Я не ознакомилась с результатами моих анализов, сделанных в токсикологической лаборатории. Полицейские никак меня не информируют о ходе расследования и не дают мне никаких результатов анализов на руки. И на самом деле мне ок, что они не информируют меня о ходе расследования, но вот как раз медицинскую часть расследования я бы хотела знать более подробно, потому что врачи сейчас пытаются понять, как мне можно быстрее восстановиться, как мне можно быстрее начать чувствовать себя лучше, и для этого им надо понимать хотя бы какие вещества уже отмела полиция. Но у нас нет этой информации, нам ее не дают.
Полицейские также проверяли меня — обследовали мой дом, мои вещи и меня саму на радиоактивное заражение. Так как это все происходило на моих глазах, я знаю результат: он отрицательный, то есть радиоактивные вещества точно не применялись.
Врачи-токсикологи, которые консультировали меня, инсайдеры, которые подробно знакомились со всеми моими медицинскими документами и знают все мои симптомы, — все они предполагают, что, скорее всего, это было какое-то хлорорганическое соединение, самое вероятное — дихлорэтан. Это токсичное и канцерогенное вещество, и, в общем, из-за этого предположения немецкие врачи попросили меня раз в полгода сдавать анализы на онкомаркеры, потому что если это был дихлорэтан, то есть вероятность, что у меня в ближайшие годы будет рак.
Сейчас все симптомы отравления у меня прошли. Это очень радостно, потому что с ними было довольно тяжело жить, но у меня очень мало сил, то есть я очень-очень быстро устаю и не могу работать больше трех часов в день. Бывают дни, когда я вообще ничего не могу делать, то есть просто нет сил никаких. Время моей продуктивности увеличивается, но очень мягко увеличивается. Поэтому сейчас я не знаю, когда смогу вернуться к полноценной работе.
Касательно эмоционального состояния: мне очень тяжело. Очень тяжело, очень неприятно вообще про это все говорить. И я бы не стала, собственно, этого делать, если бы не две причины.
Первая — у меня через несколько недель выходит книга, она выходит на разных языках, и в этой книге я пишу о том, как Россия постепенно приходила к фашизму. И полицейские, и журналисты, и расследователи считают, что выпуск этой книги может стать триггером: люди, которые пытались меня убить, могут попытаться снова это сделать. И если вдруг я умру при странных обстоятельствах — от неизвестной болезни или каким-то еще образом, я бы хотела, чтобы эту историю все знали. И я надеюсь, что публичность — это слабая, но защита. Что, возможно, эти люди подумают еще раз, хотят ли они меня убивать.
Вторая причина для меня даже более важная. Очень многие мои коллеги, друзья, активисты, правозащитники, политики вынуждены были покинуть Россию и сейчас находятся за рубежом. По своему кругу общения я вижу, что люди чувствуют, что если они за рубежом, то они в безопасности, но это не так. Все эти люди ведут себя неосторожно, и я их понимаю, потому что я точно так же себя вела. Но я бы хотела, чтобы все, у кого внезапно появятся какие-то симптомы, знали, что вероятность отравления есть и о ней нужно сказать врачам и при необходимости обратиться в полицию. Важно, чтобы эти люди не тратили столько же времени, сколько потратила я.
Insider опубликовал свою первую часть расследования о случившемся. Кроме меня, там есть еще две журналистки, которые тоже с большой вероятностью были отравлены. Insider знает именно нас троих, но возникает вопрос: сколько еще имен не знает Insider? То есть какое количество людей сейчас чувствуют себя нездоровыми, но не понимают почему, не могут связать одно с другим. Я бы хотела, чтобы эти люди связались с исследователями Insider и Bellingcat, потому что они ищут тех, кто пытается нас убить. И чем больше у них будет информации, тем больше вероятность того, что они найдут виновных.