«Искусство позволяет войти в боль и ярость»

Забота о ментальном здоровье сейчас в тренде: по статистике, каждый третий россиянин хотя бы раз обращался к психологу. Но есть и другие инструменты, которые позволяют поддержать себя, — например, арт-терапия и равное консультирование. «Такие дела» поговорили со специалистами, применяющими эти методы, и разобрались, как они работают.

Фототерапия

«Однажды ко мне пришла девушка с пограничным расстройством личности — она очень круто двигалась, гармонично, ярко, но при этом не считала себя красивой вообще. Это была не поза, а настоящее ощущение. Она ненавидела все свои фотографии», — рассказывает Мария Козлова, фототерапевт из фонда «Равновесие». Она сняла несколько портретов этой девушки, и они не вызвали у нее отторжения. Наоборот, она написала терапевту, что «увидела очень красивую себя». «Через фото идет сверка с реальностью. Девушке говорят, что она красивая, а она не верит. Фотография — это такое документальное подтверждение», — объясняет Мария.

Она занимается фотографией больше 12 лет. Начинала как обычный фотограф, но постепенно поняла, что ей интересно не просто снимать людей, а раскрывать их личность через объектив. Во время фотосессий Мария разговаривала с клиентами о том, что для них важно, просила подвигаться так, как хочется, потанцевать. «Происходила полноценная психологическая работа, — делится она. — Когда я осознала это, то решила пойти учиться». Мария получила образование гештальт-терапевта и через знакомых попала в фонд, где стала заниматься фототерапией.

История этого метода началась в XIX веке. В 1844 году доктор Томас Киркбрайд стал устраивать слайд-шоу с помощью «волшебного фонаря» (прообраз современных проекторов) в больнице для пациентов с психиатрическими диагнозами. Такие показы помогали им расслабиться и развлечься.

Основательницей фототерапии в ее современном понимании считается канадский психолог Джуди Вайзер — в 1970-х она использовала фотографию для работы с глухими детьми коренных народов. В 1975-м Вайзер опубликовала статью «Методы фототерапии» (англ. PhotoTherapy Techniques), тогда этот термин впервые появился в печати. 

Вайзер утверждает, что существует пять основных материалов для фототерапии:

— снимки, которые клиент создал сам;

— фото человека, сделанные другими людьми;

— автопортреты;

— семейные альбомы;

— фото, отобранные терапевтом.

В «Равновесии» Мария проводит как личные консультации, так и групповые занятия. К ней приходят люди с депрессивными, биполярными, тревожными расстройствами. По словам Марии, гештальт-терапия изучает в первую очередь то, что происходит с телом, когда человек испытывает разные чувства: злость, радость, отвращение. Еще этот метод исследует близость между людьми, учит выстраивать теплые и гармоничные отношения.

«Набирается группа, скажем, из 10 человек. Сначала мы делаем пару упражнений на знакомство, чтобы поймать контакт и привыкнуть друг к другу, — рассказывает Мария о процессе терапии. — Потом группа делится на две части — одни позируют, другие фотографируют. Затем они меняются». Мария направляет эту работу: подсказывает участникам, как можно встать, какое движение сделать, как выбрать ракурс и выстроить композицию.

На занятии участники вдруг открывают, что у них красивые руки, изящная шея, что они отлично умеют позировать. Съемка заканчивается совместной рефлексией: люди делятся ощущениями от фотосессии, рассказывают, кому легче фотографировать, а кому — быть моделью, обсуждают, что они вкладывают в свои позы. Анализируя поведение человека во время съемки, можно понять природу его проблем, объясняет Мария.

Танцевально-двигательная терапия

Лиза Смолякова тоже объединила в работе увлечения и образование — даже два: медицинской сестры и психологическое. Несколько лет назад она поняла, что для нее «реализация в жизни — это помощь другим».

Работая медсестрой в медицинском центре, Лиза не только ухаживала за пациентами, но и морально поддерживала их. Девушка занималась реабилитацией детей с травмами позвоночника. В их числе был 15-летний спортсмен, парализованный после перелома шейного позвонка. Операции не помогали, восстановление шло очень тяжело, врачи считали, что парень вряд ли сможет даже сидеть. Но Лиза продолжала убеждать его, что он сильный и обязательно преодолеет трудности. Сейчас этот юноша не только сидит, но и ходит на костылях. Он готовится стать реабилитологом. По словам Лизы, его мама призналась ей: «Если бы не ваша поддержка, он бы не справился».

После этого Лиза поступила в институт на психолога. А еще начала устраивать танцевальные тренировки для друзей — девушка сама с трех лет танцует. В процессе Лиза стала проводить что-то вроде психологических консультаций. Она начала искать информацию о своем ноу-хау в интернете и так узнала о танцевально-двигательной терапии.

Об этом методе впервые заговорили в 1940-х. Считается, что его основы заложила американская танцовщица Мэриан Чейс. Она была первой, кто сместил акцент с техники танца на личность танцующего. Чейс была уверена, что танец может быть средством коммуникации и выражения эмпатии. Она работала с людьми с тяжелыми психическими нарушениями, применяя такие техники, как танцевальная импровизация, отзеркаливание движений, групповой танец в круге. В 1947 году Чейс стала первым штатным танцевальным терапевтом, а в 1966-м возглавила Американскую ассоциацию танцевальной терапии.

На развитие метода повлияли в том числе идеи Вильгельма Райха, австрийско-американского психолога, ученика Зигмунда Фрейда. Он считал, что непрожитые эмоции «застревают» в теле в виде мышечных блоков. И если снять эти зажимы, то общее психологическое состояние человека значительно улучшится.

Лиза стала проводить тренировки для друзей друзей и более далеких знакомых. Вскоре через сарафанное радио о ней узнали в фонде «Равновесие» и пригласили заниматься с их подопечными. Уже полтора года Лиза еженедельно проводит для них групповые тренировки. По запросу она организует и индивидуальные консультации.

«Я не учу на танцах какому-то конкретному стилю. Я не прошу правильно поднимать руку, под правильным углом ставить ногу. Мы просто про движения, про хорошее настроение, про то, что в группе безопасно, уютно, комфортно, — рассказывает Лиза. — Человек приходит на занятие с какими-то переживаниями, со страхом осуждения».

«Такая терапия благоприятно воздействует на людей с биполярными, депрессивными, тревожными расстройствами, — перечисляет Лиза. — Еще танцы помогают при расстройствах аутистического спектра».

По словам девушки, танцевально-двигательная терапия полезна и ментально здоровому человеку. Она позволяет раскрепоститься, развивает эмоциональный интеллект. «В танце прорабатывается невербальная коммуникация, которая помогает лучше понимать друг друга и в обычной жизни», — говорит терапевт.

Изотерапия

«Это напоминает кружок по рисованию с целью понять что-то про себя», — говорит Надежда Смыковская, психолог и арт-терапевт. Она много рисует с детства. Ее всегда особенно интересовали образы людей — как она считает, это и предопределило ее будущую профессию.

Изучая арт-терапию, Надежда открыла для себя новое направление — экспрессию. Смысл таких рисунков не в том, чтобы воспроизводить действительность, а в том, чтобы выражать чувства. «Экспрессия позволяет нам выйти за рамки стандартов. Это процесс, где каждая линия и цвет превращаются в символы наших переживаний», — говорит Надежда.

Изотерапию одной из первых начала применять Маргарет Наумбург, американский психолог, педагог, художница и писательница. В 1940-х она использовала этот метод для работы со взрослыми и детьми с психиатрическими диагнозами. Маргарет предлагала им рисовать все, что приходит в голову. Она опиралась на идею Зигмунда Фрейда о том, что переживания, возникающие в подсознании, часто выражаются в виде образов. Маргарет считала, что нарисовать внутренний конфликт порой легче, чем выразить его в словах, и что изображения позволяют обходить самоцензуру.

Надежда работает в русле человекоориентированной экспрессивной арт-терапии. Эту методику в 1970-х разработала американский психолог и психотерапевт Натали Роджерс, дочь одного из создателей гуманистической психологии Карла Роджерса. Главные принципы такой терапии — свобода самовыражения, безопасность и безоценочность. 

«В экспрессивном искусстве мы уделяем внимание и процессу, и результату. Этот результат не для того, чтобы повесить его на стену или поместить в музей. Он может там оказаться, но это не цель. Цель — снять слои защиты и добраться до своей истинной сущности, — рассказывала Натали. — Искусство позволяет нам войти в боль, ярость и горе. А потом, освободившись от них, испытать радость и рассмеяться».

Занятие у Надежды проходит так: сначала она «прислушивается к группе», выясняет, в каком состоянии пришли люди, и задает направление. Например, просит поисследовать маскулинное и феминное в человеке. Затем участники выбирают художественные средства: на большом столе есть и карандаши, и краски, и вырезки для аппликации. После все погружаются в творчество. В финале они обсуждают свои работы и делятся впечатлениями без оценок.

По словам Надежды, клиенты часто приходят к ней с уверенностью, что они не умеют рисовать, — именно такие люди особенно нуждаются в арт-терапии, считает специалистка. «Я вижу, как страх перед рисованием блокирует их возможность самовыражения. Моя задача — помочь им освободиться от этого», — говорит она. 

Равное консультирование

В 28 лет Марии Кононовой поставили диагноз «клиническая депрессия». Тогда она не совсем понимала, что это значит. «Мне выписали таблетки. Я их пила, но даже не пыталась разобраться, что со мной. Казалось, все нормально. Ну то есть жизнь шла на дно, но мне было как будто ничего», — вспоминает она.

Весной 2020 года стало совсем плохо. «Всех закрыли на карантин. Я сидела дома и поняла: если ничего не изменится, я просто наложу на себя руки», — рассказывает Мария. Психотерапевт, к которому она ходила, настоял на визите к психиатру. Диагноз сменили на «биполярное аффективное расстройство» (БАР), назначили лечение. «Лекарства сразу помогли. Мне очень повезло. Но все равно я была в шоке», — говорит Мария. Она загуглила, что такое БАР, прочитала, что люди с ним живут на 9–20 лет меньше, — и совершенно растерялась, не зная, что теперь делать.

Мария сутками напролет искала информацию о своем заболевании. В какой-то момент она наткнулась на сообщество людей с БАР и их близких — ассоциацию «Биполярники». От этого ей сильно полегчало. «Я вдруг поняла: я не одна. Людей с таким диагнозом много, и они как-то живут», — рассказывает Мария. 

Вскоре в группе сообщества опубликовали пост: в Петербурге появилась инициативная группа из двух человек, они хотят открыть фонд, который будет помогать людям с биполярным расстройством. «Я увидела это и поняла: это мое. Мне туда», — вспоминает Мария. На тот момент у нее уже был опыт волонтерской работы: она занималась проектами для детей с онкозаболеваниями.

Уже через пару месяцев у Марии была первая подопечная. «Мы начали с индивидуальных консультаций, потом запустили группы поддержки. Я стала их вести. Мы просто объясняли, что не нужно стесняться говорить о своих проблемах, что получить помощь вполне реально», — рассказывает она.

Равное консультирование — это поддержка от тех, кто сам через все прошел. Идея простая: когда человек рассказывает, как справляется с трудностями, это помогает другому тоже справляться. Такая практика существовала еще в XVIII веке: французский врач Жан Батист Пуссен нанимал в психиатрическую больницу медперсонал из числа бывших пациентов. Они хорошо понимали чувства тех, за кем ухаживали, поэтому были «мягкими, честными и гуманными».

В 1970-е люди с ментальными заболеваниями стали создавать группы взаимопомощи в США. В России история равного консультирования началась в конце 1990-х: тогда пациенты с ВИЧ начали объединяться в ответ на стигматизацию и дефицит помощи. Позже равных консультантов стали готовить уже профильные НКО.

Мария уверена, что эта модель имеет уникальную силу. «Психолог может окончить пять университетов, иметь большой опыт работы с людьми с психическими расстройствами, но он никогда не поймет, каково это, если у него нет диагноза», — говорит девушка.

По наблюдениям Марии, многим людям сложнее открыться психологу, потому что это формальный диалог, в котором есть четкие границы, — например, периодичность и время сессий. Кроме того, в работе с психологом существует иерархия: специалист в этой паре ведущий. Равное консультирование же — это неформальное общение двух людей со схожими проблемами. Оно позволяет выстроить личные, доверительные отношения, и зачастую это именно та форма поддержки, в которой больше всего нуждается человек с ментальным заболеванием.

Одна женщина, с которой работала Мария, лечилась от депрессии 10 лет, но безрезультатно. «Я заметила, что она рассказывает врачам не все. И мне захотелось стать для нее тем человеком, которому она сможет доверять», — вспоминает Мария. На то, чтобы пациентка начала по-настоящему открываться ей, ушел год. Но это помогло наконец достичь прогресса в лечении: Мария смогла убедить женщину не саботировать назначения врачей. «Ее состояние значительно улучшилось. Недавно она написала мне, что ей оставили только один препарат, да и то в минимальной дозировке», — делится равный консультант.

• Теги:
• психология