Прогулки в темноте

«Так, поворачивайтесь ко мне спиной, сейчас я надену повязку, и мы пойдем вперед. Вы повернулись?..»

Женя — хрупкая, со вкусом одетая девушка в длинном вязаном бежевом жакете. Большие-пребольшие, по-детски распахнутые карие глаза смотрят прямо на меня и куда-то поверх моей головы. Она не видит, что я стою к ней лицом.

Жене 32 года, она инвалид первой группы по зрению. В переводе — не видит ничего, кроме света и тьмы и едва-едва контуров зданий.

Головокружение

По сравнению с многими другими незрячими Жене повезло: до восьми лет она что-то видела и даже училась в обычной школе. В третьем классе школу пришлось сменить, но Женя успела запомнить цвета.

«Вот поэтому я с легкостью могу представить то, что описываю, или то, что мне описывают. Скажем, мы поехали с однокурсниками в Эрмитаж на первом курсе, и им было просто мне объяснить, что они видят на картине. Хороший экскурсовод отлично передает визуальные впечатления. Он рассказывает, а я все это представляю. Не факт, что хуже, чем в реальности. Просто у меня другой путь доставки информации в мозг».

«Другой путь» — это Женин девиз.

Я надеваю повязку — глухой черный наглазник для сна — и мы трогаемся. Женя держится очень прямо и ходит быстро, легкой прыгучей походкой. С тростью. Мне в повязке за ней не поспеть: плыву, как артистка ансамбля «Березка», боясь оторвать ноги от тротуара.

«Чувствуете? Голова кружится. Все правильно. Она поначалу обязательно будет кружиться. Это от того, что у человека за регулировку вестибулярного аппарата отвечает зрение. Ослепнув, он в первые несколько месяцев с трудом сохраняет равновесие: организму нужно время, чтобы образовать новые нейронные связи и придумать другой путь стабилизации вестибулярного аппарата… Главное — понимать, что есть другой путь. Что есть выход в любой ситуации. А раз он есть в принципе, значит, он обязательно будет и у вас».

Женя поняла это в самом детстве. Вот поэтому она единственная из класса закончила МГУ. Сейчас она — директор московского представительства Центра внедрения и развития инклюзивных технологий.

Испуг

Дневной город без света пугает. Он кажется пустым и гулким. Теряющей привычную карту реальности голове трудно сориентироваться в нем даже по звукам. Где здесь проезжая часть? Где кончается тротуар?

Я испуганно семеню по тротуару, держась за Женину руку. Идти трудно. Плитка, оказывается, такая неровная!

— Поняли? — смеется Женя. — Плитка для слабовидящих — проблема. Скользкая. Трость зимой на ней скользит…

— А как же направляющие дорожки?

— А вы попробуйте — поймите, куда они вас ведут. Я не знаю ни одного незрячего человека, который бы ими пользовался. Не говоря о том, что в них застревают каблуки.

Да-да. Женя любит ходить на каблуках. С тростью.

— А почему вы начали трудовую карьеру с экскурсий в Соловецком монастыре?

— Ну, я же историк. Четыре года туда ездила. Приглашали. Значит, считалась на Соловках хорошим экскурсоводом.

— А как вести экскурсии вслепую? Это ж, наверное, очень трудно?

— Так. Мы про трудно или про результат? Кто хочет, справится. Система голосового распознавания текста существует с конца 80-х годов, если уж так рассуждать. Все тексты я могу прослушать. Голосовой навигатор в телефоне. У меня мама когда к компьютеру садится, я после нее все перезагружаю. Считаю, она непродвинутый пользователь…

— Хотите сказать, принципиальных сложностей нет?

— Есть. Нужно тщательно подготовиться. Прослушать тексты, запомнить их на слух. А как я университет закончила? Вот так. Всегда есть варианты… Кто хочет, тот найдет.

Запахи

Мы двигаемся по такому знакомому и совершенно незнакомому городу — впервые на ощупь. Запахи начинают бить в нос: вот пробежал чебурек, вот французские духи. А этот мужчина, наверное, с утра уже успел выпить. «Чувствуете, как это все по-другому? — спрашивает Женя. — Когда отключают одну сигнальную систему, у человека сильнее работают другие ресурсы».

… После второго класса Жене пришлось перейти в специализированный интернат для слабовидящих. Занималась плаванием, конным спортом. После выпуска основная часть класса поехала в массажный колледж в Кисловодск. А Женя себе еще в девятом классе сказала: «Пойду на истфак МГУ». Принцип: полюбить — так короля. Поступать — так в МГУ.

Решила — и поступила.

— Трудно было учиться?

— Ну, мы же в ХХI веке живем. Сейчас есть голосовые программы. Вот как люди с проблемами зрения в 70-80-е годы образование получали — это для меня вопрос. А теперь — стоит только программу установить. И потом везде, где есть люди, с ними можно договориться. Единственная была сложность — с рукописями. Ну так я просто выбрала другую специализацию, начало XX века.

Женя любит учиться. После истфака МГУ учила английский на Мальте, испанский в Барселоне, теперь проходит курсы коучинга в Первой тренинговой компании. Создала тренинг «Прогулки по темноте». Тот самый, который сейчас прохожу я.

— Почему коучинг?

— Мне кажется, это мое. Я люблю находить ресурс там, где его кажется нет. У меня интересная работа была — центр реабилитации слепоглухих в Троицке. Пришла туда в 2014 году. Придумывала разные мастер-классы, занятия, мы лепили пельмени, делали фигурки. И вот там я в первый раз придумала специальную программу, связанную с музеями. Начала обходить музеи с вопросами, как можно к ним привести людей с такими проблемами. Где что можно наощупь посмотреть. Музеи обычно начинали разговор с того, что нигде и ничего трогать нельзя. А потом, в процессе, выяснялось, что все-таки можно поискать возможности. Вот тогда я поняла, что музейная тема — это мое.

Осязание

— Мы с вами начнем с древней стены у Китай-города. Давайте ладонь. — Я прикладываю руку к стене. Женя водит моей ладонью по камням. — Смотрите, какие камни. Огромные. С них сыпется песок. Это камни XIII века. Белые. То, что осталось от белокаменной Москвы, открытый кусок фундамента у храма на Варварке. Его специально сохранили здесь, в переходе. Чувствуете? Вот, здесь гранитные плиты, а здесь — камень…

Мы подходим к переходу. Женя предупреждает: сейчас будет улица. Я ничего не чувствую: ни бордюров, ни тротуаров.

— Слушайте, Жень. Мне очень неудобно понимать, что без пищалок на светофоре я не смогу самостоятельно перейти улицу.

— Сможете. Есть люди. Вы не в пустыне. Миру надо доверять.

— Вам просто путешествовать одной? Часто приходится просить о помощи?

— Когда я начала ездить в университет, мне уже было просто. К этому времени я легко ориентировалась в пространстве. Вот когда я поехала в Барселону…

— Одна?!

Читайте также Вера Шенгелия: Город — это мы   «Я всегда говорю людям, что я хожу на прогулку. Именно хожу, я всегда использую именно это слово»  

— Ну да. Первый раз на месяц. Уровень языка у меня тогда был А1, самый начальный. Как я решилась, не знаю сейчас. И жила одна. Но выжила же! Вообще, человеку не нужно ставить границы. У меня очень четкое мнение по этому поводу. Я считаю, что давать нужно удочку, а не рыбку. Скажем, зачем инвалидам пенсия в 30 тысяч? Это сущее безобразие, если речь идет о молодых. О какой инклюзии мы можем говорить, если инвалиду попросту незачем развиваться, незачем учиться, незачем социализироваться при такой пенсии? Дайте им 15 тысяч — и пусть себе растут. Вот я преодолела себя, поехала в Барселону одна, и с тех пор границ у меня нет никаких. Я поняла, что если я что-то могу там, то здесь я точно смогу все.

— Каких впечатлений вы ищете в поездках?

— Для того чтобы получить только зрительные впечатления, можно попросту зайти на сайт с туристическими фотографиями. А когда вы куда-то едете, вы получаете эмоции. Звуки, запахи, общение. Я очень жадная до впечатлений. Я вдыхаю запахи. Слушаю улицу. У меня не было никогда заткнутых наушниками ушей. Если слушаю, то книжки. И еще я очень люблю орган. Что может быть лучше органа?

Слух

— Вы много ездите и можете сравнить. У нас сильно хуже по сравнению с Европой?

— Метро в Москве реально самое удобное из всех, что я видела. В парижском метро можно просто потеряться. В Барселоне дико неудобное метро. Зато у них указательные полосы сделаны из какого-то прорезиненного материала, который не скользит. Знаете, такой материал, из которого лежачих полицейских делают. Это очень удобно. И так же отделаны края ступенек. То есть ты палочкой не просто упираешься — ты упираешься в прорезиненный край…

— А что, с вашей точки зрения, принципиально облегчает жизнь незрячих в городе?

— Я где-то видела замечательные рельефные карты на всех остановках транспорта. Не помню где. У нас они тоже встречаются. Но редко. А ведь по ним слабовидящий человек легко сможет сориентироваться… Конечно, очень удобны звуковые светофоры. У нас они тоже встречаются. Но я никогда не знаю, каким будет светофор. Это значит, мне приходится переходить улицу по наитию: когда я слышу, что машины остановились… Вот тут главная проблема. Любые нововведения должны быть только системными.

— У нас, увы, так не делают.

— Да. Видимо, слишком большой город. Скажем, вот эти желтые направляющие, которые повсюду в Москве сделаны, у нас скользкие и с очень широким расстоянием между ребрами. Поэтому вы, когда идете, натыкаясь на них, поскальзываетесь и подворачиваете ногу. Это от неправильного рельефа. Впрочем, я уже говорила, ни один незрячий человек этим все равно не пользуется, потому что у этих направляющих нет единой логики. Я никогда не знаю, куда они меня приведут. Непонятно, что они символизируют. Порой — переход, порой — выезд из двора, порою просто лежат хаотически, и трость по ним скользит. Пока это все в таком хаосе, я не буду этим пользоваться. Это не имеет смысла…

— А в быту? Кроме общественных пространств?

— Вот есть огромная проблема — банкоматы. Они все сплошь сенсорные. Все команды всплывают на экране. То есть я каждый раз вынуждена просить или делать все только через операционистку… Я слышала, что где-то в мире теперь есть банкоматы с входом для наушников, и они говорят: чтобы сделать то-то, нажмите один, другое — два. Но таких банкоматов у нас нет. Приходится просить людей. И доверять.

Доверие

— Вас часто обворовывали?

— Меня? Никогда! Меня не могут обокрасть. Не-мо-гут. Вас — могут. А меня — нет. Я же незрячая.

— Вы считаете, что во взаимодействии с незрячими у окружающего мира повышается уровень милосердия?

— А вы поговорите с другими слабовидящими или слепыми людьми. Вам это скажут все в один голос. Нас не обворовывают.

— И как вы это можете объяснить?

— Я думала об этом… Видимо, слепые вступают с людьми в вынужденный эмоциональный контакт. Оставаясь при этом беззащитными. Легко ведь обсчитать или обокрасть того, кто тебе никто. А со мной люди вынуждены хотя бы парой фраз переброситься. Я же в любом случае все время волей-неволей нахожусь в контакте с миром. Спрашиваю, куда приложить карту. Что это за купюра. Где здесь выход. То есть я вынуждена обращаться к людям. И люди мне помогают. И это не только мой опыт. Поверьте, я обсуждала эту тему с многочисленными своими незрячими знакомыми. Есть закон. Нас не обманывают.

— Хотите сказать, что опыт темноты — он о том, что в глубине души все люди на самом деле человечны?

— Не только. Он о том, главное, что у темноты нет границ. Нет границ у непознанного. И, идя по нему, ты по-новому открываешь для себя мир. Стоит только нырнуть…

«Девушки, вам помочь?» — раздается приятный мужской голос где-то рядом.

— Я же сказала! — смеется Женя. — Надо доверять. Если доверять миру, он вам всегда поможет. Снимайте маску. Мы пришли.

***

Материал подготовлен в партнерстве с Политехническим музеем в рамках проекта  «Истории, которых не было». ТД и Политех собирают истории, рассказанные людьми с инвалидностью, об их отношениях с городом. Если вы такой человек и готовы поделиться с нами своей историей, переживаниями, взглядом на Москву, заполните, пожалуйста, небольшую форму и расскажите о проекте тем, кому это может быть интересно. На основе собранных материалов мы планируем сделать цикл публикаций о людях с инвалидностью, а потом собрать эти истории в Политехническом музее.

Проект реализуется с использованием гранта Президента Российской Федерации, предоставленного Фондом президентских грантов.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!