, в обед или вечером принимаешь таблетки по расписанию под присмотром. Начинаешь плохо себя вести — делают уколы. Начинаешь, так сказать, “моросить” — делают “галку”, чтобы ты несколько дней или даже неделю ходил невменяемый, как овощ». 

Ни в одном из учреждений парню не помогли справиться с зависимостью. После выхода из них Андрей продолжил употребление. 

«Пока пробуйте своими силами»

Юридически в России существует помощь для несовершеннолетних ребят с зависимостью. Но фактически серьезной пролонгированной реабилитации с хорошими результатами пока нет, говорит Светлана Строганова. Эту систему помощи надо выстраивать.

По словам руководителя нижегородского реабилитационного центра на базе проекта «Выжившие» Александра Харламова, подростка, который столкнулся с наркотической зависимостью, могут отправить к школьному психологу, поставить на учет в наркологический диспансер или направить к психиатру. Как правило, на этом помощь заканчивается. 

В России есть всего два частных реабилитационных центра для несовершеннолетних с зависимостями, отмечает Харламов. «Для родственников, которые приходят с запросом “Помогите моему чаду”, обычно ответ один: “Ждем 18 лет и начинаем действовать, а пока пробуйте своими силами”», — говорит эксперт. 

Сергею удалось попасть в частный реабилитационный центр и пройти курс лечения. Директор детского дома и заместитель решили отправить парня туда после того, как в 15 лет полицейские поймали его на очередной краже. 

«Я зашел в центр, начал там очень сильно “моросить”, разговаривал с консультантами на мате, на лае, переходя на крик. Утверждал, что попробовал пару раз “природу”, а вы меня сюда привезли. Хотя на тот момент я весил 40 килограммов, у меня были ободраны все ботинки. На правом ботинке не было половины подошвы», — вспоминает парень. 

Процесс реабилитации Сергея был долгим и сложным, занял 14 месяцев. Молодой человек вспоминает, что всегда был на своей волне, долгое время отрицал, что действительно зависим. Легче стало только спустя десять месяцев. 

«В реабилитационном центре взращивается духовность. Люди меняют принципы, убеждения, — рассказывает Сергей. — В Библии есть заповеди, которые дал Бог. Эти заповеди стираются [из сознания] наркомана. Например, я начинаю общаться с девчонкой, но она мне не очень нравится. Раньше я мог бы просто затащить ее в постель, но это не духовно, это по старым моделям поведения. Я вру человеку, поступаю по отношению к нему нечестно, наношу ущерб тем, что она будет проживать определенные чувства после того, как я затащу ее в постель, а потом скажу: “Нам не по пути”. На сегодняшний день я честен перед собой, насколько могу. Я, конечно, ежедневно себя обманываю, всякие себе строю картинки в голове и люблю находиться в этом своем фантастическом мире. Но мой спонсор из реабилитационного центра помогает мне». 

К моменту разговора Сергей не употребляет наркотики уже полтора года. Он вернулся в детский дом.

«Сейчас здесь никто не употребляет, — говорит парень о нынешнем положении дел в учреждении. — Может быть, тут и есть кто-то, кто побухивает, но я с ними не общаюсь. Интересов у меня с ними общих нет. Я для себя такой принцип выбрал: если в детский дом приедет употребляющий человек, я его, короче, буду бить».

«Выжившие» 

Реабилитационный центр «Выжившие» работает только с совершеннолетними наркопотребителями. Но летом 2023 года в организацию попали два несовершеннолетних воспитанника детского дома. Среди них — Андрей. Определить туда подростков помогла руководительница нижегородского фонда «Алиса» Екатерина Молчанова.

Реабилитационный процесс в центре при проекте «Выжившие» основывается на когнитивно-поведенческой терапии и состоит из трех этапов. Первый — детокс. При необходимости специалисты учреждения снимают абстинентный синдром у человека. 

Второй этап — сам реабилитационный процесс. Резиденты центра работают с психологами, психотерапевтами, консультантами по химической зависимости, пато- и нейропсихологом, при необходимости обращаются к психиатру. Кроме этого, на протяжении всего реабилитационного этапа резиденты примеряют на себя разные роли, в соответствии с которыми выполняют определенные задачи. Например, человека могут сделать ответственным за контроль времени мероприятий или за ведение дневника чувств. Самой весомой должностью считается хозяин дома — это тот, кто отвечает за быт внутри всего реабилитационного центра, начиная от уборки, заканчивая составлением списка покупок. 

«Эти зоны ответственности нужны, чтобы проявить у ребят скрытые таланты, которые либо в меньшей степени развиты, либо утрачены, — поясняет Александр Харламов. — Резиденты учатся по-новому поступать, знакомятся с миром. Они уже не живут в своих иллюзиях, где все виноваты, все были настроены против них. У них появляется адекватная самооценка и критический взгляд на вещи. Они начинают жить по-новому».

Ресоциализация и плавный выход в социум — финальный этап программы в реабилитационном центре. После него резиденты должны уметь самостоятельно себя обслуживать: готовить, поддерживать чистоту, ухаживать за собой и помогать другим. Длительность реабилитации индивидуальная. Обычно она занимает от трех до шести месяцев.

Андрей находится в центре четыре с половиной месяца. Он дошел до шефа кухни, что, по словам Александра Харламова, считается топовой позицией. Эксперт хвалит Андрея за его подход к лечению и умение быстро адаптироваться. Но именно последний навык парень может использовать во вред. По словам Харламова, каждый зависимый найдет способ адаптироваться к любой ситуации. Например, когда Андрей приехал в реабилитационный центр, он начал отлынивать, проявлять свои старые модели поведения.

«Поэтому сейчас мы чуть-чуть корректируем его состояние, чтобы вернуть ему здравомыслие», — говорит Харламов.

Было видно, что он обречен

Полине 20 лет. Она родилась в Челябинске. Когда ей было три года, мать и отца Полины лишили родительских прав. Бабушка устроила девочку в приемную семью, которую нашла заранее. Через семь лет от нее отказались. После этого Полина год прожила с другой приемной мамой, после по обоюдному согласию уехала в сиротское учреждение. В 14 лет ее забрала в свою семью Светлана Строганова. 

Родная мама Полины много пила и «кололась на кухне». «Это было самое страшное — то, что из памяти никак не убрать», — вспоминает девушка. Сама Полина никогда не пробовала наркотики. Но видела, как употребляли другие ребята в центрах временного содержания и в детском доме.

«Пять человек в нашем детском доме употребляли 100%, и это были только мальчики. В центре временного содержания этим занимались все: и девочки, и мальчики. Я видела подростков в отвратительном состоянии. Они уходили, приносили [наркотики], делили на всех. Там в основном были соль, спайс. Или употребляли вне учреждения, возвращались бледные, их тошнит, им плохо. Один мальчик настолько худой уже — было видно, что он обречен. Меня воспитатели к ним не подпускали, говорили: “Полин, ты к ним даже не суйся. Ты не из этих, тебе это не надо”», — рассказывает девушка. 

В учреждениях с воспитанниками проводили профилактические беседы, говорит Полина. Особенно если руководство узнавало, что дети устраивали вечеринки с алкоголем. «Нас всех вызывали на ковер и говорили, что если мы не прекратим это делать, то поедем в наркодиспансер», — вспоминает она. Для бесед о вреде наркотиков в детский дом приходили отдельные люди. 

В новостных сводках СМИ и на сайтах региональных МВД действительно время от времени встречаются пресс-релизы о проведении подобных разговоров. К примеру, в 2021 году в Кинешемском детском доме прошла встреча «Горькие плоды сладкой жизни» на тему тяжелых социальных последствий употребления психоактивных веществ. 

«Дети вспомнили знаменитостей, рано ушедших из жизни по причине злоупотребления наркотиками, и рассматривали фотографии людей до и после приема наркотиков, — сказано в новости. — Далее педагоги предложили ребятам игру “Сюрприз”, чтобы узнать, как они поведут себя, если им предложить коробку с конфетами, на которой будет написано “Не трогать”».

В том же году сотрудники УМВД поговорили с воспитанниками социально-реабилитационных центров. Согласно релизу, полицейские рассказали детям об опасности употребления наркотиков, а также об ответственности за их незаконный оборот. 

По мнению Светланы Строгановой, подобные разговоры обычно ни к чему не приводят. Истинная профилактика употребления ПАВ — это здоровая атмосфера в учреждении, наличие у ребенка значимого взрослого, возможность получать психологическую помощь, правильное выстраивание образовательного маршрута, отсутствие буллинга и понятные правила внутри детского коллектива.

Антон Рубин также вспоминает проект Team extreme, который придумали в организации «Домик детства» для профилактики зависимостей среди выпускников детских домов и детей, воспитывающихся в приемных семьях. В качестве источника адреналина ребятам предлагали занятия разными экстремальными видами спорта как альтернативу алкоголю и наркотикам.

«Проект успешно работал несколько лет, его участниками были выпускники детских домов и несовершеннолетние из приемных семей. Мы создали методичку со всеми результатами. Но ни одно учреждение нас к себе так и не пустило с этим проектом», — говорит Антон Рубин. 

* * *

Андрей все еще находится в реабилитационном центре на базе проекта «Выжившие». 

«В принципе, все стало нормально. Шаг вперед, два шага назад, — комментирует Андрей. — У зависимого человека всегда есть желание вернуться к употреблению. Если он захочет это сделать, ему понадобится минут десять — и всё. Но надо же попробовать жить трезво».

• Теги:
• дети с опытом сиротства
• зависимые
• наркозависимость