«Угрожать в Дагестане — привычный тон». Журналистка Светлана Анохина о своем отъезде из региона после угроз убийством

19 сентября стало известно, что главный редактор сайта о положении женщин на Северном Кавказе «Даптар» Светлана Анохина временно уехала из Дагестана в целях безопасности.

В июле с ней связался мужчина и сказал, что у него есть «указание разобраться со всеми феминистками», а после предложения Анохиной о встрече пригрозил ей убийством. Светлана обратилась в полицию, но дело возбуждать отказались. Решение об отказе до сих пор не выдали, поэтому журналистка не может его обжаловать. 

Светлана рассказала «Таким делам», как приняла решение об объезде из Дагестана и готова ли вернуться на родину.

Светлана Анохина

Фото: из личного архива

Об угрозах и бездействии полиции

Угрозы по разным поводам и разного уровня серьезности поступали мне на протяжении всей моей долбаной жизни в прекрасном Дагестане. Было такое, что угроза оказывалась очень серьезной, — я просто не могла оценить, что она такое, и понимала спустя какое-то время. В общем-то, это наш обычный фон, тем более я журналист и нонконформист. Поэтому меня все не любят и часто угрожают.

Угрожать в Дагестане — это привычный словесный тон. Поэтому я не могу всерьез сказать [что было реальными угрозами, а что нет]. Но я могу назвать нескольких людей, которым я перешла дорогу и которые могли что-то мне сделать. Или хотели бы.

Читайте также В чем особенности кавказской маскулинности и кого считают идеальным мужчиной на Северном Кавказе?

[Угрозы, которые поступили в июле] мне сначала показались смехотворными. Голос мальчишеский, и все это звучало как-то несерьезно. Но меня насторожила формулировка «нам поручили разобраться с феминистками». Не «я хочу», не «я тут решил», не «братва решила», а «нам поручили». И странное бездействие полиции. Если бы не это, то я, как существо легкомысленное, продолжала бы хихикать.

Когда прошел практически месяц и было ничего не известно о ходе дела, то я стала понимать: вполне возможно, что там действительно родственники из полиции. Это ведь у нас сплошь и рядом! И если случится что посерьезнее, они так же будут прикрывать этого человека. Мне было дано огромное поле для размышлений, рефлексии и предположений, хотя я не склонна к конспирологическим теориям.

Безусловно, есть способы борьбы с бездействием полиции — это наезжать на них, требовать ответа и не оставлять в покое, посылать запросы. В общем, мои друзья это делают. Обычно это делаю и я сама.

В конкретном случае все совпало с тем, что я на своей страничке в фейсбуке объявила о создании группы правозащитного толка «Марем». Мы объявили во всеуслышание, что мы есть и помогаем девочкам и женщинам, занимаемся эвакуацией, если есть запрос. Можем сопровождать в суд, если девушка подверглась сексуализированному насилию. В общем, делаем все, что можем, и никогда не скажем: «Ты сама виновата». Да, мы увозим ваших бедных избитых жен от вас, идиоты. Да, мы будем это делать, потому что это не ваша собственность. Мы и вашим дочерям помогаем убежать. Это заявление потребовало некоторой смелости. И в общем-то, зря оно было сделано в такой форме, потому что оно провоцирующее. Я, в принципе, эти две вещи связывала: наше громкое заявление и желание какого-то чувака «поговорить про феминисток».

Об отъезде

Я уехала из Дагестана. Я внезапно дико устала от того, что я занимаюсь помощью людям, но при этом сама совершенно не защищена.

Часто мы говорим [пострадавшим]: «Иди в полицию, есть возможность через закон», а эти девочки не хотят идти, им страшно, они не желают огласки. И тут я вдруг наталкиваюсь на ситуацию [с угрозами], когда дело, которое мне казалось очень простым и понятным, буксует. И что же тогда я буду говорить этим девочкам, как я буду их убеждать, что они защищены?

Читайте также Как относятся к сексу, девственности и браку на Северном Кавказе?

Я месяц ждала, когда мне позвонят [из полиции]. И тут поняла, что я не могу: мне надо немножечко себя освободить от прекрасной родины, а родину освободить от прекрасной себя. Потому что иногда нужно что-то изменить, просто переместить свое бренное тело в другое место. Поэтому я приняла предложение [уехать].

Я уже второй месяц нахожусь далеко от любимой родины. Почти все время я просидела дома в своей квартире, которую мне сняли. Было стремно выходить, было желание отключить все мессенджеры, залезть в постель, грызть яблоко и отсыпаться. Такое состояние мне не нравится. Потому что я люблю драку, я готова к драке. Я так воспитывалась. Где на удар ты должен немедленно отвечать ударом. Собственно, и беседа наша со звонившим [мужчиной, который угрожал] была построена совершенно по махачкалинским правилам, а не так, как я бы ее построила, если бы у меня было время подумать. Я бы не нарывалась, не говорила: «Давай встретимся», а попыталась бы вытянуть какую-то информацию. Но во мне махачкалинская девочка взяла верх, как всегда это происходит в экстремальных ситуациях: она вылезает, выставляет рога и показывает, что ей нестрашно и она всех порвет на британский флаг.

О возвращении

Возвращаться, конечно, планирую. Дагестан, в котором я родилась, привязал меня к себе столькими разными болезненными вещами. И я просто не представляю, вот я сейчас уеду, как? Это как в отпуске: пожил, а потом возвращаешься в свою настоящую жизнь, которая не такая нарядная, не такая праздничная и радужная, но она настоящая, где ты делаешь то, что ты умеешь.

Я считаю, что я гениальный журналист и придумываю гениальные проекты, умею помочь там, где не смогут помочь сами коренные жители Северного Кавказа. На меня не надавишь через все эти родственные связи «что люди скажут», «это чужая семья». Да мне насрать. Для меня нет чужой семьи, если из нее доносится голос, просящий помочь. Люди — дураки, и большая часть проблем возникает не из-за человеческой злобы, а из-за человеческой глупости.