Это не мое

Марина сидит в кабинете психолога и пьет зеленый чай. Марина любит кофе, даже если растворимый, даже если с молоком — когда тебе пятнадцать, взрослая атрибутика важна. Но настоящая Маринина взрослость в том, что кофе она пить даже не пробует: знает, что от него будет болеть живот. Марина откусывает печенье, прикрывая рукой рот. С зубами у нее тоже не очень, и Марина, красивая, яркая, светловолосая, их стесняется.

Это отличает детей, живущих в детских домах: плохие зубы и проблемы с животом. Даже если администрация дает себе труд следить за здоровьем своих подопечных (а в конкретном заведении, где живет Марина, дает: ее возят в больницу на обследования и лечат) — это не дом. Казенная еда, одна воспитательница на группу — кто будет смотреть, тщательно ли ребенок почистил зубы, после какой еды ему становится нехорошо, что он, в конце концов, любит. Как ни старайся, за всем не уследишь. Не дома. Не у мамы.

Марина в кабинете психолога фонда «Дети наши» в интернате в Смоленской областиФото: Василий Колотилов для ТД

— Мама у меня такая, — Марина улыбается широко и тут же вспоминает, поспешно прикрывает рот ладонью. — Ну, такая! У нее все должно быть в порядке! И я должна быть в порядке. Должна учиться хорошо, следить за своим здоровьем тоже должна, потому что у меня планы, когда я отсюда уйду.

— Мариш, а у тебя тут друзья есть?

— Нет, — Марина отвечает резко и не пытается смягчить ответ улыбкой. — Тут никого нет. Это не мое!

«Меня не взяли»

Мамой Марина называет приемную маму. К приемным родителям она попала маленькой из своей кровной, неблагополучной семьи. Сценарий обычный: отец сидит, мать пьет, бабушка пытается как-то все исправить, но безуспешно, а трое детей выживают, как могут.

На очередном витке материнского запоя детей пришли забирать. Семья все-таки включилась: двоюродные бабушки забрали старшую дочку и младшую забрали тоже. А Марина, средняя, поехала в казенное заведение.

«Я на месте усидеть не могла, поэтому бабушки сразу сказали: им со мной не справиться, — Марина такая спокойная и выдержанная, что ее сложно представить малышом, который никак не может усидеть на месте. И которого поэтому не выбирают, а отправляют подальше, к простынкам со штампом и койкам в ряд. — Они не смогли и меня не взяли».

Коридор в интернате в Смоленской области, где работает психолог фонда «Дети наши»Фото: Василий Колотилов для ТД

«Они не смогли», а не «я виновата» — это результат многочасовых разговоров с психологом Кристиной. Потому что годами Марина думала, что виновата как раз она. Что недостаточно спокойна, хороша и удобна, чтобы оказаться в семье. А откровенно об этом с кем-то разговаривать… «Так, чтобы все знали, что я чувствую, — это не мое!» — говорит Марина.

«И тут она меня увидела»

Как совсем маленькой жила в сиротском учреждении, Марина почти не помнит. «Мама говорит, ее подруга приехала в детдом за ребенком, а она с ней так, за компанию, — девочка впервые за наш разговор улыбается во весь рот, широко-широко. — И тут она меня увидела и поняла, что не взять не может».

Приемная семья: домохозяйка и дальнобойщик, два их взрослых сына, дочь и смешной крошечный йоркширский терьер — девочку приняли сразу. Старший брат водил в сад и школу. «Он и сейчас со мной занимается, показывает разные штучки», — говорит Марина. «Штучки» — это гиревой спорт. Брат занимался этим серьезно, и сейчас у него есть, как говорит гордая младшая сестра, «всякие медали». Принято считать, что девушкам тяжелой атлетикой заниматься нельзя, объясняет Марина, но «если по уму», то очень даже можно. Она рассказывает про смешную собачку Жульку, которая любит спать у нее на кровати. Про то, что у папы болит спина, даже и в больнице успел полежать, но он так любит водить машину, что как только выписался — сразу сел за руль. Только как она вновь оказалась в детском доме, Марина не рассказывает.

Марина в кабинете психолога фонда «Дети наши» в интернате в Смоленской областиФото: Василий Колотилов для ТД

В тринадцать лет Марина начала краситься, водиться с так себе компаниями, прогуливать школу и поздно возвращаться. Нельзя сказать, чтобы ее приемным родителям это нравилось, но ничего из ряда вон выходящего они в этом не видели. Ругались, увещевали, разговаривали. Обычная жизнь с подростком, ищущим независимости, щупающим родительские границы и пробующим взрослую жизнь. Вот только в маленьком поселке нашлись доброжелатели, которые бесконечно поминали Марине ее приемство. «Конечно, — говорили, — дурная кровь, наследственность, вот и проявилось чужое. Как ни старались хорошие люди, ничего тут не изменишь». Марина слушала, а потом приходила домой и на мамины увещевания бросала: «А я вообще не ваша, а государственная! Нечего указывать».

После особенно бурной ссоры Марина выскочила из дома и побежала в опеку. Она знала, куда надо идти: из опеки приходили домой часто, проверяли подробно, даже как-то вроде были и недовольны, что придраться особенно не к чему. Каждый раз говорили: если что случится, давай к нам… «Ты не их, ты государственная», — слышала Марина.

В опеке внимательно выслушали и стали спасать: отправили в больницу на карантин, потом в социально-реабилитационный центр, потом в детский дом. «Я выдохнуть не успела, — говорит Марина. — Все так быстро… Людей вокруг много, все мной занимаются, а я думаю: “Где моя мама. Где моя мама?!”»

О том, что пошла в опеку, Марина пожалела в первую же ночь не дома. Но изменить ничего было уже нельзя.

Это не ее

— Почему, если девочка хотела домой, а родители хотели ее вернуть, все получилось именно так?

Мы идем с психологом фонда «Дети наши» Кристиной Якусевич по двору детского дома. Вокруг подростки бесконечно сгребают листья в огромные черные мешки, на пустое место сразу сыпятся новые. О том, что случилось в тот день, когда Марина пошла в опеку, при девочке говорить не хочется: она до сих пор уверена, что виновата именно она и только она, а не взрослые, которые, не пожелав разобраться, отправили ее в детдом. Кристине предстоит еще много работы.

— Во-первых, машина уже запустилась, — неторопливо объясняет психолог. — У них тоже отчетность: есть сигнал — есть ответ, откатить обратно сложно. Во-вторых, когда ребенок в семье, у опеки идет поток ежедневных дел, в котором надо разобраться. Как дела у родителей с ребенком, как дела у ребенка с родителями… А в детском доме ответственность на других людях, сдали — и все. Удобно.

Во дворе интерната в Смоленской области, где работает фонд «Дети наши»Фото: Василий Колотилов для ТД

Приемные родители пробовали все восстановить — но у мамы Марины случился инсульт, и шанса получить медицинское разрешение на опекунство быстро и просто уже не было. Родители навещали девочку в больнице, потом, когда ее перевезли в детский дом, стали ездить к ней сюда. Всем понадобилось время, чтобы понять: сделать ничего нельзя. Марине надо как-то пережить два года, оставшиеся до выпуска, поступить в желанный медицинский колледж и забыть всю эту историю.

«Я в общаге жить не буду, это не мое! — говорит Марина. — Буду подрабатывать на скорой или в больнице, я узнавала, мама с папой обещали деньгами помочь, комнату снять можно!» Марина больше не хочет жить с соседями, пронумерованными крючками для полотенец, одинаковыми тумбочками с инвентарными номерами. Она вспоминает, как в детском доме ее перевели из группы семейного типа в общую и передергивается, говорит: «Я так плакала…» Кристина обнимает ее за плечи.

Группы семейного типа — это отдельные отсеки, где живут разновозрастные дети, как в обычных семьях, и воспитательницы не меняются калейдоскопом, а прикреплены к ним постоянно. Такой суррогат семьи, хоть и с теми же казенными номерами на мебели. По закону они должны быть в каждом сиротском учреждении — вообще все группы должны быть «семейными». На практике это устроить сложно, не хватает персонала и ресурсов. Теперь Марина живет в шумном жилом корпусе, похожем на общежитие: комнаты с зелеными стенами и одинаковыми тумбочками, воспитательницы меняются постоянно, согласно расписанию. Ей там не нравится. Это не ее.

«Стало легче»

Мамой и папой она называет только приемных родителей, для кровных — одна в тюрьме, другой недавно освободился — есть сухо произносимые слова «мать» и «отец». Это тоже большой рывок вперед: своих кровных родителей Марина знает лет с шести, когда ее приемная родня привезла и познакомила, но отношения не сложились. Хотели сделать как лучше, на деле получилось не очень. Марина только уверилась в том, что произошла из какой-то совершенно чуждой себе среды, что это постыдная и неприятная тайна.

Недавно Марина попросила психолога съездить с ней к кровной бабушке. «Мне надо было понять…» — Марина подбирает, подбирает слова и не может закончить фразу. Кристина ее обнимает и рассказывает, как они несколько часов говорили с бабушкой Марины. «Было все: и плакали, и смеялись, и вспоминали, и винилась она перед ней, — психолог гладит девочку по волосам. — А обратно ехали — просто молчали». Марина что-то тихо говорит, я переспрашиваю, она повторяет: «Стало легче».

Марине надо провести в детском доме еще два года. Не сорваться, не впасть в черную тоску. Дойти до той точки, где она учится на медсестру, снимает свою, собственную, со своим полотенцем и тапочками, квартиру. Где есть ее семья — и приемная, и кровная: теперь девочка хочет познакомиться с сестрами. Где есть будущее — ее.

МаринаФото: Василий Колотилов для ТД

Таких, как Марина, в этом детском доме, затерянном в нескольких километрах от трассы в Смоленской области, десятки. Они ходят на занятия к психологам фонда «Дети наши», они знают, что могут прийти на индивидуальную консультацию — и им это нужно. На протяжении всего нашего разговора дверь то и дело открывается, и туда просовывается очередная детская головушка: «Кристина Александровна, можно к вам?»

Психологам фонда нужны деньги на бензин: детские дома находятся вдалеке от маршрутов общественного транспорта, а в процессе работы с приемными и кровными родителями и вовсе приходится наматывать сотни километров. Подготовка таких встреч, как встреча Марины с бабушкой, работа с семьями — это сложный и кропотливый труд психологов и соцпедагогов. Нужны деньги на зарплаты и административные расходы. Нужно, чтобы дети не остались одни.

Пожалуйста, помогите проекту фонда «Дети наши» любой удобной для вас суммой. Если вы сможете перечислять деньги каждый месяц — сколько угодно, даже если вам самим кажется, что этого мало, — это позволит фонду планировать свою работу. Спасибо вам.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!