Памятник своей беде
«Мой отец Буружев Осман Амиевич, мой брат Буружев Дауд Османович, мой брат Буружев Ибрагим Османович, мой брат Буружев Хизир Османович, мой дядя Буружев Магомед Амиевич, мой двоюродный брат Буружев Абдул-Азит Магомедович. — Ханифа Буружева показывает имена на памятнике, поясняя степень родства. — И моя тетя, здесь букву недописали, опечатка: Буружева Мадинат Амиевна». Все эти люди считаются пропавшими без вести. Мы встречаемся с Ханифой Буружевой у Мемориала жертвам событий осени 1992 года. Мемориал был открыт в 2014-м при въезде в Назрань. Памятник посвящен осетино-ингушскому конфликту в Пригородном районе. Этот вооруженный конфликт возник из-за исторически обусловленного спора по поводу земель Пригородного района. Территорию мемориала обрамляет полукруг вечнозеленых туй. Напротив маленькой мечети три черные стелы: две — в память о жертвах конфликта. Всего 378 фамилий. На центральной стеле 192 фамилии пропавших без вести: 152 человека пропали в дни конфликта, другие исчезновения произошли в последующие годы в том же районе. На одинаковых надгробиях с полумесяцем только имя и год рождения. Даты смерти нет, эти могилы пусты. Ежегодно здесь проводятся встречи: 30 августа — в День памяти пропавших без вести, и 30 октября — в годовщину конфликта
I
С 1922 года территория Пригородного района входила в Ингушскую автономную область, с 1934-го стала частью образованной Чечено-Ингушской АССР. Спустя 10 лет, в 1944 году, после депортации чеченцев и ингушей, район вошел в состав Северо-Осетинской АССР. В 1956 году национальная автономия чеченского и ингушского народов была восстановлена, однако Пригородный район остался в составе Северной Осетии. В апреле 1991 года Верховным Советом СССР был принят закон «О реабилитации репрессированных народов», который предусматривал среди прочего территориальную реабилитацию. Обстановка в Пригородном районе и так была непростой, а в конце октября 1992 года вылилась в вооруженный конфликт.
Семья Ханифы Буружевой жила в селе Октябрьское Пригородного района. Когда послышалась стрельба, никто не рискнул покинуть дом, даже скотину не кормили. Утром 3 ноября мама Ханифы решилась увезти из дома невестку с внуком и двух своих сыновей. Это спасло им жизнь. Ханифа вспоминает, что мама вернулась уже на следующее утро: «Она рассказывала, что не могла отличить, где человеческая кровь, потому что повсюду во дворе лежали отрубленные головы кур и индюков». Дом был разграблен мародерами, никого из оставшихся мужчин не было.
года. Назрань, Ингушетия
Семья Ханифы не единственная, кто в те дни не знал ничего о судьбе своих близких. В ожесточенных вооруженных столкновениях, которые длились пять дней, сотни семей потеряли родных. Тогда же родственники пропавших стихийно основали «Комитет содействия поиску заложников и без вести пропавших». Все эти годы его возглавлял Аюп Цуров, 11 родственников которого числятся пропавшими без вести. Всю жизнь Аюп надеялся найти их и похоронить останки. В мае этого года его не стало. Никого из членов его семьи найти так и не удалось.
II
«Мы не имеем права забывать горькие уроки истории и должны сделать все, чтобы в нашей стране больше не было таких трагедий, чтобы человеческая жизнь всегда оставалась наивысшей ценностью, а насилие против личности и идеологическая нетерпимость больше никогда не повторились», — сказал на открытии мемориала бывший президент Ингушетии Юнус-Бек Евкуров.
Место для мемориала было выбрано неслучайно: те, кто погиб в октябре 1992 года, похоронены здесь же, на национальном кладбище «ГIоазот кашмаш». Мама Ханифы завещала, чтобы и ее похоронили там: «Если моих мальчиков здесь закопают, я хочу быть рядом». Когда по горячим следам проводились первые опознания, женщина надеялась, что никого из ее родных не окажется среди погибших, но всю оставшуюся жизнь горевала, что так никого и не нашла.
В 1998 году в соседней Чеченской Республике генерал Александр Лебедь договорился с Ахмат-Хаджи Кадыровым о совместном розыске пропавших без вести лиц, в том числе военнослужащих. Так была основана межрегиональная общественная организация «Миротворческая миссия имени генерала Лебедя». Сейчас ее возглавляет член Совета по правам человека Александр Мукомолов. В 2009 году при содействии миссии на национальном кладбище эксгумировали 20 неопознанных захоронений. Тогда удалось установить имена девяти человек: восьми ингушей и одного осетина — Эльбруса Цохоева. Его останки были переданы родным в Северной Осетии. Похороненные в остальных 11 могилах так и остались неопознанными: их останки не подлежали ДНК-экспертизе. Эти надмогильные плиты окрашены в желтый цвет, надпись на одной: «Неизвестная обезглавленная женщина 50–55 лет. Похоронена 13.12.92 г.».
III
Тогда же, в 2009 году, по инициативе Юнус-Бека Евкурова и благодаря работе «Миротворческой миссии» в Ингушетии появилась база данных родственников без вести пропавших. Над ее созданием работали специалисты военной лаборатории Ростова-на-Дону — одной из ведущих идентификационных лабораторий в стране.
Родственники пропавших без вести с обеих сторон — и с ингушской, и с осетинской — сдали образцы крови. В таких случаях эксперты советуют использовать для сопоставления образцы, взятые у детей и родителей. После молекулярно-генетических исследований составляется профиль ДНК, и на его основе родственнику пропавшего выдается генетический паспорт. Паспорт действует бессрочно и будет необходим на случай обнаружения останков и их последующей идентификации. Всего в Ингушетии было выдано более ста генетических паспортов.
Если останки будут обнаружены, их надлежащим образом соберут, а затем направят на анализ, в ходе которого эксперт ответит на основные вопросы: являются ли останки человеческими? имеют ли останки отношение к рассматриваемому конфликту или бедствию? скольким лицам принадлежат собранные останки? кто эти лица? каковы их имена и фамилии? какова причина их смерти?
Посмертные данные включают в себя не только общую информацию об останках (возраст, пол, рост), но и медицинские сведения, например стоматологические. Особые приметы останков: признаки старых переломов костей или следы хирургических операций, состояние зубов и признаки стоматологического вмешательства, пломбы; наличие травм и посмертные повреждения останков, как умышленные, так и случайные. К посмертным данным также относятся одежда и личные вещи, найденные при останках. Всю эту информацию сопоставляют с прижизненными данными пропавшего.
Психологи, специализирующиеся на психотравме родственников пропавших без вести, отмечают, что человек вынужден жить в ситуации постоянного ожидания: либо известия о смерти, либо возвращения домой. Легче может стать, только когда прояснится судьба пропавшего. Когда можно будет оплакать и достойно проститься, захоронить согласно принятой традиции.
В Ингушетии, если нет препятствий, умершего мусульманина хоронят в день его смерти или на следующий день в его родовом селе. Многие из тех, кто живет за пределами республики, часто завещают семье похоронить их на родной земле. При входе на территорию ингушского кладбища напоминание: «Мир вам! О верующие, обитающие на этом кладбище! Поистине, мы тоже присоединимся к вам, если будет угодно Аллаху. Я прошу у Аллаха благополучия для нас и для вас».
IV
Осенью 1992 года семье Руслана Ахильгова удалось спастись: они смогли уйти вместе с другими жителями Пригородного района через Джейрахское ущелье по сложному горному маршруту, который в Ингушетии называют «Дорогой жизни». В течение двух недель по узким тропам Скалистого хребта и Ассинского ущелья из зоны военных действий выбралось, по разным оценкам, около 40 тысяч человек.
На основании специального распоряжения первого президента Ингушетии Руслана Аушева для семей вынужденных переселенцев построили временные бараки из фанеры. Журналист Юлия Ахмедова в материале «Таких дел» «Мы не знали, что уходим на всю жизнь» описывает бараки так: «Зимой здесь холодно, а летом невыносимо душно. В каждом по 20–25 комнат и общий коридор, удобства на улице. При возведении никто не думал, что люди проживут здесь почти 30 лет. За это время стены покосились, разбухли, и со стороны эти строения похожи на толстых длинных червяков, которые случайно оказались на земле, где им нет места».
В одном из таких бараков в 2003 году умерла 103-летняя Базейх Ахильгова, бабушка Руслана по отцу. Здесь же умерли его родители, Магомет и Мадина Ахильговы. Руслан пообещал им, что сможет вернуть дом в поселке Южный, и слово свое сдержал. Принципиально отказавшись от жилищного сертификата, который в качестве компенсации предложили семьям, лишившимся жилья, Руслан до сих пор остается в статусе вынужденного переселенца.
Сейчас Руслан живет в бараке вместе с младшим братом Ибрагимом. Ибрагим тяжело болен с детства, Руслан взял на себя всю заботу о нем и помогает брату справляться с приступами эпилепсии. Начав судебную тяжбу в 1996 году, Руслан смог вернуться в свой дом только в 2017-м. За это время дом обветшал и стал непригодным для жилья. Возвращаться Руслану и Ибрагиму некуда.
Среди разбитых стекол и кирпича на первом этаже дома Руслан неожиданно находит пару сапог. Когда-то они принадлежали его отцу Магомету, который и построил этот дом. В 1992-м Магомет Ахильгов покидал дом второй раз в жизни, первый — в феврале 1944 года.
V
Ранним утром 23 февраля 1944 года чеченцев и ингушей выселили из их домов и отправили в Казахстан и Киргизию. Депортация народов была одной из форм сталинских репрессий в СССР — семьям давали совсем немного времени на сборы и в грузовых автомобилях довозили до ближайших железнодорожных станций. Там людей пересаживали в товарные крытые вагоны с одним окном и раздвижными длинными дверями. Никаких условий там не было — обычно так перевозили скот.
Очевидцы вспоминают, что в каждом вагоне было по 40 человек и больше. В пути, занявшем больше двух недель, ни о какой медицинской помощи не могло быть и речи. Всего на территорию Казахстана и Киргизии выселили, по разным данным, от 500 до 650 тысяч человек. Четверть из них не пережила депортацию или скончалась вскоре после нее. Чечено-Ингушская АССР была упразднена.
В 1957 году, спустя 13 лет после депортации, правительство СССР восстановило Чечено-Ингушетию, а «спецпереселенцам» было позволено вернуться домой. За эти годы многие села и аулы перестали существовать: жителям некуда было возвращаться. Многие семьи так и остались жить в Казахстане. Народные ремесла исчезли, от традиционных предметов быта, одежды, оружия остались лишь редкие образцы. Ценные предметы материальной культуры развезли по музеям, в экспозиции которых маркировались «предметами быта Кавказа».
Трагическая участь постигла и чурты — надгробные памятники. В годы депортации чурты использовали в качестве строительного материала вместо жженого кирпича, бетонных столбов, плит и камня. В сельских районах республики часто находили и до сих пор находят обломки чуртов, выложенные в качестве дорожного полотна, постаментов для памятников революционерам и государственным чиновникам или использованные как часть фундамента для хозяйственных строений на фермах и при строительстве ГЭС. Сейчас уже невозможно установить, какой государственный орган отдал такое распоряжение.
В 1990 году в газете «Ингушское слово» были напечатаны воспоминания Губани Ведзижевой: «Я родилась в селе Плиево и отсюда еще ребенком была сослана в казахстанские степи. Возвратилась на родину в 1957 году. Я не буду рассказывать о страданиях и унижениях, перенесенных нашим народом в те годы. Страшно вспоминать не только ссылку, но и наше возвращение домой. Наше кладбище было разрушено. Из надмогильных плит полностью сооружены склад № 3 плиевского хлебоприемного пункта и клуб в селе Плиево. Среди надгробных камней, из которых сложены стены склада, я нашла надмогильную плиту моего отца Осканова Эди Осиевича. Надо ли писать, в каком состоянии я была тогда? Работать там я больше не могла».
VI
Спустя месяц после депортации, в марте 1944 года, в состав Северо-Осетинской АССР передали несколько районов: Ачалукский, Назрановский, Пседахский, Пригородный, также город Малгобек. В советский период основой экономики Малгобека была добыча нефти. Нефтяное месторождение было открыто здесь в 1915 году, разработка началась спустя 20 лет. Из-за бессистемной работы нефтедобывающих предприятий в одной из станиц Малгобекского района — Вознесенской — возникла угроза оползней. Многие жители были вынуждены покинуть село, дома начали постепенно разрушаться.
В 1946 году в станице построили школу, а напротив двухэтажный дом — общежитие для учителей. Фундамент общежития был скрыт толстым слоем штукатурки. В девяностые годы обнаружить то, что скрывалось под ним, удалось случайно: играя с котенком, мальчик полез за животным и, случайно увидев характерные орнаменты, прибежал к родителям с криком: «Кашмаш! Кашмаш!» («Кладбище! Кладбище!»). Оказалось, что в основании бывшего общежития были использованы надгробия, предположительно привезенные с кладбищ соседних сел — Верхних и Нижних Ачалуков.
Ребенок, обнаруживший надгробия, — сын Мухарбека и Фатимы Хадзиевых. Как и Руслан Ахильгов, Хадзиевы — вынужденные переселенцы из Пригородного района. Осенью 1992 года погиб отец Мухарбека Алаудин Хадзиев, 1915 года рождения. Старший брат Макшарип пропал без вести 4 ноября 1992 года.
Некоторые из надгробий Мухарбек Хадзиев смог достать из фундамента. Тяжелые камни остаются во дворе. По мнению Бекхана Ваделова, одного из старейшин Ингушетии, этот дом должен служить напоминанием подрастающему поколению: «Предлагаю закрепить дом за музеем. Его нельзя сносить, нужно оставить в былом виде. Дом — живой свидетель варварства».
После всех потрясений, которые выпали на долю этой семьи, страшная трагедия случилась спустя два года после вооруженного конфликта. 19 мая 1994 года во Владикавказе пропала без вести племянница Мухарбека — школьница Лида Хадзиева. Ей было 16 лет. Найти ее так и не удалось. В списке на центральной стеле ее имя 148-е. Каждый год отец Лиды приходит к Мемориалу жертвам событий осени 1992 года. Придет и сегодня — в День памяти пропавших без вести.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам
