Один день из жизни корреспондента «Таких дел»
Я прилетела в Самару, чтобы встретиться с пациентами хосписа. Это две женщины, одну из них зовут так же, как и меня. Я звоню Евгении, чтобы договориться о времени. Голос в трубке тихий, и чувствуется, что она с трудом произносит слова. «Женечка, я, наверное, не смогу с вами встретиться. Мне стало хуже. Мне очень плохо. Я чувствую, что… Вы понимаете, конец. Я умираю».
Что сказать человеку, который умирает прямо сейчас, у меня в телефонной трубке? Я говорю, что мне очень жаль. И что я надеюсь, ей станет лучше. И что я все понимаю. И еще что-то дурацкое, потому что в такой ситуации все слова — дурацкие. Она просит позвонить завтра вечером, вдруг станет лучше? Я обещаю.
«Я умираю. Я умираю». Эти слова крутятся у меня в голове весь день. Мы с Евгенией познакомились месяц назад в Самарском хосписе. Она была худая и слабая, в бордовом халате, с едва теплыми тонкими красивыми руками. Я жала ее хрупкую ладошку, она жала мою в ответ. Она все время улыбалась, рассказывала, как ей нравится в хосписе, как она бесконечно благодарна тем людям, которые ей здесь помогают. И говорила, что у нее за стенкой пожилая пациентка и ее дочь постоянно смеются. И она их слушает — и смеется тоже. Мне очень хотелось, чтобы Евгения стала героиней моего текста. Меня предупреждали, что у нее мало времени, что я должна успеть. И я старалась успеть, я прилетела через месяц — и, кажется, все-таки опоздала.
Следующим утром я звоню в дверь квартиры другой женщины, у нее такое же отчество, как у меня. Нина Леонидовна, открыв мне дверь, поспешно убегает переодеваться за шкаф — ей хочется выйти ко мне в платье. А еще с прической — на скорую руку она зачесывает наверх волосы.
Нине Леонидовне 67, ее сын умер от рака год назад, а муж, с которым они вместе 50 лет, умирает от рака прямо сейчас. Жизнь Нины Леонидовны — одно сплошное горе, и все ее мысли только о том, как несправедливо, что ушел сын, и как мучительно уходит муж. Она говорит, говорит, говорит — только о них, ни слова о себе. И я спрашиваю: «Нина Леонидовна, а как ВЫ себя чувствуете?» Она поднимает на меня глаза — уставшие и пустые. Долго молчит, как будто прислушивается к себе. А потом говорит:
Отворачивается к окну и смахивает слезы. Я понимаю, что ковырнула там, где не надо. Успокаиваю ее, мы смотрим семейные альбомы. По моей просьбе Нина Леонидовна вспоминает знакомство с мужем, первый поцелуй, что она писала ему, пока ждала из армии. Она улыбается и как будто забывает на время о реальности.
Я еду в такси, и передо мной стоит ее лицо с этими невыносимыми глазами. И слова: «Я себя не чувствую». Встряхиваю головой, как будто это может помочь им исчезнуть. Не помогает.
Вечером звоню Евгении. Очень боюсь, что она уже не ответит. Но она отвечает: «Женечка, я еще здесь. Но мне не лучше, мне хуже. Я даже не смогу утром открыть вам дверь, просто не доползу. Извините меня, я очень хотела с вами поговорить. Но я… Я уже все… на финишной прямой. Спасибо вам за то, что вы делаете, за то, что пишете и помогаете людям. Это… это очень, очень важно. Всего вам доброго». В трубке гудки. Я больше никогда не услышу ее голос.
После разговора с Евгенией я долго прихожу в себя. Я понимаю, что так бывает, что люди умирают, что я ничего не могу с этим сделать. И через два часа мне неожиданно звонит Нина Леонидовна.
— Евгения, простите… Вас когда-нибудь рисовали?
— Э-э-э… Кажется, нет.
— У вас такое лицо… Оно весь день у меня перед глазами. Оно такое… Таких очень мало. Можно, я попробую вас нарисовать?
К горлу подступает ком. Я его сглатываю и говорю: «Конечно, если вы хотите… Я не против». Она молчит, а потом говорит снова:
— Вы уехали сегодня, и я весь день плачу…
— Извините меня, я вас расстроила, наверное, своими вопросами?
— Нет-нет. Мне лучше, мне хорошо. Спасибо, что вы приехали, что говорили со мной. Знаете, у меня же был единственный сын. А теперь его нет.
А можно, я иногда буду вам писать в вайбер? А приезжайте к нам на кагор и жареную картошку? Муж сегодня сам нажарил! Приезжайте!
Я не могу к ней приехать — через полчаса у меня запись к врачу. И я не должна разрешать ей писать мне в вайбер, потому что многие, очень многие мои герои мне пишут, плачут, жалуются и делятся, стирая мои личные границы. Я всегда боюсь их обидеть молчанием и схожу от этого с ума. Но как я могу сказать Нине Леонидовне нет? Обещаю, что непременно приеду в гости, когда буду в Самаре в следующий раз. Кладем трубки, и я понимаю, что я тоже больше не могу. Набираю своего редактора Наташу Морозову и реву в телефон. Я не могу толком объяснить ей, чего я плачу. Но Наташа все понимает и знает, что мне сказать. Наташа у меня не только редактор, она поневоле и психотерапевт.
Я уже сижу в самолете из Самары, когда раздается звонок с незнакомого номера. «Евгения, я прочитала, вы всем помогаете! Меня зовут Марьиванна, вы можете мне помочь вот по такому вопросу? Мне дали землю, как будто она у меня есть. Но у меня нету этой земли. И я уже два года бьюсь, налоговая присудила, что она у меня есть, а у меня нету. Я везде обращалась, писала президенту, и ничего! У меня гора писем! Мы измучились с мужем уже! Помогите!» Я совсем не понимаю, как могу ей помочь и, если честно, не понимаю сразу сути проблемы. Но обещаю передать номер самарским журналистам.
Это еще одна сторона жизни социального журналиста — люди звонят и пишут с любыми своими проблемами. Но я не могу откликнуться на все, и уж тем более решить многие из них. Вот звонит другая бабушка и жалуется: «У меня сосед ворует кур. Не могу найти на него управу. Милиция не помогает. Ну напишите про него!» Я ее слушаю и думаю: «Наверное, меня разыгрывают». А потом думаю о том, что вряд ли розыгрыш, просто человека довели и ворованные куры и конфликт с соседом — все это для нее важно. Но что я могу? Только советовать снова обратиться в полицию. И советую, чувствуя себя очень странно: не помогла ведь, а она на меня надеялась.
Полтора года назад я перестала спать. Совсем. Врач, который недавно смог наконец подобрать мне таблетки от бессонницы и нервного расстройства, объяснил, что все дело в моей работе. Я принимаю все слишком близко к сердцу, а так бы не надо. Но научите меня по-другому! «Евгения, вы не думали о том, чтобы сменить работу?» — спрашивает у меня терапевт. Я все понимаю, но не хочу менять, я ее люблю, я сама ее выбрала. Сегодня я расскажу историю Нины Леонидовны, а завтра мы соберем деньги на помощь Самарскому хоспису. Так это работает — мы рассказываем о том, как самые разные организации помогают людям в регионах, а вы жертвуете средства на их работу. И на ваши деньги Самарский хоспис облегчает боль Евгении и продляет жизнь мужу Нины Леонидовны. И когда Евгения шепчет мне в трубку спасибо и благодарит Самарский хоспис, я чувствую себя причастной и полезной. И это чувство перекрывает все. Кто-то же должен писать обо всем этом? Почему не я?
На работу «Таких дел», на мою работу и работу других наших журналистов мы тоже собираем деньги. Мы, как и Самарский хоспис, как и многие другие организации, живем на пожертвования. Я поделюсь грустным фактом:
И хорошо жертвуют деньги тем, о ком мы рассказываем. Иногда, когда на планерке нам объявляют, сколько в этот раз мы собрали на работу портала, бывает обидно до слез. При этом растут цены на билеты и гостиницы, командировки дорожают, как и жизнь вокруг. Уже сейчас мы с трудом летаем в дальние регионы, и многие нужные командировки отсекаются, потому что нет возможности. А там, в условной Сибири, тоже есть те, кто нуждается в помощи. И мы бы могли помочь, и точно когда-нибудь вырвемся, но не сейчас. Я не знаю, что мы делаем не так. Почему у нас не получается донести мысль о том, что истории людей, которые вызывают у вас сострадание и желание помочь, пишутся нами, живыми людьми. И нам тоже нужна помощь, нужны ресурсы, чтобы их рассказывать и не сойти с ума. В общем, если очень откровенно, то извините. И снова, не знаю, в который уже раз, я прошу вас подписаться на ежемесячное пожертвование в пользу портала «Такие дела».
Оформить пожертвование без комиссии в пользу портала «Такие дела»
Вы поможете нашему фонду, если добавите процент от пожертвования на развитие «Нужна помощь». Мы не берем комиссий с платежей, существуя только на ваши пожертвования.
Общая сумма пожертвования: 1 250 ₽
Скачайте и распечатайте квитанцию, заполните необходимые поля и оплатите ее в любом банке.
Пожертвование осуществляется на условиях публичной оферты
Распечатать квитанциюПожертвования на сумму менее 50 ₽ вы можете оформить с помощью смс или банковского перевода, тогда фонд меньше потратит на комиссию платежной системы.
Вы указали новые персональные данные. Хотите чтобы мы сохранили их в личном кабинете?
На вашем счете недостаточно средств для полной оплаты пожертвования. Выберите другой способ оплаты.
Произошла техническая ошибка на нашей стороне, мы уже работаем над ее устранением, попробуйте еще раз позже.
