Как античная философия учит заботиться о себе и других

«Философия была вполне уличной темой»

— Как ты вообще увлекся философией?

— Я готовился к этому вопросу, вот ехал на велосипеде и думал, как на него ответить. В первой половине нулевых я вращался в ролевой тусовке. Не знаю, о чем сегодня думают при словосочетании «ролевые игры», но ролевики — это те, кто собираются за столом, кидают кубики и путешествуют по воображаемым мирам. Я в основном играл в D&D редакции 3.5. Было большое комьюнити, несколько форумов, всех сейчас не вспомню, да и едва ли они до сих пор живы. Много сидел на ролевом подфоруме Absolute Games, был такой сайт про компьютерные игры. Его потом купила какая-то корпорация, после чего там все испортилось, а огромный архив форума просто стерли.

В старших классах школа меня мало интересовала, за исключением литературы, ее вел хороший учитель, мы с ним обсуждали научную фантастику и последние фильмы Тарантино. С одноклассниками я особо не общался, они готовились поступать на какие-то прикладные специальности, а я — в Литературный институт имени Горького. Слава богу, не поступил. Часто я делал утром вид, что еду в школу, а сам отправлялся либо на ролевую партию, либо шарашиться где-нибудь, а потом пить пиво с водкой в «О.Г.И.».

В одной из ролевых тусовок у нас была знакомая из Великого Новгорода, лично я с ней не был знаком офлайн, мы переписывались в ЖЖ. Однажды она написала, что выходит замуж, я подписался на ЖЖ ее жениха. Он оказался молодым преподавателем философии, писал о своем предмете чрезвычайно увлекательно. Девушкой той была Тоня Федорова, ее вскоре обвинили по сфабрикованному делу в покушении на убийство своей дочки Алисы. Была мощная кампания поддержки, собирали подписи, практически как сейчас за Doxa, и книги для отправки ей в СИЗО, — помню, я отнес трехтомник Жана Кокто, оранжевенький такой. А супругом ее был Кирилл Мартынов, мы впоследствии подружились, он много сделал для развития стоического движения в России.

— Окольный путь в философию, конечно.

— Не то чтобы я не знал о философии до этого. У меня стояли бабушкины «Опыты» Монтеня, которые я полистывал, но только после ЖЖ Кирилла я в философию окончательно втюрился.

Меня окружали друзья и коллеги разного социального статуса, но кандидатов философских наук среди них не было. Контекст был совершенно другим: я только начал работать журналистом на телеке, моим культурным ориентиром был Чарльз Буковски со всеми вытекающими. Поэтому в этом был контраст: сидишь *** [очень уставший] после работы с бутылкой «Жигулевского» перед экраном, а там про трансцендентальную редукцию пишут — эх, думаешь, красота!

— А когда ты перешел от ЖЖ к собственно книгам?

— Я регулярно выписывал авторов, о которых рассказывал у себя в журнале Кирилл, но поворотным стал Мишель Фуко. Я пошел покупать какой-то его шлягер вроде «Слов и вещей» или «Надзирать и наказывать», которого в книжном не оказалось. Поэтому взял первое, что подвернулось под руку, — это был поздний курс лекций «Герменевтика субъекта». Потрясение от него я попытался отразить несколько лет назад в статье, одной из немногих, за которую мне до сих пор не стыдно. Всех интересующихся отсылаю к ней, едва ли я смогу рассказать лучше.

На волне увлечения этой книгой в 2009 году я перевелся на философский факультет РГГУ, который, к сожалению, так и не окончил: одновременно приходилось много работать, меня отчислили перед защитой диплома из-за долгов.

Для наших нынешних целей достаточно сказать, что в этих лекциях Фуко интересуют повседневные практики античных философов, составлявшие постоянный фон их жизни. Эта жизнь имела мало общего с современной академической философией, о которой я на тот момент уже имел какое-то представление. Античные философы не сидели в кабинетах, их не заботили индексы научного цитирования. Философия была вполне уличной темой, вспомните того же Сократа, который бегал по Афинам и приставал к прохожим. У Плутарха есть по этому поводу хорошие слова: «Большинство людей воображают, будто философия состоит в том, чтобы произносить речи с кафедры или заниматься толкованием книг. Они не замечают той повседневной философии, что сообразно своей истинной природе постоянно присутствует в наших делах и поступках».

Иллюстрация: Алена Змиенко для ТД

Иными словами, философия была не работой, не профессией, а искусством жизни в самом широком смысле слова. Теория и практика в ней шли рука об руку. Она творилась не только в рамках институций, которые в античности тоже были крайне важны, а воплощалась в самой жизни философа, в его поступках, в его отношениях с другими. И этот образ жизни варьировался в зависимости от того, какой философской школы вы придерживались. Эта идея показалась мне самой романтической и авантюрной в мире и достойной того, чтобы попробовать воплотить ее в своей жизни настолько, насколько это возможно сегодня.

«Никаких стоиков не существует уже почти две тысячи лет»

— Ты организатор московского «Стоикона», много пишешь о стоиках. Сам себя считаешь стоиком?

— Я стоик, родившийся в теле эпикурейца. Я очень аддиктивный человек, у меня много гедонистических импульсов, которые я иногда даже не нахожу нужным сдерживать. В этом отношении я стоиком считаться не могу.

Если отвечать серьезно, я не стоик, потому что никаких стоиков не существует уже почти две тысячи лет. По моему глубокому убеждению, стоики были до тех пор, пока была Стоя — школа, основанная в Афинах около 300 г. до н. э. Зеноном Китийским. После Зенона ее на протяжении эллинистической эпохи возглавляла череда его преемников. В последующую римскую эпоху афинская Стоя перестала играть такую роль, а стоицизм стал гораздо более распространенным явлением, однако институциональный фактор оставался.

Спустя полтысячелетия после основания или даже раньше эта институция перестала существовать. После жившего во II в. н. э. Марка Аврелия мы не знаем ни одного крупного стоика. Вскоре почили в бозе и остальные философские школы античности, а за ними и сама античность, и лик философии сильно преобразился. Я полностью согласен с историком стоицизма Александром Арнольдовичем Столяровым: нужно проводить различие между Стоей и стоицизмом.

Стоя умирает, вслед за этим начинается этап стоицизма без Стои и стоического влияния на последующих мыслителей. Вспоминая любимую присказку Жижека, нельзя быть античным философом — неважно — стоиком, эпикурейцем, кем угодно, — когда уже нет античности, это все равно что кофе без кофеина.

— В чем заключалось классическое учение Стои?

— На этот вопрос тяжело ответить кратко, давайте попробуем оттолкнуться от Диогена Лаэртия, который в самом начале изложения основ стоической этики пишет: для стоиков цель жизни — это жить согласно с природой. Как шутил один из главных современных стоиков Массимо Пильюччи, когда я его интервьюировал, это не значит, что нужно бежать обнимать деревья. Кстати, то интервью заблокировал Роскомнадзор за «роскомнадзор»: мы обсуждали там традицию самоубийств среди стоиков. Когда я рассказал об этом Массимо, он очень смеялся и ответил:

Так вот, стоики были пантеистами, то есть верили, что бог равен окружающему миру: и небеса, и вот это [стучит по скамейке], — всюду бог. Под природой надо понимать не дикую природу, а весь мир, ладно скроенный космос, недаром это слово родственно косметике. Космос — это нечто упорядоченное и изящное.

Природа божественна и управляется разумным божьим промыслом, в пользу чего стоики приводили аргументы, которые потом переняли христиане: посмотрите, как прекрасен мир, какими богатствами он изобилует, он не мог появиться сам по себе, его кто-то создал с умыслом. Соответственно, что такое жизнь согласно природе? Это жизнь согласно божественному распорядку, воплощенному в природе в целом и в человеческой в частности.

Если мы, как стоики, попытаемся определить отличительную черту нашей природы, это будет разум. Бог создал человека разумным, более того, разум каждого отдельного человека — это частица бога, часть всеобщего божественного разума, управляющего природой. Поэтому жить согласно природе — это жить разумно, как рациональные существа, и развивать основные черты этой рациональности: быть рассудительным, воздержанным, справедливым и так далее, стоики любили составлять бесконечные списки таких добродетелей.

Далее, если мы разумными средствами продолжим анализировать человеческую природу, то обнаружим, что человек от рождения — социальное животное. Мы рождаемся в семье, нас воспитывают родители, окружают сверстники, затем мы становимся полноправными членами полиса. Есть, кстати, любопытная разница между стоиками и Аристотелем: тот определял человека как животное политическое — в том смысле, что мы являемся жителем определенного полиса, какой-то общины. Стоики же гораздо чаще определяли человека не как политическое, а именно как общественное животное, то есть более широко.

Думаю, это связано с кризисом полиса, который сопутствовал рождению Стои. После походов Александра Македонского полис перестал играть определяющую политическую роль, на первый план выдвинулись эллинистические царства. Границы ойкумены невероятно расширились, с этим связано и стоическое определение человека как общественного животного, и их космополитизм.

Таким образом, жить согласно природе — это еще и жить в обществе, отправлять общественные обязанности, быть дружелюбным и услужливым. Необходимо тем или иным способом участвовать в общественной жизни, как сегодня сказали бы, иметь активную гражданскую позицию. Об этой двоякой роли разума и общества у Сенеки есть великолепные слова, которые лично я считаю девизом стоицизма: «При­ро­да дала две силы, кото­рые чело­ве­ка сла­бо­го сде­ла­ли весь­ма креп­ким, — разум и обще­ство; бла­го­да­ря им тот, кто, взя­тый в отдель­но­сти, не может даже ни с кем порав­нять­ся, обла­да­ет миром».

— Как участвовать в общественной жизни в России в 2021 году? Ходить на митинги?

— Это личное решение каждого, какого-то единого ответа не существует. Иногда так называемую этику добродетелей, к которой относится и стоицизм, критикуют за отсутствие внятных директив. Вот вы говорите, что нужно развивать добродетель справедливости, а как поступать справедливо вот в этом конкретном случае? На это этика добродетели уже не отвечает. На мой взгляд, это, конечно, никакой не минус, а ее главный плюс. Если бы у нас был сборник правил на все случаи жизни, то это была бы не философия, а бухгалтерия. В философии же наравне с доктринами всегда должно оставаться место самостоятельному мышлению, без него философии просто не существует.

Стоическая этика довольно ситуативна, она постоянно учитывает обстоятельства, с учетом которых мы должны совершить тот или иной поступок. Когда речь заходит о конъюнктурной политической реальности, для многих людей этот набор обстоятельств будет разным. Как говорил Эпиктет, если ты можешь покорить Трою, будь Агамемноном, а если можешь отразить осаду, будь Гектором.

Однако если мыслить участие в общественной жизни над баррикадами, то здесь обстоятельства более универсальны, а значит, и ответы более определенны. Филантропия, то есть человеколюбие, — одна из главных стоических добродетелей. Марк Аврелий на протяжении всех «Размышлений» себя заклинает: веди себя общественно, помогай другим, даже если не встречаешь взаимности. Сенека сделал искусство благодеяния чуть ли не целью всей стоической философии, назвав безвозмездные дары свя­зу­ю­щим зве­ном обще­ства, которое мы должны оберегать как священное.

В этом смысле, я уверен, у каждого из нас сегодня гораздо больше способов быть филантропом, чем когда бы то ни было, — и издание «Такие дела», помогающее собирать деньги на благотворительность, служит тому прекрасным примером. Я в прошлом году прочел небольшой курс по истории стоицизма на одной цифровой площадке — абсолютно безвозмездно, зато подружился с несколькими замечательными слушателями. Цифровые технологии дают благодатную почву для оказания благодеяний самого разного формата, хотя это, конечно, не означает, что мы должны пренебрегать взаимовыручкой в повседневной офлайновой жизни.

— За последние десять лет стоицизм стал очень популярен, постоянно выходят книги о нем, проходит ежегодная конференция Stoicon и маленькие «стоиконы» по всему миру. Что из себя представляет это движение?

— Сегодня действительно кажется, что начался стоический ренессанс, люди вдруг ринулись в книжные скупать стоиков и применять их философию к чему ни попадя. На самом деле нет ничего нового под солнцем и такое происходило регулярно с тех пор, как изобрели книгопечатание. Трактаты римских стоиков были бестселлерами эпохи Ренессанса. Стоический трактат Цицерона «Об обязанностях» напечатали чуть ли не следующим после первой печатной Библии и на протяжении нескольких столетий он оставался одним из самых читаемых античных текстов. На этой почве во второй половине XVI века сформировалось движение неостоиков, сочетавших стоицизм с христианством. Приставка «нео» зарезервирована за ними, поэтому сегодняшнюю итерацию приходится называть современным (modern) стоицизмом.

Иллюстрация: Алена Змиенко для ТД

Что касается непосредственно движения, оно начало формироваться в начале 2010-х вокруг группы философов и когнитивно-бихевиоральных терапевтов из Эксетерского университета в Англии. Группа быстро стала международной, с ее деятельностью можно ознакомиться на сайте Modern Stoicism. Раз в год они проводят конференцию Stoicon, посвященную и теоретическим, и практическим сторонам стоицизма, последний раз офлайн она прошла в Афинах. На одной из этих конференций выдающийся историк античной философии Энтони Лонг выступил с докладом о различиях между стоицизмом современным и античным, я его перевел на русский, интересующимся этим вопросом крайне рекомендую.

— Чем отличается современный стоицизм от античного?

— Главное отличие в том, что мы имеем только верхушку айсберга. От трактатов отцов-основателей греческой Стои до нас дошли крупицы, да и те в пересказе. В хорошо сохранившихся же трактатах римских стоиков нет систематического изложения доктрин. Они носят не столько теоретические, сколько риторические цели, поэтому состоят из увещеваний: поступай общественно, живи согласно природе, люби судьбу. Но эти императивы являются выводами из цепочки умозаключений, которая римскими стоиками зачастую лишь молча подразумевается. Перед ними не стояло задачи систематического изложения школьного учения. А если такие трактаты и были, они утрачены.

Возьмем знаменитый лозунг Эпиктета: «Выдерживай и воздерживайся». Выдерживать нужно внешние удары судьбы, воздерживаться — от внутренних страстей и соблазнов. Мне кажется, такого рода жизненной философии можно придерживаться, вообще ничего не зная о стоицизме. Не нужно читать Эпиктета, чтобы стремиться быть человеком железной воли и прямого ума. Это качества характера, которые разлиты в западной цивилизации, в том числе благодаря работе стоиков. Но стоицизм не сводится к лозунгам, он что-то гораздо большее.

Не поймите меня неправильно: я обожаю римских стоиков, каждый из них обладает непередаваемым тоном. Марк Аврелий подкупает суровой искренностью: видишь уставшего мужика за полтинник, он писал свои записки на фронте.

Сенека — восхитительный писатель, один из величайших стилистов в истории философии, его трактат «О благодеяниях» я считаю вершиной всей стоической мысли. И все же во многом дошедший до нас римский стоицизм — неполная версия греческого, разодетая в красивую одежку. Это не делает римских авторов проще, наоборот, при их чтении нам приходится восстанавливать много контекста.

При этом я не хочу критиковать современный стоицизм, под моей редакцией вышло несколько посвященных ему книг. На определенном этапе знакомства с философией эти книги могут помочь, но не стоит на них зацикливаться. Мне, например, помогла лучше почувствовать стоическую философию книга американского философа Уильяма Ирвина «Радость жизни», которую я прочел с подачи Кирилла [Мартынова] лет десять назад. Но второй раз я ее никогда не открою, а античных авторов буду перечитывать до конца жизни.

У авторов, пишущих под брендом современного стоицизма, есть сильный крен в сторону селф-хелпа и психотерапии. В принципе, эллинистическая философия всегда предлагала средства для самотерапии, но в XXI веке это наложилось на эффективный маркетинг и модные духовные тренды. Западные бобо насытились микродозингом и випассаной и схватились за переоткрытый стоицизм. Какие-то умники из Кремниевой долины уже окрестили его «персональной операционной системой», — акцент на первом слове симптоматичен.

Конечно, стоицизм был очень тонкой индивидуалистической философией, в том смысле, что он ставит личное самосовершенствование во главу угла. Однако если вы делаете на этом особенный акцент, вы оставляете в стороне социальное измерение. Начиная с Сократа забота о себе и забота о других были в античной философии двумя сторонами одной монеты.

Недавно на презентации новой книжки Пильюччи на Красной площади мы как раз обсуждали это с Кириллом, я совершенно согласен с ним: в селф-хелпе нет ничего плохого, если он начинается и заканчивается идеей сообщества, внутри которого вы этим селф-хелпом занимаетесь. Гораздо хуже, что золотую жилу почувствовали так называемые инфоцыгане, продающие успешный успех. Я уже видел в рунете сайт в таком духе: Марк Аврелий стоит в окружении надписей KPI, мастер-классы по стоическому увеличению дохода за семьдесят тысяч рублей или около того. Впрочем, это мотыльки-однодневки, долго хайповать на стоицизме у них не получится.

«Даже Сенека в молодости пробовал, а ты до сих пор нет»

— Два года назад ты основал московскую Стою, что это такое?

— Когда я готовил интервью с Пильюччи, он рассказал мне о сайте The Stoic Fellowship, объединяющем стоические сообщества по всему миру. Никого из России там не было, поэтому я решил разнообразить представленную на сайте стоическую географию. Тогда коллектив сайта Modern Stoicism как раз только пришел к формату Stoicon-X — подобных основному «Стоикону» локальных микроконференций. Я зарегистрировал сообщество с мыслью провести что-то такое в Москве и посмотреть, что из этого получится.

Никакого плана действий у меня не было, я просто предложил поучаствовать нескольким знакомым и незнакомым историкам античной философии. Без особой надежды, потому что в России вытянуть ученого из академии на неакадемическое мероприятие не так легко. В результате согласилась замечательная исследовательница стоицизма Полина Гаджикурбанова, за что ей большое спасибо.

Когда я ехал в «Фаланстер», где мы это проводили, я был уверен, что мы там сейчас будем сидеть втроем друг напротив друга с Полиной Аслановной и Кириллом. К моему удивлению, книжный был набит битком, пришло человек пятьдесят, после докладов завязалась оживленная дискуссия. В этот момент я окончательно понял, что стоики уже давно не только мое полумаргинальное увлечение, а предмет интереса гораздо большего круга людей.

Само сообщество московской Стои по большей части виртуальное. У нас есть чат в телеге, там постоянно происходят какие-то дискуссии, но я еще не понял, какое офлайновое воплощение это может получить. Возможно, когда-нибудь мы организуем ридинг-группы или образовательные курсы, но пока что на это не хватает времени. Скорее, я мыслю ежегодными «стоиконами», мне хочется поставить это мероприятие на рельсы и постепенно развить его до полноценной конференции о стоицизме в частности и эллинистической философии в целом. В прошлом году нам пришлось провести его в зуме, мне особенно понравился доклад филолога-классика Ольги Алиевой о том, как стоики комментировали Гомера и трагиков.

Последнее крупное мероприятие, которое я организовал в рамках нашего сообщества, — это беседа с уже упоминавшимся Тони Лонгом. Я переписывался с Массимо по поводу презентации его книжки и мимоходом спросил, не поможет ли он организовать интервью или беседу с Лонгом. Конечно, ни на что особо не рассчитывая. Лонг — ученый с мировым именем, одна из первых статей у него вышла в 1963 году, ему уже 85 лет. Он сделал невероятно много для реконструкции оригинального учения греческих стоиков. Каково же было мое удивление, когда буквально на следующий день он сам написал мне и согласился поучаствовать в дискуссии. Пока мы переписывались, договариваясь о темах беседы, я думал, что в этом есть что-то от стоического космополитизма: профессор-эмерит Беркли из Англии с подачи нью-йоркского философа, выросшего в Риме, пишет какому-то недоучке в Москву, чтобы обсудить, что самое забавное, в том числе стоический космополитизм.

У Лонга есть хороший ответ, к какой философской школе он принадлежит. В английском есть удобное различие, которое пригодилось бы и в русском, между a stoiс, человеком стоического склада, и a Stoic, античным философом-стоиком. Так вот, Лонг отвечает:

На мой взгляд, это самое трезвое отношение к античному наследию — все школы могут дать что-то свое, воспринимать их нужно в совокупности.

— Стоицизм зачастую ассоциируется с самодисциплиной, он как-то изменил твою жизнь в этом отношении?

— В чем-то я был стоиком, еще не прочитав стоиков. Лет в 12 у меня диагностировали диабет I типа, я много лежал в больницах. Мне запомнилась процедура по проверке работоспособности поджелудочной железы: лежишь с бабочкой, раз в полчаса у тебя берут пробирку крови, и так полдня. Могу приукрашивать, но для юного сознания весь этот больничный опыт был довольно тяжелым. После больниц ты выходишь уже другим человеком, для которого самоконтроль становится необходимым элементом выживания: ты должен постоянно внутренне отслеживать свой уровень сахара, чтобы не бахнуться в кому и не забиться в конвульсиях. Это научило меня азам самодисциплины гораздо больше, чем любая стоическая книжка. Хотя стоики, конечно, помогли подвести под личный опыт теоретическую базу.

Если говорить о непосредственном влиянии, то несколько лет назад я лежал в ванной и перечитывал письма Сенеки. В одном из них он вспоминает, как в юности ходил к пифагорейскому учителю, который подсадил его на вегетарианство. Это одна из главных пифагорейских практик, поскольку они верят в переселение душ, в том числе в животных. Я подумал: «Даже Сенека в молодости пробовал, а ты до сих пор нет».

Я вышел из ванной, нарезал какую-то курочку, лежавшую в холодильнике, и отнес котам, которые у меня тут неподалеку на заводе живут. С тех пор дома я ничего мясного для себя не готовил, хотя несколько раз в гостях позволял себе съесть какой-нибудь вкусный бараний шашлык. Угрызений совести я из-за этого не испытываю: я придерживаюсь вегетарианства не по этическим, а аскетическим соображениям, а аскезу иногда необходимо нарушать.

— Почему, на твой взгляд, произведения античных авторов остаются актуальными до сих пор?

— В этом плане я платоник. Я убежден, что некоторым философам удалось достичь платоновских небес идей, то есть раскрыть вечные истины о мироздании и нас самих. И они будут оставаться истинами сколько угодно. У меня нет никаких сомнений в том, что даже на закате человеческой цивилизации, когда Солнце будет угасать, кто-нибудь присядет почитать платоновского «Федона» и докумекает до чего-нибудь нового и необыкновенного, как минимум для себя. А если повезет, то и для всех. Я следую максиме нашего великого антиковеда Фаддея Францевича Зелинского: не норма, а семя. Античность — это неиссякаемый источник идей, которые будут оплодотворять каждое поколение по-новому.

В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.

В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!