Иллюстрация: Анна Кольцова для ТД

Покормить родовых духов, увидеть камлание шамана, встретиться в чуме, чтобы послушать эпос о великих богатырях прошлого. Пять коренных жительниц Таймыра об уходящих традициях своих народов

Нганасаны

Сказка о том, как появились первые шаманы

«Шел молодой парень по тундре и услышал плач. Подбегает, а там песец в капкан попал. Освободил он его, и песец говорит: “У тебя доброе сердце”. Пошел парень дальше, слышит писк. Смотрит, видит — маленький воробушек из гнезда упал. Поднял его, а мать птенца говорит: “Ты хороший человек, мы будем с тобой общаться”. Пошел парень дальше, видит — на берегу рыба задыхается. Взял ее и отпустил в воду. Выныривает она и говорит: “Мать Вода не забудет тебя”».

Иллюстрация: Анна Кольцова для ТД

Евгения Сидельникова, 62 года, нганасанка

Я из древнего нганасанского рода Нинонде. Отец мой был Усть-Авамский, но переехал в Волочанку на работу. Тогда там были олени и свой большой совхоз. Моего отца звали Чебяку, что в переводе на русский означает «маленький гвоздик». Нганасаны ведь имена давали совсем не как русские. У нас ребенок мог до пяти лет ходить без имени, и все это время к нему приглядывались. У отца не было имени до трех лет, потом увидели, что он как гвоздик — везде пролазит, так и назвали. А мое нганасанское имя Дитарангку, в переводе —  «последние лучи солнца». 

Мой отец был прекрасным сказителем. Тогда, видите, в тундре ни телефонов, ни телевизоров не было. Все собирались в балках [дом на полозьях] и слушали сказителей. Отец мой, когда рассказывал сказки, он пел, мог закричать как женщина или зарычать как дикий зверь, он был очень артистичным.

А еще он рассказывал сказки не просто так, а чтобы был сделан какой-то важный вывод. Помню, у нас была одна бабка, которая очень не любила работать, когда мы заходили к ней в гости, у нее не было кипятка в чайнике и было всегда холодно. Тогда папа сочинил сказку о том, что лентяйкой быть нельзя, и спустя время она взялась за ум и даже стала большой мастерицей. Многие говорили, что все благодаря Чебяку.

Я тоже рассказываю и пою сказки, но отец меня этому не учил, я сама все впитывала и запоминала. Знаете, я как будто с детства знала, что мне это пригодится в будущем, и все время совала свой нос куда не надо. Помню, что однажды моя мама сильно заболела. А что делать? В больницу не отвезешь, тогда к нам только АН-2 на водных лыжах летал.

Позвали шаманку. Маленькую такую, щупленькую женщину. Нам, детям, запретили смотреть, но мне было интересно, я пробралась, подглядывала и подслушивала. Шаманка то зарычит как волк, то закудахчет как куропатка, то издаст звук оленя. В это время ей подпевали по-нганасански, а она, маленькая такая, прыгала туда-сюда. Потом бросила бубен. Если бы бубен упал одним образом, то мама бы умерла, другим — мама бы осталась жить. И вот, когда он упал, я закричала от счастья, что мама будет жить, тогда меня все и увидели. Папа потом так сильно ругал, а я думаю, что неспроста тогда осталась. Теперь могу рассказывать об этом другим. Шаманка тогда сказала моему отцу: «Хорошая у тебя дочь, Чебяку, видимо, Бог хотел, чтобы она увидела меня».

Нганасанский — очень красивый язык, а нганасане — очень музыкальный народ. У нас не было композиторов, но каждый пел сам по себе, просто на ходу. Помню, как отец однажды забирал меня с сестрами на каникулы в тундру. Он вез нас на санях и пел. Сейчас вспоминаю и слезами заливаюсь. Он пел: «Мать Луна, ты не знаешь, когда там солнышко выйдет, а то совсем на земле холодно стало? Тебе оттуда-то все видно, ты дорогу людям освещаешь в полярную ночь. Я прошу тебя, ты береги моих дочерей, ведь, кроме меня, у них никого нет. И есть одна дочка, ты ее больше всех любить должна, она всегда будет с тобой общаться». И действительно, я с ней, все ей рассказываю.

Нганасаны — потомки древнейшего населения Таймыра. Согласно переписи 2010 года в России насчитывается лишь 862 представителя нганасан, большинство из которых  компактно проживает в двух поселках — Усть-Аваме и Волочанке. Нганасанский язык относится к северной ветви самодийской группы уральских языков и включен в Красную книгу языков ЮНЕСКО как исчезающий.

Хантайские эвенки

Сказка о том, почему эвенки огонь почитают

«И вот она пришла в свой чум и видит: там сидит старушка седая. Женщина поняла, что это Бабушка Огонь, и стала у нее просить прощения. “Что мне сделать?” — спрашивает она. “Теперь отдай мне своего ребенка, — отвечает та, — иначе огня у вас никогда не будет”».

Иллюстрация: Анна Кольцова для ТД

Татьяна Болина, 70 лет, эвенкийка

Когда я была маленькой, меня звали «Имэндэкон», в переводе это значит «пуговица». Я была круглолицая такая, щечки красные, глаза темные. А фамилия моя Хукочар, что значит «топорики», люди, крепкие, как топорики.  Сейчас на Таймыре эвенков осталось мало, человек 300. И язык, говор хантайских эвенков, почти никто не знает. Человек пять-шесть моего возраста на нем говорят, и все.

Хантайское озеро — это земля эвенков. Места довольно труднодоступные, поэтому редко кто из ученых до нас доезжал. В 59-м приезжал Туголуков, недавно был канадец Дэвид Андерсон, еще была Лариса Бродская, лингвист из Новосибирска, с которой мама долгое время переписывалась. А так никто не приезжал больше, никто не записывал. Была у нас столетняя бабушка, которая могла очень длинные сказания петь, но все это в пустоту. Мы же тогда были молодыми и особо не слушали. Мама все говорила: «Таня, послушай, я тебе расскажу, я знаю много хороших людей, много сказок». Я говорила ей: «Потом, потом». Все некогда было, а потом стало поздно. Мама умерла. А недавно не стало и последней сказительницы. Она была сестрой моего отчима, но я всегда считала ее родной тетей и очень любила. Она была последней из могикан.

У эвенков много сказок про природу и животных. Много сказок было про лису, потому что она хитрая, и много сказок про медведя, потому что его эвенки считали своим прародителем. С ним также связано много обычаев. Если убивали медведя, то первым делом ему закрывали глаза, а когда разделывали, то приговаривали: «Это не я убил, это другой». Кости медведя нельзя было бросать на улице и тем более отдавать собакам, их закапывали специально или носили как оберег. Их могли повесить на детскую люльку или на оленя, чтобы его не трогали хищники.

У эвенков есть много запретов и обычаев. Огонь нельзя кормить рыбьими костями, его нужно кормить оленьим жиром, в него нельзя тыкать ножом, иначе огню будет больно. Гагару нельзя есть, эта птица считается священной, чум нельзя обходить вокруг, ведь в нем могут находиться идолы. Есть отдельные запреты для женщин, они называются «одё», что значит «беречь». Беременные женщины не должны ходить на кладбище, ведь они могут испугаться, женщины не должны переступать через мужские вещи или орудия труда, иначе не будет удачи.

Эвенки считают, что в мире все живое: и деревья, и растения, и звери. И они все это берегли. Вот, предположим, домашнего оленя никогда не стреляли, не убивали, не ели, его использовали только для работы, а белый олень считался священным. Есть даже такое лечение у эвенков. Если человек заболевает, то к нему в чум приводят оленя, он дышит паром на больного, и все проходит.

Землю очень берегли и всегда содержали в чистоте. Помню, как я уже взрослой поехала к братьям и дяде на рыбалку. Они жили втроем на природе, и при этом вокруг была такая чистота, что после еды мне было страшно даже рыбьи косточки на землю бросить — так страшно это смотрелось.

Эвенки — коренной народ Восточной Сибири, севера Монголии и Китая. В мире насчитывается больше 70 тысяч эвенков, больше половины из них проживает в Росиии. Однако хантайских эвенков, живущих на территории Таймыра, осталось всего 300 человек.

Ненцы

Сказка о хитреце и пройдохе Ёмбу

«Видит он, что Ёмбу все стоит и икру из бочонка уплетает. “Ой, — кричит он, — смотрите, медведь приближается. И какой он огромный! Ой, ой, на нашего Ёмбу идет. Разорит всю могилку”. А Ёмбу как услышал, так сразу и побежал к брату. “Ой, ой, где он? Он же меня может убить!” — кричит Ёмбу. А брат ему отвечает: “Вот ты обманщик какой, вот ты какой плут. Бери икру, пошли домой”».

Иллюстрация: Анна Кольцова для ТД

Раиса Яптунэ, 69 лет, ненка

Ненецкие сказки воспитывают, знакомят с миром и заставляют задуматься, они учат, что надо делиться и что нужно уважать природу. Ведь у ненцев как? Если пошел в тундру и тебе надо срубить куст на растопку, ты сначала просишь прощения у Земли, говоришь: «Прости, что срываю этот куст, мне нужно себя обогреть».

Сказки у нас разные: есть и детские, а есть длинные легенды о сотворении Земли. Есть такие легенды, которые исполняются по два вечера. Раньше сказители очень ценились среди ненцев, их могли специально приглашать в стойбище, забить для них оленя, одаривать. Сейчас дети и молодежь сказками не интересуются, им не нужно это. Язык тоже теряется. Я в школе преподаю и вижу, как у молодого поколения ненецкий язык упрощается. Они по-русски больше говорят, они его лучше знают.

Я росла в совсем другой среде. Многие мои родственники, мои дедушки и бабушки говорили только по-ненецки. Это еще были те времена, когда у нас были красные чумы. Как избы-читальни такие. Энтузиасты ездили по стойбищам и учили людей. А ведь никакой техники тогда не было: ни снегоходов, ни вертолетов. Ездили от стойбища к стойбищу на собачьих упряжках.

Мама у меня была сильной сказительницей. Исполняла разные жанры, рассказывала легенды. Как это происходило? Обычно вечером, когда все с охоты возвращались, люди собирались в одном чуме. Никто никого не звал специально, кто хотел, кто интересовался, тот приходил. Мать, когда пела сказки, всегда занималась каким-то делом. В тундре ведь постоянно руки заняты: надо что-то пошить, за очагом проследить, шкуры оленьи выскоблить. Вот во время работы и рассказывали сказки. 

Сейчас из сказителей почти никого не осталось, умирают старики со временем. Если вовремя не записать их, то все и исчезнет. Я очень жалею, что, когда росла, не было таких носителей, как сейчас, и мы не могли записать все это. Тогда ведь магнитофонов было мало и они были огромные. Только на радио наших стариков успели еще немного записать.

Сказки у нас передавали из поколения в поколение. Я тоже пою и рассказываю сказки. Пою то, что сама слышала в детстве. Никто меня этому не учил, просто у меня феноменальная память, и достаточно один раз услышать, даже самую длинную сказку.

Вот что я заметила: у нас среднее поколение людей, тех, кто мог молодым передать что-то, как-то рано ушло. Раньше у нас столько старожилов было, мой папа вот в возрасте 90 лет умер, мой дедушка еще больше жил. А второе уже поколение, наше, совсем другое — все как-то друг за другом уходят. И вот молодежи многого не передали.

Я еще помню жертвенные места, это как храм под открытым небом. Столб, а вокруг него идолочки, а еще деревья, к которым привязывают кусочки ткани. Я помню, как мы с папой туда ездили, когда я была девочкой. Как разводили огонь, приносили в жертву оленя. Мое поколение еще знает эти жертвенные места, знает, где они. А сейчас молодежь не знает, когда жертву нужно приносить, и не ездит туда. Лет пять-шесть назад я отправила племянника в жертвенное место, а идолочки там уже под землю ушли. Так давно там никого не было.

Ненцы — самодийский народ, населяющий побережье Северного Ледовитого океана. Согласно переписи 2010 года ненцев 44 640 человек. Большинство из них проживает в Ямало-Ненецком автономном округе Тюменской области. На Таймыре живет чуть больше 3 тысяч ненцев.

Долганы

Сказка «Четыре старушки»

«Спрятались старушки. Слышат, Абаахы [людоед, великан] подходит к домику и никак не может войти в дверь, до того большой. Снес двери, оглянулся вокруг — никого. Окликнул старушек, но в ответ даже шороха не услышал. Разозлился Абаахы, схватил первый попавшийся серебряный котелок и спрашивает: “Котелок-котелок, куда попрятались старушки?”».

Иллюстрация: Анна Кольцова для ТД

Лариса Бетту, 57 лет, долганка

Я родилась на севере Таймыра, в Хатангском районе. Мама и папа у меня были учителями, я была поселковым ребенком, но иногда выезжала в тундру и кочевала с родственниками. Всю жизнь меня тянет к фольклору. Когда мне было десять, я услышала настоящего исполнителя «Ырыалаак Олонхо» — долганского героического эпоса. Он был родственником моей одноклассницы, и мы приходили к ним домой слушать его. До сих пор помню, насколько это были сильные ощущения. Он ведь не просто рассказывал, он показывал: менял свой тембр голоса, изображал разных героев. 

Не любой долганин может рассказывать героический эпос олонхо. Сказители — это особые, одаренные люди. Их дару приписывалась волшебная сила: считалось, что они могут помочь людям во время болезней и трудностей в жизни. С рассказом эпоса было связано и много запретов. Например, олонхо должно быть рассказано до конца. Если сказитель его начал, но прервался, то на следующий день должен обязательно продолжить. Иначе аньы — грех.

Сейчас у нас остался лишь один сказитель олонхо — Уксусникова Елена Трифоновна, ей уже 83 года. Я ездила к ней в 2004 году в Новорыбинскую тундру, она тогда кочевала со стадом оленей и остановилась в поселке, а мне повезло ее записать. Она рассказывала олонхо «Старик олорчок» и сказку «Четыре старушки».

Преемственности у нас почему-то мало. Старики уходят, а на замену им никого нет. В 2014 году я ездила в Хатангский район записывать исполнителей песенного фольклора и некоторые сказки. Их рассказывали не истинные сказители, а просто пожилые люди, которые что-то слышали от родителей и помнили еще. И вот я записала все, что они помнили, а буквально два года спустя их уже не стало.

Семь лет назад я основала детскую творческую студию, я хотела как-то спасти ситуацию, хотела, чтобы дети начали познавать фольклор. Мы ставим долганские сказки и выступаем на фестивалях. Но не всем детям это легко дается, поскольку не все знают долганский язык. Дети учат его в школе, но главная проблема в том, что на нем не говорят дома и он становится для них как иностранный.

Думаю, в этом не последнюю роль сыграли школы-интернаты. Хорошо, конечно, что у детей коренных народов появилась возможность учиться. Но при этом я помню, как в интернате учителя и воспитатели нам запрещали говорить на родном языке, отучали нас от долганского. Сейчас такого уже нет, но язык потихоньку исчезает. 

Долганы — один из самых молодых народов Арктики. Долганская народность сложилась в XIX веке из потомков якутов, эвенков, энцев и русских старожилов Сибири. Согласно последней переписи долган в России чуть больше 8 тысяч. Большинство из них компактно проживает в небольших поселках на севере Таймыра. Долганский язык родственен якутскому, при этом имеет несколько говоров. Общее число носителей языка чуть больше тысячи человек.

Энцы

Сказка о волосатом великане

«И вот однажды великан перекушал оленят и крепко заснул. В это время женщина решила схватить сына и убежать, но стала думать: “Куда я убегу? В семье меня уже не примут, все выросли, забыли меня. Уже сколько лет я здесь. А сынок, хоть и мой, но совсем не такой, как люди. Его будут презирать, к нему будут плохо относиться”».

Иллюстрация: Анна Кольцова для ТДИллюстрация: Анна Кольцова для ТД

Зоя Болина, 70 лет, энка

Энецкий язык исчезает потихоньку. Многие еще понимают его, а вот говорить могут не все. Но все энцы моего возраста знают и язык, и обычаи, и обряды. Понимаете, мы в те давние времена все жили очень удаленно, в тундре. Я до восьми лет другого языка не знала: говорила только на родном и слышала только его. Потом меня отдали в школу, мы стали говорить по-русски, но энецкий так и остался внутри. 

Я знаю многие обычаи. Я лично и шаманов видела, и камлание. Мой возраст все это еще помнит и все знает, а молодежь уже по другим правилам и законам живет. Ведь что такое обычаи? Это законы, по которым мы жили. И мы соблюдали их строго.

Например, есть такой обычай узатэр — одаривание гостя. Матушка часто говорила мне: «Зашел к тебе кто-то — обязательно одари его. Он о тебе будет хорошо думать, в твоем доме всегда будет достаток, и о тебе человек хорошую молву пустит». Этот обычай я до сих пор соблюдаю. Всегда у меня дома что-то, по магазинам всегда куплю что-то, чтобы гость не вышел пустым.

Многие обряды у нас связаны с огнем. Считали, что огонь имеет душу, чувствует, слышит. Самые частые обряды — кормление огня. Наша матушка могла его несколько раз на дню сделать. Только возникнут у нее неприятные ощущения, она — раз, сядет у печки, покормит огонь, потом закроет дверцу и послушает, как он шипит, трещит, почмокивает. Так она понимала, принял огонь тяжесть с нее или нет.

Есть у нас и другие обряды: погребальный, родильный, посвящение мальчика в охотники, свадебный обряд, задабривание духов, кормление родовых духов. Последнее проводилось в особых случаях, и сейчас я даже не знаю, остались ли они [родовые духи] у кого-нибудь.

Ведь как было: у всего рода есть свои духи, но хозяин у них только один. Только он мог их кормить, одевать, проводить обряд. И если хозяином был уже пожилой человек, то он должен был найти себе преемника среди родственников и подготовить его. Если таких не находилось и их хозяин внезапно умирал, то их оставляли на месте захоронения.

У нас хозяином родовых духов был дедушка. Он тут при советской власти проживал и держал их где-то в лесу, вешал высоко на дерево. Дедушка должен был найти, кому передать их, но кому — не знал. Времена ведь изменились, у людей появились новые ценности и новые идолы. Посмотрел он на эту новую жизнь и решил не передавать никому родовых духов. Матушка рассказывала, что он провел обряд прощания и оставил их где-то в лесу. Так и живут они там своей небесной жизнью.

Энцы — одни из самых малочисленных народов России, в 2010 их насчитывалось всего 237 человек. Энцы делятся на две группы: лесных и тундровых. Лесные энцы компактно проживают в поселке Потапово, тундровые — в поселке Воронцово. Энецкий язык также делится на две группы и признан исчезающим. По переписи 2002 года родным языком владело меньше половины энцев России.

Спасибо, что дочитали до конца!

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.

Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

ПОДДЕРЖАТЬ

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — «Таких дел». Подписывайтесь!

Читайте также

Вы можете им помочь

Текст
0 из 0

Иллюстрация: Анна Кольцова для ТД

Иллюстрация: Анна Кольцова для ТД
0 из 0
Спасибо, что долистали до конца!

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и фотоистории. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем никакого процента на свою работу.

Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас поддержать нашу работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

Поддержать
0 из 0
Листайте фотографии
с помощью жеста смахивания
влево-вправо

Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: