Днем 9 сентября 2023 года пожилым родителям 21-летнего Семена позвонили из Копейского реабилитационного центра, где молодой человек жил с 2019 года. Им сообщили, что Семена убили, вспоминает его сестра Анастасия.
«Мама стала перезванивать в интернат. Ей абстрактными фразами попытались объяснить, что Семен погиб: он, мол, был заперт в комнате с мальчиком. Потом в центре просто перестали брать трубку», — рассказывает она.
Семен родился в Озерске Челябинской области — закрытом атомном городе. У мальчика были перинатальные поражения центральной нервной системы: ДЦП и серьезные нарушения интеллектуального развития. Почти до 18 лет Семен жил с родителями, но, когда Анастасия уехала из города, они перестали справляться и определили сына в Челябинский дом-интернат.
«Родители периодически забирали Семена из интерната, заботились о нем дома. Но так как он не говорил, то узнать об условиях его жизни можно было только от руководства интерната», — говорит Настя.
Однажды из ПНИ позвонили и сказали, что Семен упал и выбил себе зубы. Позже выяснилось, что зубов его лишили сотрудники интерната. Тогда родители решили не писать заявление в полицию, но сразу перевели сына в другое учреждение.
«Нам посоветовали Копейский реабилитационный центр, который считается лучшим в регионе, там есть медицинское сопровождение. Когда родители привезли Семена в Копейск, директор интерната сказала, что сотрудники всегда на связи с родственниками», — вспоминает девушка.
Но в день убийства никакого контакта с родственниками не было. О том, что случилось, семья узнала из местных телеграм-каналов, которые рядом с новостью о смерти Семена опубликовали его фотографию.
В Следственном комитете (СК) Анастасию и родителей Семена не допрашивали. Чтобы узнать хоть какие-то подробности, сестре погибшего пришлось самой ехать к следователю. Краткую версию ведомства рассказала официальная газета администрации города «Копейский рабочий».
«Мужчина пытался совершить суицид. На фоне данного конфликта и попытки суицида обвиняемого перевели в камеру интенсивного наблюдения для лиц, которые могут навредить себе или окружающим. В этой камере, помимо обвиняемого, находились еще четыре человека. В утреннее время потерпевший встал и начал ходить по камере кругами, эти действия привели к раздражению обвиняемого, и он решил выместить злость на потерпевшем, задушив его», — говорилось в материале городской газеты.
Правда в том, что в момент убийства в комнате не было никого из сотрудников интерната — за постояльцами следила только видеокамера, но записи посмотрели лишь после смерти Семена, рассказывает Анастасия:
До того как Семена перевели в «надзорную комнату», он находился в отделении милосердия — для постояльцев, которым необходим повышенный уход. Когда и почему он попал в помещение с «опасными» подопечными, родственникам не сообщали.
«Если бы родители знали о том, что Семена собираются куда-то поместить, то приехали бы и забрали бы его. Но в интернате молчали. Все это наводит на мысль, что сотрудники интерната просто закрыли Семена за какое-то раздражающее, с их точки зрения, поведение, а теперь пытаются свалить свою вину на недееспособного парня, который вряд ли может отвечать за свои поступки», — говорит Анастасия.
По ее словам, СК начал проверку по статье о халатности в отношении сотрудников интерната. Но о результатах этой проверки пока ничего не известно. В пресс-службе челябинского управления ведомства, а также в Копейском реабилитационном центре на момент публикации не ответили на запросы «Таких дел».
В «интенсивных отделениях» российских ПНИ практикуются разные ограничения: двери запираются снаружи, свои нужды пациенты вынуждены справлять в ведро, на окнах стоят решетки, выходить на прогулки нельзя, есть нужно не в столовой, а в этой же комнате. У людей даже нет прикроватных тумбочек, рассказывает руководитель юридического отдела Службы защиты прав лиц, страдающих психическими расстройствами, Александр Гаганов.
«Все это не просто незаконно, но и грубо нарушает базовые права человека», — говорит он.
«Закрытки», карцеры и изоляторы существуют практически во всех ПНИ, подтверждает директор благотворительной организации «Перспективы» Мария Островская. В такие помещения часто не могут попасть проверяющие и родственники.
«Потому что острое психотическое состояние или опасность для себя и окружающих является противопоказанием для помещения в интернат. Таких людей должны госпитализировать», — говорит Островская.
Само существование закрытых отделений в ПНИ не предусмотрено законом, подчеркивает Гаганов.
«Интенсивное наблюдение» не должно означать запирание людей в комнатах, запрет на прогулки и использование средств связи. Скорее в таких отделениях должно быть больше персонала для присмотра за постояльцами, но сотрудников в ПНИ не хватает, потому что их работа низкооплачиваема и связана со сложной адаптацией и быстрым выгоранием, отмечает юрист.
«Правовых актов, которые бы отражали сложившиеся правила проживания в таких отделениях, обычно нет. Вероятно, потому что вводимые интернатами ограничения явно противоречат законодательству и нарушают права граждан. Интернатам проще, чтобы это были негласные правила», — объясняет юрист.
Мария Островская также говорит об отсутствии всякого контроля за деятельностью в стенах закрытых отделений в ПНИ. В интернаты постоянно ходят проверки госорганов, которые следят за пожарной безопасностью и санитарными нормами, но на положение людей проверяющие внимания не обращают.
«Ни одна из этих проверяющих организаций на самом деле с самими людьми не разговаривает. Либо делает это только по жалобе, по заявлению».
«Я уже не говорю о том, что у тех, кто заперт в так называемых комнатах активного наблюдения, просто нет пишущих ручек», — добавляет Островская.
Сейчас общественные организации могут попасть в ПНИ только с согласия администрации интерната и только в те помещения, которые захочет показать руководство. Эта ситуация ухудшится после принятия поправок к закону о психиатрической помощи.
Против этого закона высказались больше 60 НКО, учредитель фондов «Вера» и «Регион заботы» Нюта Федермессер выступила в Госдуме, обратившись к депутатам. Она назвала нынешнюю ситуацию в системе ПНИ в России мало отличающейся от Валаама, Свияжска и Соловков, куда после войны свозили калек и оставляли там умирать.
«Что делать? Только кричать о том, что в закон принимаются поправки, которые извращают все смыслы, все слова про инклюзию и пациентоориентированность, которые не защищают людей, а дают психоневрологическим интернатам страны и их директорам право на гегемонию, насилие и расчеловечивание», — заявила Федермессер.
Все это не помогло, и с 1 сентября 2024 года власти будут не обязаны создавать службы защиты прав пациентов, который могли бы осуществлять независимый контроль за учреждениями.
«Без таких служб попасть в закрытые отделения интернатов и тем более в психиатрические больницы будет очень сложно. Можно сказать, что какой-то специальный механизм контроля отсутствует», — объясняет Гаганов.
Он советует родственникам постояльцев ПНИ в случае проблем обращаться к руководству интерната. Если оно не идет на контакт, стоит написать в министерство социальной защиты региона. На отсутствие его реакции или отписки можно пожаловаться в прокуратуру и суд. Также юрист советует обратиться к местному омбудсмену и правозащитникам.