Жить уязвимый путь
Меня зовут Надежда Бочкарева, мне 34 года. Я живу в городе Новосибирске и занимаюсь больничной клоунадой. Работаю в разных отделениях — от педиатрии до онкологии и паллиатива. Больничная жизнь такая же, как и за стенами казенного учреждения, — это важно понимать. И клоун, как любой другой человек, не только про позитив и улыбки, но и про всю палитру жизни, где есть и растерянность, и гнев, и печаль. Клоун — про игру с разными эмоциями и состояниями. Наша работа — не про спасение людей, этим занимаются доктора. Мы — про поддержку и изменение эмоционального фона. Клоунада очень помогает в воспитании детей, когда ты как мама можешь посмотреть на своего ребенка глазами клоуна, почувствовать его через игру, уязвимость, тонкость. Посмотреть на ребенка как на нечто идеальное, которое не требует какого-то изменения, а тем более отторжения. И я многому учусь у своей семилетней дочери Ясны. С опытом я осознала, что клоунада — это жизненный путь, это искусство уязвимости, и я живу этот уязвимый путь. Вот уже 11 лет
В 2021 году я окончила сразу два вуза: технический, по специальности «средства связи с подвижными объектами», и педагогический — «режиссер любительского театра».
Клоунада вошла в мою жизнь неожиданно, в период взросления и поиска идентичности. Конец института, определение профессии. Мне был 21 год, у меня было свое маленькое агентство по проведению детских праздников. Но однажды случайно в интернете я наткнулась на ролик, где пара клоунов работала с детьми в одном из московских хосписов. Меня так зацепили игра и чуткость ребят, которые работали, что я поняла: вот оно! И ровно год после этого мы вдвоем с партнером каждую неделю ходили волонтерами работать клоунами в детское онкоотделение новосибирской городской больницы.
Параллельно с клоунадой я продолжала свое образование — пошла учиться на коуча. Это такой специалист, который помогает людям на пути изменений разобраться со смыслами, перевести их из мира желаний в мир действий и навыков.
А год назад я освоила профессию доулы смерти — человека, который работает с умирающими людьми и их близкими, помогает им пройти этот сложный путь. Мне было интересно и важно освоить именно этот навык, потому что, как у больничного клоуна, у меня был опыт работы в паллиативном отделении и мне захотелось глубже исследовать тему смерти.
Сейчас я учусь на соматического терапевта. Но больше всего времени посвящаю обучению клоунаде у европейских и российских тренеров.
Я люблю природу, человеческий контакт, состояние, когда «всё так». Люблю, когда можно не спеша жить — это для меня большая ценность и редкость, — а еще путешествия и творчество.
Не люблю непрошеные советы, формальность и синтетическую одежду.
* * *
В 2014 году мы с единомышленниками открыли НКО «Больничные клоуны НОС». И с тех пор стараемся создавать комфортную игровую среду для маленьких пациентов Новосибирска. Мы организуем визиты больничных клоунов и педагогов-организаторов, которые занимаются с детьми творчеством, в том числе росписью стен в больницах, обустраиваем игровые комнаты. Еще наши клоуны ходят на дом к деткам с ограниченными возможностями здоровья и паллиативным статусом, а также в дома милосердия к пожилым людям.
С самого начала на тренингах мы исследовали перформативные практики — контактную импровизацию, позже — плейбэк-театр, затем стали приглашать на мастер-классы тренеров по обучению не только больничной, но и простой клоунаде. Постепенно для меня слово «клоунада» стало расцветать новыми необыкновенными красками. Оказалось, что клоунаду можно применять не только в больнице, а везде: в работе с родителями, в бизнес-сообществах, в метро, да хоть в магазине — везде, где есть люди и возможен контакт между ними.
Визит в больницу клоунов называется «выход». В среднем каждый выход длится полтора-два часа. Задача больничного клоуна — расслабить и вовлечь маленьких пациентов в игру, в творчество, создать атмосферу игры всех со всеми, разрешить всему случиться.
«Всему есть место, всему есть игра» — такая установка живет внутри меня и нашей команды.
* * *
Клоун в больнице начинается не с яркого костюма, парика или красочного грима, а со взгляда. Устанавливая зрительный контакт, соединяясь взглядом с ребенком, клоун чувствует, что сейчас уместно, а что нет. Достаточно просто войти в палату и внимательно начать смотреть, обвести ее взглядом. И иногда вместо фокусов и игр просто ничего не делать. Это, на самом деле, самое тонкое и трудное «делание» — ничего не делать.
Вообще, если детям дать простор, выстроить с ними контакт, они будут сами формировать комфортное им пространство. Например, в один из выходов мы надули перчатку — это была импровизированная курица, которая летала по всей палате, а потом она стала выменем коровы, а потом чем-то еще, и все это придумали сами дети, так нафантазировали.
Выходы всегда все разные: иногда все проходит очень живо и смешно, а иногда — спокойно и неспешно. Могут быть звуки, песни, которые рождаются на ходу, могут быть неловкие ситуации: чем более клоун неуклюж или выглядит неумехой, тем лучше. Мы работаем с теми эмоциями и чувствами, которые есть в данный момент, и только через искренность и честность.
Мы специально тренируем «глупость» и «наивность», не наигрывая их, а исследуя внутри себя. Пытаемся обнаружить, откуда в человеке рождаются эти качества.
В обычной жизни считается, что сглупить, оплошать, быть нелепым плохо, но это случается с каждым из нас. Ошибаются все — и тут же чувствуют себя глупо и уязвимо, стараются скрыть это, а для клоуна любая ошибка — подарок. Клоун «играет», в этом процессе появляются ошибки, и они могут стать топливом для продолжения «игры». Ведь клоунада — это часть театра, при этом клоун существует не по законам актерского мастерства, а в реальной плоскости.
Например, как-то в больнице мы «играли» с мамой, которая укачивала маленького ребенка. Именно для нее мы «играли» «укачивание мамы», потому что мама всех качает, а маму — никто. И видели, как ей это помогало.
* * *
Сейчас, спустя годы, я могу сказать, что клоунада для меня — это искусство уязвимости, искусство обнаруживать свои потаенные места и, не боясь, играть с ними, открывать себя через контакт с другим человеком.
«Клоун — это я в игровом состоянии» — существует такая установка, помогающая возвращаться к смыслу клоунады. Какой этап жизни мы проживаем, таким и будет наш клоун, таким он будет открываться миру. А отправная точка для игры — это честность с самим собой.
Клоун — это всегда про встречу: клоуна и зрителя, клоуна и партнера, клоуна и детей в палате, клоуна и самой среды, например медицинской, образовательной, творческой или любой, где уместен клоун — а мне кажется, что клоун везде уместен, зависит все от его проводимости, умения «играть».
Клоун — это еще и внутренняя встреча всех частей человека, который осмеливается надеть маленькую маску. Эта маска снимает все другие, привычные маски и позволяет клоуну зайти в этот мир, где всему есть место, есть время.
А если подбирать телесную метафору к клоунаде, я бы сказала, что клоунада — это про соединительную ткань, про фасции, которые в теле соединяют всё со всем.
* * *
Через призму клоунады я как мама могут быть берегами, руслом для этого хрупкого, пробивающегося ручейка, моего ребенка, давать ему устойчивость, веру, опору и знать, что он обязательно расширится в свои собственные огромные воды. И у него точно есть свой отдельный путь, свое предназначение.
Я многому учусь у своей семилетней дочки Ясны. Наблюдаю за ней, вижу ее детскую непосредственность, не ломаю ее, не стараюсь натянуть на нее «взрослость». Она проходит свой путь, она автор своей жизни, и я верю ее авторству, а если где-то нужно, конечно, подставляю плечо.
Ясе нравится, что ее мама — клоун. Она очень любит весь этот движ, ей нравится принимать участие в наших рабочих, тренинговых встречах, когда мы готовим показы или перформансы, ей нравится учиться. Она вместе с другими ребятами ходит в мою клоун-студию для детей, и это ее поддерживает как высокочувствительного ребенка. Это бережное пространство, в котором можно раскрываться постепенно, не сразу идти в коммуникацию, пространство, где не нужно соревноваться, где можно просто быть собой.
* * *
Занимаясь клоунадой, мы привносим игру и в свою жизнь. Мы учимся легче относиться к ошибкам и неудачам. Чтобы «играть», нужно быть легким, динамично устойчивым, пропускным — и в то же время в контакте с действительностью.
Но, опять же, я не скажу, что я тот человек, который постоянно «играет». Я очень простая, чаще уставшая (смеюсь), не пытающаяся что-то изображать. И с усталостью, и с другими эмоциями я тоже учусь «играть». «Игра» в клоунаде — это точно не про «изображать» — это про «жить из своей собственной правды». Скилл «играть» с этим — большая сила, большой ресурс, который не раз выручал меня в самых разных ситуациях. Например, я постоянно опаздываю везде. Раньше, когда такое случалась, я старалась скрыть неловкость от своего опоздания. Сейчас иногда, если это уместно, могу проявить свой провал и прийти как победитель провала, люди смеются — я дышу.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам
