«Дом горит, но я делаю вид, что ничего не происходит». Как ведут себя российские мужчины во время мобилизации

С начала объявления частичной мобилизации в России прошло пять месяцев. С тех пор мужчины, которые под нее или официально попадают, или формально не попадают, но все равно боятся вызова в военкомат, выбирают разные стратегии поведения. В одной части общества позиция остаться в России становится более порицаемой, чем желание уехать, в другой — наоборот. «Такие дела» пообщались с мужчинами, которые продолжают жить в стране, несмотря на риски мобилизации, а также попросили психологов объяснить их стратегии поведения.

«Могут — не могут, хотят — не хотят»

Психолог и автор книги «Травма свидетеля. Почему мне плохо от того, что я вижу, и как с этим справиться» Галина Петракова предлагает выделять условно четыре типа ситуаций, в которых комбинируются желания и возможности мужчин при принятии решения, оставаться или уезжать. Эти комбинации влияют на стратегии их поведения. То, какое решение примет мужчина, зависит не только от его материального положения, но и от внутренних ценностей: например, одни хотят уехать ради детей, другие ради них остаются.

Не могут и не хотят уезжать

Это люди, у которых нет средств для переезда. Это значительная часть российских семей — по данным опросов, примерно у 60% россиян нет финансовой подушки безопасности, а значит, и денег, чтобы уехать. К этой категории относятся люди, находящиеся в трудной жизненной ситуации, а также те, кто вынужден быть физически рядом с другим человеком, который уехать не может. Например, мужчина, которому надо ухаживать за близким с инвалидностью.

Сюда можно отнести тех, кто идет на «специальную военную операцию» по идейным соображениям. Часто их мотивация связана с финансовым положением: они хотят таким образом обеспечить себя и свою семью. 

Сергею 27 лет, он менеджер в компании, занимающейся продажей автозапчастей. В военном билете у него категория В, военно-учетная специальность (ВУС) — техник. Родители Сергея живут за городом и зависят от дохода сына (он выплачивает их кредит), отец болен.

«Если придут с повесткой и скажут ехать, то поеду, потому что разделяю видение своего государства, — говорит Сергей. — К сожалению, это ужасная ситуация, и в политических играх человеческая жизнь ничего не стоит. Но она уже произошла. К тому же я привык к культуре своей страны, и менять что-то некомфортно — да и кому я там нужен?»

Могут, но не хотят уезжать

Так же как и в первом случае, часть этой категории — люди, добровольно идущие в зону военных действий. Они все равно не уезжают, даже если могут себе это позволить.

Есть и те, кто не уезжает по другим ценностным соображениям — даже если есть куда и на что. Например, они хотят, чтобы их дети росли, учились и жили в привычной языковой и культурной среде. 

«Чаще всего на это накладывается нежелание уезжать из своей страны и от своих близких. Для них быть со своими (родителями, семьей или просто со “своими”) важнее, чем собственная безопасность», — объясняет Петракова.

Иван — муниципальный депутат, ему 26 лет. В военном билете у него указана категория В, военно-учетной специальности нет. Молодой человек теоретически может уехать в любой момент. Но не хочет.

«Во-первых, у меня есть обязательства в рамках политической деятельности перед людьми, которые мне доверились, — объясняет он. — Во-вторых, не хочу оставаться в стороне в такой сложный и неоднозначный период моей страны и малой родины. Я стараюсь применить опыт и связи на благо простых людей. Не уезжаю, потому что не вижу и даже представить себе не могу себя [за границей]. Хотя иногда мыслишка “уехал бы — было бы лучше” проскальзывает. Но я списываю ее на обычное “хорошо там, где нас нет”». 

По словам Ивана, они с женой патриотичны и видят будущее своих детей в «прекрасной России будущего с социалистическим укладом» — с образованием, медициной, социальными возможностями. При этом Иван считает, что его личные риски мобилизации могут в любой момент возрасти из-за политических взглядов и действий — он оппозиционный депутат. 

«Возможно, это даже нивелирует мою “низкую” категорию годности и военно-учетную специальность, — говорит он. — В сентябре-октябре я ощущал уколы страха, мне даже звонили с неизвестного номера — оказалось, из районного военкомата». 

Не могут, но хотят уехать

Грань между объективными и субъективными причинами, влияющими на решение об отъезде, по словам Петраковой, очень тонкая.

Наличие пожилых родителей, большой семьи, ипотеки или офисной работы для одних выступает ограничивающим фактором при переезде. Для других это, наоборот, может стать мотиватором — «уехать, чтобы сохранить себя ради других».

Алексею 48 лет, он IT-специалист. Мужчина воевал в Чечне в 1994 году. У него категория А и есть ВУС — стрелок внутренних войск. Брони у него как у IT-специалиста нет из-за неоконченного высшего образования. 

В сентябре ему домой принесли повестку, жена ее не взяла. Сейчас Алексей продолжает жить по прописке и часто ездит в командировки — «чтобы как можно больше отсутствовать дома и снизить шансы на встречу с военкомом». Алексей проработал разные запасные сценарии на случай мобилизации и в будущем готовится к отъезду. 

«Я стараюсь особо не отсвечивать, — объясняет он. — Соседи предупреждены, общая [на отсек квартир на этаже] дверь всегда закрыта. Ждем очередного сигнала: если что-то закрутится серьезно и начнется кипеж, семья со слезами на глазах готова отправить меня “хоть куда-нибудь”: город, деревня. Если припрет сильно, уеду к старшей дочке в Бразилию. Смерть или увечье на фронте для меня совсем не вариант». 

Уехать из страны прямо сейчас с семьей Алексей не может: «родители старенькие, сколько-то еще протянут», младшая дочь в третьем классе, и ему до пенсии далеко.

«А потом рванем: хочу, чтобы мои дети росли в Южной Америке — все равно где: Бразилия, Аргентина, Парагвай, — говорит он. — И это не потенциальные мысли, а дальний план». 

Уезжать одному, по словам Алексея, «вообще тяжко»: жена с дочкой одна не справится, родители живут за 700 километров от города.

«Тут на две недели уезжаешь — и то уже проблемы: что-то сломалось, фильтры воды почистить, снега перед гаражом навалило. Никак без мужика в хозяйстве нельзя». 

Могут и хотят (но не уезжают прямо сейчас — сомневаются или ждут)

Это те семьи, которые осознанно выбирают остаться и ощущают себя в некоторой зоне комфорта, объясняет Галина Петракова, — например, пока не пришла повестка.

Помимо этого, некоторые люди предпочитают максимально подготовиться к смене места жительства. Они стремятся оставаться в стране как можно дольше. Ценность отъезда в этом случае часто связана со свободами для себя и детей, но в противоположном смысле по сравнению со второй категорией «неуезжающих» — например, для них важно образование без пропаганды.

Павлу 39 лет, он самозанятый, работает вахтовым методом. Осенью ему приходила повестка, его несколько раз искали по прописке. Он служил, категория А, ВУС — командир отделения аппаратной засекреченной связи.

«Мы были готовы к переезду, но так и не определились со страной — после объявления мобилизации переехать стало сложнее. При желании могу уехать с семьей, только я думаю, что надо бороться с системой, находясь внутри страны. Это моя Родина, я люблю Россию и все-таки жду перемен — и не я один. Если появится возможность, я хочу принимать в этом участие, но пока только доначу оппозиции. Я вижу будущее и здесь, но не с этим правительством».

Какие поведенческие стратегии использует человек во время острого стресса

Поведение человека в сложных жизненных ситуациях может быть разным. Кто-то принимает решения, которые помогают адаптироваться и справляться с трудностями, кто-то поступает иначе, и его действия не способствуют разрешению кризиса. В психологии это называется стратегией поведения — то, что люди делают для преодоления проблемы.

Выбор такой стратегии может быть осознанным: человек учитывает актуальную ситуацию и не только краткосрочные, но и долгосрочные последствия своего выбора. Но часто в период острого стресса люди на фоне интенсивных эмоций демонстрируют неосознанные поведенческие паттерны — действуют автоматически, как привыкли, ради быстрого успокоения. Такие стратегии обычно не учитывают долгосрочных последствий.

Адаптивные стратегии поведения: что это такое и как они работают

Адаптивные стратегии поведения почти всегда осознанны, так как человек учитывает долгосрочные последствия своего выбора, который необходимо сделать в кризисной ситуации. Он зачастую зависит от специфики внутреннего конфликта: приходится выбирать, какая из двух ценностей важнее. Например, человек может выбирать между стабильностью и свободой, чужой и собственной безопасностью. Именно ценности и убеждения сильнее всего влияют на адаптивную стратегию поведения. 

«В кризисной ситуации иногда хватает одной новости для изменения поведенческой стратегии, — добавляет Петракова. — Например, человек получает данные от уехавших за границу знакомых — те говорят, что там довольно безопасно и никто людей не ест. Или приходит повестка — вполне себе объективный фактор, делающий опасность из потенциальной, “где-то в новостях”, личной и приоритетной для конкретного человека».

Помимо этого, есть еще несколько факторов, которые влияют на адаптивные стратегии поведения, уточняет Петракова. Среди них:

• опыт человека;
• навыки эмоциональной регуляции — то, насколько человек может справляться со своими эмоциями и мыслить рационально;
• заграничный опыт, который позволяет видеть другие страны как более опасные или безопасные;
• информационный фон;
• мнение окружения.

Информационный фон важен, подчеркивает Галина Петракова. Она считает, что фактор мобилизации осенью и сейчас звучит по-разному: тогда громче, сейчас тише. С ней согласен психиатр Алексей Осипов: чувство страха у людей слабеет, появился новый опыт, понятные стратегии — многие представляют, что делать. Доктор медицинских наук, профессор, врач-психотерапевт высшей категории Сергей Бабин, наоборот, обращает внимание, что тревожность все еще разлита в обществе.

«Если у нас горит новогодняя гирлянда, это не значит, что тревоги стало меньше», — подчеркивает он. Об этом, по его мнению, в том числе говорит рост употребления алкоголя и покупок психотропных препаратов (в основном депрессантов и противотревожных средств).

Кроме информационного фона, на личный опыт и ценности человека наслаивается опыт его ближайшего окружения. Например, ни одному знакомому не пришла повестка — или, наоборот, всем пришли. 

«“Все побежали, и я побежал”: даже если не очень хочу, то я вынужден подчиняться условиям среды, — объясняет эксперт. — Законы групповой динамики никто не отменял».

Но особенно важна позиция близких людей и партнера. Поддержит ли он решение о переезде или выступит категорически против смены места жительства — важный фактор.

Для человека, у которого семья или партнер — самая главная ценность, мнение супруги может быть решающим. Но даже в этом случае, объясняет Петракова, полностью навязать волю другому человеку нельзя: финальное решение принимает он сам и несет ответственность за собственный выбор. 

«Никто не может забрать у нас наши ценности и свободу воли. Даже если человеку, условно, приставили пистолет к голове и чего-то требуют, формально у него остается выбор. Но будем учитывать, что мнение партнера — это все-таки не пистолет, приставленный к голове», — объясняет Петракова.

Алексей отдельно подчеркивает, что некоторые люди находятся в зависимых отношениях, это тоже влияет на выбор стратегии человека.

«Многие люди находятся в созависимых отношениях с членами семьи, партнерами или даже работой и коллегами. В такой конфигурации крайне сложно принять решение уехать, ведь вся система жизни, все опоры, какими бы “ложными” они ни были, рухнут, и человеку придется выстраивать новую систему, что крайне непросто», — поясняет он.

В итоге именно то, что повлияло на решение конкретного человека о переезде (например, жена или страх мобилизации), чаще всего скрыто. При этом вербализировать собственное решение для других мужчина может как угодно: например, «не пустила жена» или «у нас ипотека».  

«Так работают чувства вины и стыда: те, кто остается, чувствуют потребность обосновать или оправдать свой выбор, в том числе для самих себя, — объясняет психолог. — Хотя и этого они делать не должны, пока их решение не нарушает базовые права и ценности других людей».

Неадаптивные стратегии

Каждая стратегия при смене обстоятельств может утратить свою адаптивность. Например, если призывают всех врачей, доктор понимает, что больше не сможет помогать своим постоянным подопечным. Ему придется выбирать новую стратегию, которая соответствует его ценностям: уезжать, чтобы продолжать помогать им дистанционно, или идти в зону боевых действий и помогать там другим.

Помимо этого, специалисты подчеркивают, что спектр возможных защитных реакций психики очень широк: от неосознанного выбора — уехать или остаться — до крайней степени избегания, при которой человек сильно отдален от реальности. Некоторые из этих реакций могут перерасти в психические расстройства, например острый психоз. 

Все это — неадаптивные стратегии поведения. Они не позволяют человеку успешно реагировать на обстоятельства, а также приносят лишь краткосрочное облегчение.  

Сергей Бабин считает избегание самой распространенной защитной реакцией. Она проявляется в виде мышления: «это меня не коснется» или «даже думать об этом не хочу, потому что это что-то очень страшное и неприятное». 

«Есть известная фраза: “Смерть — это то, что бывает с другими”, — объясняет Сергей Бабин. — В отличие от общего и декларативного знания, что на войне убивают, у человека есть личное знание, что убить могут его. Но когда включается защитный механизм, срабатывает эта расхожая фраза про “других” и человек убеждает себя, что его убить не могут». 

Объяснять это себе, по словам психотерапевта, человек может по-разному: «Я не буду на передовой, потому что у меня специфическая специальность» или «Я буду сидеть в штабе или госпитале за 300 километров от передовой».

«Даже просто “закрывать глаза на факты” не может быть адаптивной стратегией, потому что исключает гибкость и связь с реальностью, — добавляет Петракова. — Любое избегание — это неосознанный выбор и бегство от эмоционального опыта: страха, тревоги или чувства вины». 

По ее мнению, так называемый русский авось тоже может быть частью избегающей стратегии. Важно подчеркнуть, что это не психологический термин. 

«Ближайшее к нему по смыслу, что мы можем предположить, — это игнорирование части реальности, которая является наиболее беспокоящей. Например, бронь у коллег уже не сработала, но я сижу и надеюсь на авось, игнорируя факты и слушая убеждения руководства, — приводит пример Петракова. — Иначе я столкнусь с непереносимым эмоциональным опытом или ответственностью, которая пугает. При этом могу вербализировать это друзьям по-разному, как “авось меня пронесет”, демонстрируя безмятежность и беспечность».

Есть еще одна разновидность избегания — замирание. Это отказ от выбора и принятия любых решений, сохранение статус-кво. 

По словам Сергея Бабина, фатальность или выученная беспомощность («ничего не могу сделать») — вторая по популярности защитная реакция у человека в период кризисов и войн. «Может, и не хочу, но призвали — значит пойду».

«Это отказ от активной роли, и это спасение. Ну потому что, если я буду бороться, у меня ничего не получится. Мне будет еще хуже. Я уже в жизни пытался — в семье, на работе, в обществе — ничего не получилось. Поэтому зачем пытаться?»

Другая специфическая защита — так называемый пофигизм. В чистом виде специалисты с ним сталкиваются редко. 

«Это тоже определенное отклонение, психологическое расстройство, — поясняет Сергей Бабин. — И в его основе тоже лежит отрицание собственной смерти. Такие люди — полные пофигисты — опасны для себя и других. Потому что, если я перехожу дорогу на красный свет, я опасен для окружающих».

Неосознанные стратегии

Стратегии, которые можно отнести к неадаптивным, — они также не учитывают долгосрочных последствий решения и приводят лишь к краткосрочному успокоению. По словам доктора медицинских наук и профессора, врача-психотерапевта высшей категории Сергея Бабина, тех, кто способен на глубокую рефлексию в кризисной ситуации, меньшинство. Более того, не все осознают свои внутренние конфликты, соглашается с ним психиатр Алексей Осипов.  

«Далеко не каждый мужчина в нашей стране склонен к рефлексии, — объясняет Алексей. — Ему запрещено с детства проявлять чувства — можно только радоваться». 

По словам Алексея, мужчины также не могут позволить себе и страх: «боятся трусы, а настоящий мужик со всем справляется» — одна из самых распространенных концепций в обществе. «Бегство» из страны многие считают проявлением страха. Далеко не каждый мужчина может показать себе, а тем более другим, что ему страшно. 

Из-за таких установок многие мужчины не хотят обращаться за психологической помощью. Для психолога или психотерапевта нужно сформулировать запрос, то есть признать свои чувства — но испытывать их запрещено. Поэтому в терапию приходит крайне мало мужчин и преимущественно с завуалированным запросом «я не знаю, как мне справиться».  

Некоторые мужчины сильнее боятся уехать в другую страну, и поэтому они остаются. С этой точки зрения решение, переехать или нет, принимается в зависимости от того, у кого какой страх срабатывает. 

«Среднестатистический 35-летний мужчина скажет примерно: “Ну че, стремно, но надо дальше как-то жить, куда я поеду”. Это натренированная [с детства] реакция “у меня все нормально”, даже если вокруг происходит страшное», — полагает Осипов.

Бабин также отмечает, что при росте уровня опасности страх перед отъездом снижается. Если бы каждый точно знал, что речь идет о жизни и смерти (например, человек не уезжает — и тогда через пять минут его убивают), границы были бы забиты миллионами людей, объясняет эксперт.

«Одна история — когда тебе отрезают руку — это трагично, больно и плохо, но совсем другая — когда ты отрезаешь ее сам, — соглашается Алексей Осипов. — В этой метафоре видна разница принятия неизбежных событий или принятия собственного решения и его последствий. Поэтому, уезжая из страны, то есть “отрезая себе руку”, всегда взвешиваешь: чего ради? И, конечно, чаще мы выбираем жизнь с рукой, даже если она невысокого качества. Действительно, только страх смерти может подтолкнуть человека к причинению себе боли — во имя спасения».

Вернувшиеся

Успешные адаптивные стратегии, считают специалисты, выбирают люди с более гибким мышлением, которые могут изменять его под влиянием разных факторов, угрожающих их жизни.

Пробовать разные стратегии — показатель гибкости независимо от того, насколько длительным или эффективным оказался результат. Вернувшиеся — те, кто попробовал уехать, но в силу разных причин решил приехать обратно в Россию, — классический пример. 

«Они не боятся нового опыта, способны на разные паттерны и поведенческие стратегии, — объясняет Петракова. — Но что произошло там — большой вопрос». 

Это могут быть внутренние и внешние факторы, объективные и субъективные: отказ в виде на жительство, рост цен, чужой язык и крайне сложный опыт, тоска по дому, перевод с удаленки в офис. Что-то из этого в зависимости от ситуации может привести к возвращению как избеганию проблем, а что-то — к возвращению как адаптивной стратегии. Важно и то, что человек, уехав раз, может использовать такую стратегию снова, так как знает, как она работает. 

По словам Алексея Осипова, уезжают те, кто уверен, что справится. 

Антону 34 года, он столичный бренд-менеджер (не служил, ВУС — рядовой). Уехал, потому что было «тяжело психологически»: новости, повестки друзьям, проверки документов в метро.

Вернуться решил по нескольким причинам. Во-первых, для поддержки супруги, которая воспринимает происходящее еще острее. Во-вторых, работодатель настойчиво попросил выйти на работу в офис. В-третьих, решил вернуться и лучше подготовиться.

«Я понял, что переезжать в другую страну точно хочу, но не на условиях паники и беготни, а спокойно — так, как я хочу», — объясняет Антон.

Раньше семья хотела переехать жить в Испанию ближе к 50 годам. Сейчас переезд рассматривается как улучшение качества жизни: экономически развитое государство с безвизовым въездом в другие страны, политическими свободами и горизонтальными связями.

Разговор о рисках мобилизации Антон считает «странным»: «Зная о бардаке в организации разных процессов в России, я понимаю, что забрать могут кого угодно. Меня с группой В могут забрать с такой же степенью вероятности, с какой и, например, потерять мои документы».

Как выбор — уехать или остаться — отражается на психике

И стратегия оставаться, и стратегия уезжать сопряжена со стрессом. Опора на собственные ценности — один из важнейших факторов противодействия ему. Например, уезжать будет более сохранной стратегией, если главная ценность для конкретного человека — свобода слова или права человека. И наоборот — оставаться, если для него важнее быть в своей стране, хотя он осознает для себя уровень опасности.

«Отъезд в этом случае будет большим стрессом, как ни парадоксально, потому что человеку важно не идти вразрез со своими ценностями», — объясняет Петракова.

Именно опорой на ценности психологи и психотерапевты объясняют выбор большинства из тех, кто активно соглашается на мобилизацию или идет добровольцем: «Это моя страна, и не важно, права она или не права». 

Поэтому ключевой фактор для успешности любой адаптивной стратегии, подчеркивают специалисты, — это осознанность.

«Человек не может отменить мобилизацию, — объясняет психолог. — Но даже если за ним придут, а он этого не хочет, то он, например, знает законы и знает, как себя вести, — значит, будет более адаптивен. А в чужой стране [он понимает, что] конкретно ему будет сложнее».

Опора на ценности важна, но часто людям при принятии решения о переезде приходится делать выбор между разными ценностями, каждая из которых может быть важна. Например, остаться и помогать пожилым родителям или уехать и обеспечить желаемое будущее детям. Любое решение в этом случае будет не просто стрессом, но и, скорее всего, травмой. 

В этом случае, говорит Петракова, важным фактором будет внутренний локус контроля — возможность максимально влиять на ситуацию и способность действовать в заданных обстоятельствах наилучшим образом. То есть, несмотря на трудные обстоятельства, человек может опираться на собственные внутренние и внешние ресурсы и чувствовать уверенность в том, что он так или иначе справится. Например, адаптируется на новом месте, перевезет родителей и так далее.

У многих мужчин работает стратегия оставаться в виде «призовут — пойду». За такой реакцией, по мнению Петраковой, стоят не только не готовые бороться за себя и свою жизнь, но и, наоборот, люди с более развитым локусом контроля. Они способны адаптироваться в разных обстоятельствах, говорит психолог: «“Пойду, а там на месте сориентируюсь — выживу, что-нибудь придумаю и выкручусь”, — думает он. Разумеется, речь о тех случаях, когда пойти в зону боевых действий не противоречит в целом ценностям: человек, например, не пацифист».

Людям свойственно и нормально переживать ощущение небезопасности, подчеркивают все опрошенные ТД специалисты. У всех разный уровень тревожности и порог чувствительности. Это в том числе влияет на решение о переезде. 

«У некоторых тревога может быть настолько сильной, что при малейшей опасности они не справляются с ней и пытаются убежать, — говорит Бабин. — А есть люди, которые вообще не замечают тревогу, как в том анекдоте про горящий дом: “В шестнадцатый номер — шампанского!” У всех разный уровень совладания с тревогой — вплоть до вот таких патологических защит: дом горит, но я делаю вид, что ничего не происходит».

• Теги:
• мобилизация в России
• психолог