ЧОПы, психологи и регламенты. Как в российских школах противостоят «колумбайнерам» и буллингу
16-летнего школьника из села Верхний Ломов Пензенской области 9 марта задержали силовики. В ФСБ заявили, что он готовил расстрел одноклассников и писал об этом в соцсетях. Спустя неделю Владимир Путин на расширенном заседании коллегии генпрокуратуры указал на «большие проблемы и трагедии» из-за нарушений в системе безопасности в образовательных учреждениях. Он призвал ведомство надзирать за школами построже: «проверки должны быть регулярными, а выявленные нарушения не просто фиксироваться, а полностью устраняться».
«Такие дела» поговорили с теми, кто отвечает за работу ЧОПов в школах и детских садах, чтобы понять, как на самом деле обстоят дела с охраной жизней и здоровья школьников и студентов.
Обеспечить безопасные — физические, информационные и психологические — условия обучения — одна из обязанностей образовательной организации, говорится в статье 28 Федерального закона «Об образовании». Ему должны следовать все образовательные учреждения в России. На практике каждая школа по-своему справляется с этой задачей.
Охранный стандарт
В феврале 2014 года 15-летний Сергей Гордеев, ученик 10-го класса, отличник, призер олимпиад и спортсмен, пришел в московскую школу № 263 в Отрадном с карабином и винтовкой, застрелил учителя географии, а затем открыл огонь по прибывшим к школе полицейским. После этой трагедии Дмитрий Ливанов, который тогда занимал пост министра образования, заявил о необходимости дополнительных мер безопасности. Через год в России приняли первый профстандарт, регулирующий требования к охране образовательных учреждений.
В документе на 36 страницах объясняется, какими навыками должны обладать охранники и их начальство. Чтобы заступить на пост, кандидату нужно среднее общее образование, удостоверение частного охранника, курсы по программе профподготовки или переподготовки, свидетельство о присвоении квалификации четвертого разряда. Этот разряд позволяет использовать спецсредства: резиновую дубинку (палку) и наручники. Чтобы использовать оружие — огнестрельное, газовые баллончики и электрошокеры, нужно получить пятый или шестой разряд. Согласно профстандарту, он необходим сотрудникам оперативно-дежурной группы вневедомственной охраны.
Профстандарт — лишь рекомендация для образовательных учреждений, которые нанимают ЧОПы. Обязательным он стал только в Москве. Так произошло из-за действующей в столице программы «Безопасный город», кроме того, охрана образовательных комплексов оплачивается из бюджета, а не самой организации. Не соответствующий профстандарту ЧОП просто не сможет участвовать в тендере.
«Человек с удостоверением усвоил базовые знания, но для того, чтобы охранять объекты социального назначения, нужна дополнительная квалификация, — отмечает Сергей Силивончик, исполнительный директор организации «Школа без опасности», которая занимается обучением и контролем в сфере охраны образовательных организаций. — Охрана школы, стройки, бензоколонки и гаражного кооператива очень сильно отличается друг от друга».
В Москве 5600 постов охраны в школах и детских садах, которые подчиняются столичному департаменту образования, рассказывает председатель Общероссийского профсоюза негосударственной сферы безопасности Дмитрий Галочкин. В московских школах посты охраны оборудованы мониторами видеонаблюдения и стационарной тревожной кнопкой, при нажатии на которую к школе прибывает оперативная группа, наряд Росгвардии или полиция. Такая же кнопка — на дистанционном пульте, который носит с собой охранник.
Сколько охранников следит за порядком, определяет договор между ЧОПом и образовательной организацией. По словам Галочкина, обычно, если в здании учится больше тысячи учеников, предполагается, что нужен второй охранник, если меньше, то достаточно одного. Должностные обязанности охранников тоже описаны в договоре между школой и охранным агентством. Чаще всего они обязаны следить, кто входит и выходит, чтобы ничего не украли и не сломали. «Главная задача — минимизировать риски, вовремя вызвать группу десантирования, Росгвардию», — говорит Галочкин.
По оценке Силивончика, благодаря профстандарту в Москве удалось снизить количество краж в образовательных организациях и не допустить в школы людей с преступными намерениями. «Передали полиции огромное количество преступников, были даже те, кто находится в федеральном розыске, предотвращены проносы оружия, колюще-режущих предметов», — говорит Силивончик.
Он перечисляет, листая переписку в смартфоне, и показывает фотографии:
По словам Галочкина, из-за отсутствия финансирования в регионах во многих школах вовсе отсутствует охрана или ее функции выполняют не профессионалы, а вахтеры или дежурные по школе из числа сотрудников или учащихся.
«Поэтому в регионах многие предприятия вообще работают в серую или просто занимаются демпингом: сбрасывают цены, берут контракт, а потом не оказывают качественные услуги», — рассказывает Силивончик.
Профессионал или вахтер
17 октября 2018 года в Политехнический колледж в Керчи в полдень вошел 18-летний Владислав Росляков, студент-четверокурсник. Он спокойно прошел мимо 67-летней вахтерши. За спиной Рослякова был рюкзак, в нем — взрывное устройство и помповое ружье. Взорвав бомбу, юноша открыл стрельбу по находившимся в здании людям. Погибли 20 человек, 67 получили ранения. Среди пострадавших была и вахтерша — взрыв повредил ей ногу. К тому моменту женщина проработала на этой должности в колледже пять лет.
Ждать от охраны действий сотрудников «Альфы» или «Вымпела» нельзя, подчеркивает Галочкин, но охранник, прошедший профессиональную подготовку, «может многое сделать».
И Силивончик, и Галочкин подчеркивают, что главная задача охранника — вызвать подкрепление и не спровоцировать стрелка на применение оружия. Задержать и обезоружить нападающего должны полицейские или оперативная группа.
Шутинги — это чрезвычайные ситуации единичного характера. Чаще охранники сталкиваются с пьяными, «наркоманами, которые хотят проникнуть на территорию школы для воровства, продавцами наркотиков, которые используют территорию школы для закладок, или просто неадекватными людьми», рассказывает Галочкин.
Кому пять охранников, а кому один
В феврале 2020 года после уроков третьеклассники одной из сельских школ в Красноярском крае оделись в раздевалке и замешкались на выходе из здания. Один из них на пару секунд присел на стул напротив мониторов видеонаблюдения. Это не понравилось стоявшему рядом охраннику. Когда мальчик встал с его стула, тот проводил его из подъезда пинком в спину. Происшествие попало на камеру, и родители ученика обратились сначала к школьной администрации, а когда реакции с ее стороны не последовало, в прокуратуру с жалобой. Возможно, если бы охранника обучали работе с детьми, то этой ситуации можно было избежать.
Кадровый дефицит — одна из главных проблем у частных охранных предприятий. Средняя зарплата охранника в школе — 1300—1400 рублей за смену. Таких смен в месяц около пятнадцати. Нехватка квалифицированных сотрудников актуальна и для Москвы, и тем более для регионов. «За двадцать тысяч в месяц москвичи пойдут работать? Вряд ли. Поэтому сюда едут иногородние, работают вахтами. Это люди, которые получают копейки», — отмечает Галочкин. По мнению Силивончика, «если бы цена была адекватная, а отношение правильным, то охраной занимались бы совсем другие люди».
В мае 2020 года Росгвардия подготовила проект приказа, определяющего формирование цены контракта на охранные услуги. Согласно документу, предельная сумма, которую заказчик может потратить на закупку одного суточного поста с одним охранником, — порядка 180 000 рублей в месяц (при МРОТ в 12 500 рублей). Сейчас в Москве цена за пост охраны в месяц, по оценке Силивончика, колеблется в районе 130 тысяч рублей, а в регионах — от 50 до 70 тысяч рублей. В эту стоимость входит работа самого охранника, мобильной группы, оперативно-дежурной службы, содержание автомобилей, техническое оснащение.
В негосударственных школах система охраны концептуально мало чем отличается от государственных, но финансовых ресурсов больше. Поэтому они могут выдвигать ЧОПам больше требований к уровню подготовки охранников и нанимать больше сотрудников. Так, в «Новой школе» — частной образовательной организации, расположенной в московском районе Раменки, одновременно находится пять сотрудников охраны, рассказал исполнительный директор учреждения Владимир Ларин. Двое охранников контролируют пропуск на главном входе в здание, пара сидит за видеопотоками с камер, которыми оснащены все школьные помещения и прилегающая территория. «Такая система нужна не только для безопасности, но и для разбора разного рода внутришкольных происшествий, например травм, драк между учениками, поиска потерянных вещей…» — перечисляет Ларин.
Как и в государственных школах Москвы, на входе учащиеся и сотрудники проходят через турникеты. Но есть отличие — «Новая школа» разрешает вход в здание родителям школьников. Им выдают специальные магнитные карточки.
«Мы просили определенную форму одежды — рубашку и брюки, просили их не питаться в своих помещениях, а только в столовой», — рассказывает Ларин о дополнительных просьбах к охране. Помимо контроля пропускного режима, сотрудники помогают регулировать движение автомобилей у школы, например, когда возникают проблемы с проездом в утренние часы. Школа также следит за тем, как охранники общаются с посетителями и учениками. Последние четыре года школа сотрудничает с одним и тем же ЧОПом, который прислушивается к пожеланиям по персоналиям секьюрити.
В частной школе-пансионе «Летово» в Подмосковье, помимо системы электронных пропусков и турникетов, школьников сверяют по спискам на входе. «Дети прикладывают свой беджик, электронный пропуск. Затем тут же на стойке ресепшен и происходит выверка списков. [Так проводится] визуальный и формальный контроль на входе и запись всех, кто приходит», — рассказывает директор «Летово» Михаил Мокринский.
Сотрудников охраны в «Летово» дополнительно обучают технике пожарной безопасности и оказанию первой медицинской помощи. Политика безопасности — как физической, так и психологической — описана в школьном акте Safety & SafeGuarding, который составлен по стандартам международной организации Boarding School Association. Есть в школе и другие внутренние документы, которые регламентируют в том числе вопросы охраны здоровья, защиты конфиденциальности, оказания соцзащиты, противодействия употреблению наркотических веществ, а также включают требования равенства и разнообразия. По словам Мокринского, такое внимание к деталям помогает обозначить периметр ответственности каждого сотрудника.
Буллинг — это тоже про безопасность
5 сентября 2017 года в подмосковную школу № 1 в Ивантеевке к концу первого урока пришел девятиклассник Михаил Пивнев. Сначала он взорвал несколько петард, а потом открыл стрельбу из травматического пистолета. Первой жертвой стала учительница, после чего одноклассники шутера в панике бросились выпрыгивать из окон кабинета, расположенного на втором этаже. За несколько месяцев до нападения на странице Михаила во «ВКонтакте» стали появляться посты, посвященные оружию, вопросам жизни и смерти и шутингу в американской школе «Колумбайн». Как рассказывала в СМИ сестра Михаила, он решился на нападение из-за травли в школе, которая шла три года.
В большинстве российских школ нет регламента действий в случае травли одного из учеников. Общие слова об обязанности школы обеспечивать благоприятный психологический климат, которые часто встречаются в школьных уставах, никак не помогают решить подобные проблемы, объясняет создательница программы «Травли Net» Ольга Журавская. Понятие травли, ее критерии и алгоритм действий для ее устранения должны быть прописаны в внутренних нормативных документах школ. Это помогло бы дать точную оценку действиям участников травли и предупредить развитие подобных ситуаций в школе, где все — от сотрудников до учеников и их родителей — будут понимать, «что в школе неприемлемо». Пока закона, обязывающего образовательные учреждения разрабатывать и принимать подобные внутренние акты, в России нет.
В российских школах часто администрация и учителя встают на сторону агрессора либо отказываются признавать существование проблемы. «“У нас травли нет” — это первое, что говорят нам школы. [На заре создания проекта] было очень большое сопротивление среды. Травля — огромный конструкт, в котором завязаны три группы людей: учителя, родители и дети. Даже если в школе есть штатный психолог, то что он может сделать в комплексе, где учится 2 тысячи человек? К тому же общий уровень подготовки школьных психологов оставляет желать лучшего, хотя и бывают исключения. Порой психологи сами не знают, что делать [в случае травли]», — отмечает Журавская.
Чаще всего школьный буллинг происходит в возрастной группе от третьего до восьмого класса, но встречается и в дошкольных учреждениях, и в старших классах. Инициаторами буллинга часто становятся не только сами школьники, но и учителя и родители. Точных статистических данных по России о количестве детей, подвергавшихся травле, нет. Зарубежные исследования говорят, что в роли жертвы травли в разные периоды школьной жизни побывало 50% детей. Чем более закрытое учреждение и чем менее разнородна среда, отмечает Журавская, тем больше она предполагает школьную травлю.
Каждая ситуация травли требует индивидуальной работы, поэтому единого алгоритма действий нет. Если школа и родители готовы сотрудничать в этом вопросе, то предотвратить развитие школьной травли возможно, считают в «Травле Net». Организация предлагает подписать Антибуллинговую Хартию. Подписи в документе ставят школа, родкомитеты и старосты классов, если они имеются, то есть все участники школьного процесса. После этого в ходе диалога вырабатывают алгоритм действий, учителям предлагают пройти курс по противодействию школьной травле. Похожие курсы, но с другими акцентами созданы и для родителей и учеников.
Важно, чтобы ребенок сам умел увидеть проблемную ситуацию еще на том этапе, который просто вызывает у них беспокойство, и мог подойти к кому-то, кому он доверяет, считает Мокринский.
В «Летово» дети учатся с седьмого класса. Если ребенок столкнулся с насилием или другой стрессовой ситуацией, он может обратиться к руководителю дома, где живет, наставнику-педагогу, у которого на попечении находится группа детей, или любому другому сотруднику школы.
Согласно правилам школы-пансиона, ни один сотрудник, к которому обращается ребенок, не имеет права гарантировать ему полную приватность и непередачу данных. «Он должен сказать: хорошо, что ты мне доверяешь, но я не могу тебе обещать, что, если информация потребует дальнейшего обсуждения, я не передам ее дальше, я должен буду это сделать».
В «Летово» работает также психологическая служба, которая консультирует как детей, так и сотрудников. В «Новой школе» тоже есть штатные психологи. «Но мы понимаем, что так или иначе они все равно, к сожалению, будут возникать в каком-то виде, и тогда уже важно быстро на это реагировать. Безопасность и психологический комфорт детей — наши приоритеты. Любая школа должна стремиться к тому, чтобы дети приходили в нее с утра с радостью, а не со страхом и с тревогой», — рассказывает Ларин.
У частных школ больше возможностей, времени и сил уделять внимание профилактике и противодействию буллингу, чем у государственных, поясняет Журавская. Но она подчеркивает, что травля не зависит от формы владения образовательным учреждением.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам