Скарлетт О’Хара из Сергокалы
Теракт 23 июня стал крупнейшим в Дагестане со времен окончания чеченских войн. Власти давно отчитались о ликвидации вооруженного подполья в республике. Социологи утверждают, что для противостояния нет ни социальной, ни материальной базы. Но все же теракт произошел. И устроили его выходцы из одного из самых светских районов республики
Розовый Сталин
Полицейских в Сергокале обстреляли недалеко от арки в центре села, украшенной синим плакатом «Сергокалинцы против экстремизма, терроризма и наркотиков». Случилось это вечером 23 июня, когда пятеро боевиков устроили теракты в Дербенте и Махачкале. Среди нападавших оказались бывший глава местного отделения «Справедливой России» Али Закаригаев и Осман Омаров, сын главы района Магомеда Омарова.
За аркой, в небольшом парке, высится памятник Магомеду Нурбагандову. Этого полицейского в 2016 году неподалеку от родной Сергокалы убили боевики. Перед смертью ему приказали обратиться к коллегам с призывом уходить из органов МВД. Вместо этого Магомед произнес: «Работайте, братья!»
Позади Нурбагандова стоят два бюста: белый Ленин и Сталин из розового гранита. Изображения усатого вождя в Дагестане давно перестали быть редкостью, но это было одним из первых. Районные коммунисты установили его в 2009 году. Памятник был в селе еще при жизни «отца народов». После развенчания культа личности его убрали, но не выбросили, а спрятали в запасниках. Решили, что когда-нибудь времена снова изменятся, и оказались правы. Гладкий, отполированный Сталин выглядит как новенький, только по лицу змеится трещина от лба до шеи.
На одной двери здания районной администрации буква Z, на другой — V, сверху — копия Знамени Победы с серпом и молотом. Внутри — плакат с хадисом из сборника аль-Бухари: «Убийство одного невинного человека перед Аллахом подобно убийству всего человечества».
Через полтора дня после терактов кабинет руководителя администрации пустует. Магомеда Омарова накануне арестовали — якобы он ругался матом посреди улицы. Тем же вечером глава республики Сергей Меликов сказал, перефразируя Сталина: «Отец за сына отвечает». Через десять дней чиновника выпустят и тут же арестуют снова, уже по финансовой статье, предположительно, за трудоустройство мертвых душ в районную газету «К изобилию». Ее офис в управлении образования закрыт, сотрудников нет.
С заместителем Омарова хмуро беседуют люди в штатском.
— Хорошо у вас было, говорите? В США тоже все было хорошо, а потом две башни упали.
Чиновник районной администрации, пожелавший остаться неизвестным, поначалу отказывается от комментариев. Оживляется он, лишь когда речь заходит о бюстах вождей.
— Для 90% наших жителей идеал — Сталин. Мы самый атеистический район! — горячится он. — Когда мечеть строили, говорили: «Какой большой спортзал!»
За администрацией притулился двухэтажный кирпичный дом с облупившейся побелкой и серпом и молотом на фронтоне. На верхнем этаже — драмкружок, на нижнем — библиотека. Посетителей нет, сотрудницы обсуждают теракт — и не понимают, как выходцы из села совершили такое страшное преступление. Ведь они их помнят еще детьми.
Заведующая абонементом Мариям Магомедова — темноволосая и черноглазая женщина лет пятидесяти. Осман Омаров, предположительный глава террористов, учился у ее матери, Али Закаригаев — вместе с ее сыном. По словам Магомедовой, он был «прекрасный мальчик, на золотую медаль школу закончил».
Мариям недоумевает, как эти «нормальные дети», впоследствии ставшие взрослыми семейными людьми, могли так измениться. Ведь район был такой культурный, светский, с большим числом коммунистов. Сама она с советских времен хранит партбилет, а дома на стене повесила портрет Сталина.
— Это история. От нее никуда не денешься, — объясняет Магомедова свое отношение к вождю. — Может, в то время так должно было быть. Сейчас тоже что-то такое происходит — и тоже останется в истории. Нельзя помнить только злое.
Мариям задумывается на пару секунд.
— Вот и эти ребята — я прекрасно их помню хорошими, — внезапно возвращается она от Сталина к убитым террористам.
В библиотеке Магомедова начинала работать в молодости. Потом стала юристом, 20 лет провела в суде. К первой профессии вернулась только в прошлом году: «Бывших библиотекарей не бывает». Мариям не только выдает книги, но и устраивает акции, посвященные местным поэтам, государственным праздникам, военной истории России, присоединению Крыма. Среди них особняком стоит новогодний литературный бал-маскарад. Его Магомедова делает не по инструкциям, а по зову души. Судя по фотографиям, посещают бал только девушки. На прошлом празднике они щеголяли в костюмах Буратино, Бабы-яги и даже Чарли Чаплина с тросточкой. Сама Мариям предстала в образе любимой героини — Скарлетт О’Хары.
Государствообразующий народ
Сергокала — крупный райцентр в предгорьях Дагестана. Здесь живет около 9 тысяч человек, преимущественно даргинцев. На окрестных холмах раскинулись фруктовые сады и теплицы. На въезде — кафе «Спарта», на главной развязке — самое высокое сооружение села — памятник погибшим в Великую Отечественную. Асфальт уложен качественно: через Сергокалу проходит дорога в горы. Но стоит отойти от центральной трассы, как там и тут попадаются заброшенные дома с выбитыми стеклами и обветшалые здания советских времен.
Самым интересным местом в Сергокалинском районе библиотекари называют Ая-какинское ущелье, где в 1919 году местное ополчение почти полностью перебило отряд деникинцев. Свидетель этих событий Али Султанбеков рассказывал о глухонемой горянке Перидас Багаидовой, которая заколола белого офицера кинжалом и, «окровавленная, но торжествующая, знаками пыталась показать свою победу». Партизану Кадибаганду из села Мекеги повезло меньше. По легенде, он зарубил деникинского артиллериста, надел на ствол пушки свою каракулевую папаху, крикнул: «Занято!» — и пошел дальше. Однако после боя не нашел ни орудия, ни папахи — их прибрал к рукам кто-то другой.
В 1929 году село, тогда называвшееся Дешлагаром, переименовали в Коркмаскалу — в честь Джелал-эд-Дина Коркмасова, кумыкского дворянина, учившегося в Сорбонне и ставшего впоследствии председателем дагестанского Совнаркома. В 1937 году его расстреляли, и селу спешно дали новое название — в честь Серго Орджоникидзе, который к тому времени скончался и точно не мог уже стать врагом народа.
В марте 2024 года библиотеку посетила правнучка даргинского поэта Рабадана Нурова, сидевшего до революции в тюрьме и написавшего об этом стихотворение с гневным рефреном:
Будь проклят этот русский царь.
Пусть царский трон падет,
Пусть сгинет и богов алтарь,
И произвол, и гнет!
Как и Коркмасов, в 1937 году поэт был репрессирован — и через пять лет умер в тюрьме. Писал ли он стихи о новых застенках, неизвестно.
От Великой Отечественной в селе остались несколько монументов и улица 317-й Стрелковой Дивизии, набранной из кавказцев и погибшей в 1942 году в Барвенковском котле после неудачного наступления на Харьков.
Поздние советские годы выдались относительно благополучными. По словам Магомедовой, выходцы из Сергокалы становились академиками и профессорами, местный совхоз был миллионером. А после распада СССР стихи местных поэтов стали еще мрачнее, чем до революции.
Неужели к гибели идем мы?
Нам за что объявлена война?
Рушатся осколками вершины,
Стонет под ногами мать-земля.
В следующих четверостишиях поэтесса Патимат Аледзиева долго перечисляет жертв дагестанского противостояния с вооруженным подпольем — муфтия Сайидмухаммада Абубакарова, взорванного в 1998 году во дворе центральной мечети Махачкалы, двух министров по национальной политике, убитых в 2003 и 2005 годах, генерала Магомеда Омарова, который «с отрядами ОМОНа банды из аулов изгонял» и был расстрелян в том же 2005 году в центре столицы республики. В самом районе в то время действовал Шуайбкалинский джамаат — часть террористического объединения Вилаят Дагестан. Его последний лидер был убит в мае 2012 года.
— Сколько здесь молодых ребят погибло. Сколько в лес ушло. Начальника милиции убили наши же ваххабиты, — вздыхает Мариям Магомедова.
Хранящаяся в библиотеке книга Патимат Аледзиевой о тех временах напоминает развернутый некролог по десяткам погибших. В ее начале приведена цитата писателя Александра Проханова: «Дагестан, пожертвовав лучшими своими людьми, спас Россию. Он совершил подвиг во имя всего государства российского. Дагестан является государствообразующей страной, а дагестанцы — государствообразующим народом. Без Дагестана бы не было современной России».
«Как будто война началась»
Мариям Магомедова утверждает, что в новом веке Сергокала развивалась: здесь отремонтировали дороги, провели воду. Но тут же оговаривается, что много учреждений перенесли в другие города и села, швейную фабрику и стадион закрыли, клуб снесли. Чтобы заработать на жизнь, сергокалинцам приходится выезжать «в Россию». Двое из троих сыновей и муж самой Мариям работают на стройках.
В середине 2010-х дагестанское подполье было уничтожено. Сотни боевиков уехали на Ближний Восток и примкнули к ИГИЛ. Убийство Магомеда Нурбагандова стало одним из последних нашумевших терактов с участием «лесных». В 2017 году глава республики Рамазан Абдулатипов объявил, что «в Дагестане фактически ликвидированы все диверсионно-террористические группы».
— Победа будет за нами, потому что мы работаем, брат! — обратился он к убитому полицейскому Нурбагандову.
Улицу Сергокалы в честь Нурбагандова назвал лично глава района Магомед Омаров.
В 2020-х в селе были только малозначительные эпизоды насилия вроде нападения 16-летнего подростка с ножом в мае 2024 года на двух полицейских, которые везли его в отдел. По данным телеграм-канала Mash Gor, перед этим его двоюродных братьев «посадили за экстремизм». Но в целом тут было спокойно.
Теракт шокировал жителей Сергокалы, за восемь лет отвыкших от противостояния силовиков и «лесных».
— Я к ней и близко не подойду! Воспитала сына-террориста! — громко возмущается женщина в цветастом платке в разговоре с подругой.
Другой сергокалинец рассказывает, что большинство жителей села — близкие или дальние родственники, в том числе родители террористов и убитого ими 24-летнего полицейского Хабиба Алиева, который тоже был родом отсюда. Некоторые на семьи преступников «прямо обиделись» и перестали общаться, другие «как бы пропускают [этот факт мимо]». Есть даже немногие, кто поддерживает террористов.
Улицы села почти пусты, страсти кипят в соцсетях. Там же разлетаются и свежие видео о теракте. В одном из популярных роликов окровавленный полицейский лежит на носилках, двое силовиков ведут задержанного. Фоном звучит песня: «Уходят воевать и себя подрывать, работайте, братья, за наших ребят». Сперва непонятно, кто эти смертники, и лишь ближе к концу выясняется, что они используют «Искандеры», «Ураганы» и «Грады».
— После теракта тут много военных было. Как будто война началась, — вспоминает Мариям. — Мы на работу шли, а на улицах никого, только они стояли. Вечером уехали. Некоторых ребят забрали.
По словам Магомедовой, задержали либо прихожан «салафитской» мечети на окраине села, либо состоящих «на учете» — в списке потенциальных экстремистов, который ведут силовики. В 2016 году профилактический учет формально отменили под давлением правозащитников, но фактически он до сих пор ведется. Порой доходит до абсурда. Так, дагестанец Рамис Абубакаров, занимавшийся «обеспечением личного состава тактической группы» в Украине, случайно узнал, что числится в списках, когда ему отказали в разрешении на пневматическое оружие. Рамис попытался сняться с профучета через суд, и в феврале 2023 года получил отказ, поскольку, во-первых, учет не нарушает его права и свободы, а во-вторых, его и вовсе не существует.
Не очень хорошая стрельба
На похоронах полицейского Хабиба Алиева собрались многие сергокалинцы, в том числе и Мариям Магомедова.
— Мать его плачет, — рассказывает она. — Говорит: «Мой сын — герой…»
Родственник другой работницы библиотеки, Зубайру Алишейхов, с террористами столкнулся без оружия.
— Всего полтора месяца, как я полицейский, — объясняет Зубайру, 20-летний парень, правая рука которого затянута в ортез. — Чтобы оружие получить, надо было ехать в Нальчик в учебку.
Отправиться туда он так и не успел. По словам Алишейхова, его патруль был на продуктовом рынке Махачкалы. По рации сообщили, что на севере города «не очень хорошая стрельба».
— Поехали туда, — сбивчиво рассказывает Зубайру. — Сначала увидели гаишников. Двое уже на месте скончались. Потом террористов. Они сели в машину гражданскую, водителя высадили. Впереди были другие [полицейские] экипажи, мы тоже за ними поехали, хотели остановить [преступников]. Никто не знал, что они начнут стрелять.
В полукилометре от Свято-Успенского собора полицейские попали под автоматный огонь. Когда Алишейхов выходил из машины, впереди взорвался УАЗ «Патриот». Осколок прошел сквозь руку. Страшно, по словам Зубайру, не было — он даже толком не понял, что случилось.
— Командированный из Тюмени [Виталий Мезенцев] прикрывал меня с автоматом, потому что я безоружный, — вспоминает Алишейхов. — Забежали в детейлинг (бокс для ухода за автомобилем. — Прим. ТД). Сказал ему: «[В руку] что-то попало, я не почувствовал даже». Он посмотрел: «Нормально все, братан, не пуля». Потом вышел из этого детейлинга, и его тут же убили. И с моей роты двое пацанов погибли. Молодые, жалко очень.
Брат Зубайру сейчас в зоне боевых действий в Украине. Оттуда же недавно приехал и третий сын Мариям Магомедовой.
«Простите, девочки, но папа не вернется»
На стене в центре села висят 20 гранитных плит с портретами уроженцев района, погибших в Украине. Ни даты рождения, ни даты смерти — только имя, фамилия и лаконичная надпись «Кавалер ордена Мужества».
Библиотекари говорят, что часто беседуют с подростками о войне. Рядом с российским флагом висит плакат «Дети — за мир!». На стенде, посвященном Дню Победы, улыбаются мультяшные малыши: танкист, радист, медсестра и солдат с гармошкой.
— Мы тесно сотрудничаем с молодежной организацией при администрации, — рассказывает директор библиотеки Замира Омарова. Она обмахивается крошечным веером — день выдался жарким. — Акцию «Блокадный хлеб» вместе проводили, тематический брейн-ринг ко Дню Победы.
На видном месте в читальном зале лежит свежий, изданный в 2023 году сборник «Дагестан. Они сражаются за Родину!». Восклицательный знак словно требует принять это утверждение на веру.
Книга начинается соболезнованиями сослуживцев убитого командира отделения его вдове, сотруднице факультета дагестанской филологии ДГПУ, которая и стала автором идеи и редактором-составителем этого сборника. Следом идет публицистика: «Мой папа — бесстрашный воин», «Простите, девочки, но папа не вернется», «Погиб, защищая страну от большой войны». Самый крупный раздел — с биографиями убитых солдат. Завершается книга поэмой народного писателя Дагестана Мирзы Давыдова «Проснись, Украина!», «Письмом матери», написанным от лица солдата-дагестанца, тоскующего в Украине по хинкалу и чуду, и другими стихами:
Напрасны планы: нас вам не сразить,
Стоят, как крепость, горные вершины,
И Путина вам тоже не сгубить,
Народ сметет его врагов лавиной.
Кто может грезить лунный свет гасить?
Кто солнце будет ясным днем чернить?
— По этой книге мы проводим мероприятия в школе, — объясняет Мариям Магомедова.
Она сетует, что современных детей сложно увлечь, и с умилением вспоминает девочку, которую так впечатлило одно стихотворение о войне, что она после встречи пришла в библиотеку.
Мариям долго ищет стих, который все же достучался до сердца школьницы. Он оказывается последним. Это «В бой» поэта Эффенди Капиева, умершего в 1944 году, — единственное произведение в сборнике, написанное о Великой Отечественной войне.
Магомедова верит в победу и осуждает тех, кто отказывается ее приближать. Достается от нее и Магомеду Омарову, который осенью 2022 года посылал мобилизованных на фронт и провожал их патриотическими речами, но сыновей включать в списки не спешил.
— Наш глава администрации своих детей в Турцию зачем отправил, когда была мобилизация? — гневно вопрошает она. — А кто этого не знает?
Бывшая работница суда обводит взглядом коллег по библиотеке. Они согласно кивают.
— Это все заграница! — восклицает Магомедова. — Что хорошего они из Турций и Саудовских Аравий нам привезли?
«Самый атеистический район»
Журналист Абдулмумин Гаджиев, выходец из здешних мест, вспоминал, что Сергокалинский район «радикально светский», в нем религиозная молодежь «сталкивается с очень специфическими вызовами». Мариям Магомедова подтверждает, что район был скорее атеистическим. То, что из него вышло много радикалов, она объясняет так:
— Из одной крайности ударились в другую. Вот в Акушинском и Левашинском районах прививают любовь к религии. А у нас культурные не молились, не учили детей этому. Был бы здесь правильный ислам, [радикализма] можно было бы избежать.
Под «правильным» исламом она имеет в виду сложившийся до распада СССР и лояльный муфтияту, а значит, и власти. Ему часто противопоставляют пришедший после падения железного занавеса салафитский ислам, апеллирующий не к местным традициям, а непосредственно к Корану и сунне. Он быстро распространился по Кавказу, в особенности среди молодежи. Сейчас его адептами являются около 30% дагестанских мусульман.
Недалеко от центра села стоит магазин Firdaus — так арабы называют райские сады. Стеклянный вход с двух сторон обклеен палестинскими флагами. Продавец — с характерной «салафитской» бородой и подстриженными усами, на пальце — электронный счетчик молитв. Несмотря на разное отношение к вере, он согласен с Мариям:
— Помню, как родители боялись, когда я, ребенок, начинал Коран изучать. А человек, который знает его, не может куда-нибудь неправильно пойти. Потому что в исламе нету «убей, зарежь, взорви». А теми, кто позавчера в религию пришел, легче манипулировать.
Конфликт между светскими родителями и религиозными детьми-салафитами не редкость для постсоветского Дагестана. В лакском селении Кумух он привел к массовому отъезду молодежи. Теперь выходцы из села отзываются о старших как о потерянном поколении, заблудившемся в своем «коммунизме».
Не все противостояния заканчивались мирно. Джамаат (община) села Хаджалмахи, расположенного на дороге из Сергокалы в Кумух, в 2013 году постановил, что все салафиты должны или публично покаяться, или быть изгнанными. Обосновали это тем, что силовики «все равно их уничтожат, сюда придут большие силы, но при этом пострадают многие мирные жители». Появился «расстрельный список» с именами 33 сельчан, из которых, по словам социолога Ирины Стародубровской, девять или десять действительно были убиты. Впоследствии жители Хаджалмахи с гордостью рассказывали, как избавились от «чуждой» религии.
В Сергокале до таких крайностей не доходило, но трудно было всем. Салафиты натыкались на косые взгляды, их мечеть на окраине называли «ваххабитской». Бывшим членам КПСС тоже было нелегко, по словам Мариям Магомедовой, «привыкать к бородатым и покрытым». Но они по крайней мере старались. Розовый Сталин выглядывал из-за плеча убитого полицейского, но был почти незаметен. Теперь хрупкий баланс сил и взаимной терпимости покосился и грозит рухнуть.
На следующий же день после теракта Мариям приказала взрослому женатому сыну сбрить бороду. Длинные бороды русских классиков на библиотечных портретах ее не смущают: «Лев Толстой — нормальный человек».
Магомедова не допускает мысли, что салафиты радикализуются из-за давления со стороны власти и общества.
— Кто их зажимает? Никто! — горячится она. — Чересчур большую свободу дали этим религиозным — вот и результат. Ленин что говорил? «Религия — опиум для народа». Я категорически против этих покрытых девочек, этих бородатых мальчиков. Пусть это на законодательном уровне убирают. Нельзя давать свободу народу. Нельзя. Потому что в голове мозгов нет, чтобы отличить правильное от неправильного.
Тихая библиотекарша выпрямляется. Глаза ее мечут молнии, словно вернулось прошлое и она снова юрист в зале суда, а алый партбилет еще не превратился в музейный экспонат. В ее голосе слышны ярость, боль и обида.
— Дети учат родителей. Родители не влияют на детей. Почему? Слишком много свободы? Демократия — это хорошо, но что в нашей стране сделали с этой демократией? Перевернули с ног на голову. Есть ли она вообще?
Библиотекари молчат.
— Гласность, демократия, свобода слова, — Мариям произносит эти слова медленно, словно пробуя каждое на вкус. — Столько у нас книг о них. Что с ними делать?
Она задумывается и качает головой.
— Сейчас мы списываем эти книги. Никому они не нужны.
Это заключительный материал о двойном теракте в Дагестане, произошедшем 23 июня. Первая часть опубликована здесь.
В материале используются ссылки на публикации соцсетей Instagram и Facebook, а также упоминаются их названия. Эти веб-ресурсы принадлежат компании Meta Platforms Inc. — она признана в России экстремистской организацией и запрещена.
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Помочь нам
