Пятьдесят оттенков чистого

Павел Пензев — художник-абстракционист, работающий в технике флюид-арта (рисование жидким акрилом). До того как стать художником, он служил в армии, работал на заводе и много лет употреблял алкоголь и наркотики. Потом завязал с тем и с другим и начал создавать картины, которые сегодня выставляются и продаются в России и за границей, участвуют в благотворительных аукционах
— Знаешь, отчетливо помню момент, когда все по-настоящему изменилось: я уже полностью завязал с употреблением, работал отделочником. Еще ничего толком не знал про флюид-арт. Тогда заказчики поголовно хотели чего-то мрачного, лофтового. Бетонного и бездушного. Серость, серость, серость, — неспешно начинает рассказ Павел Пензев (Паша Яркий), бодрый ясноглазый мужчина 47 лет, встречая меня у входа в бывшую Свердловскую киностудию.
Мы поднимаемся к нему в мастерскую, расположенную под самой крышей, петляя по невыразительным, «свинцовым» коридорам мимо прозрачных микроофисов. Будто бы снова оказались в девяностых: одежда, купальники, духи, сувениры, юридические услуги, маникюр, пироги… Не пространство, а декорации к фильмам Алексея Балабанова.
— А мне, — продолжает Паша, — страшно хотелось красоты, которую я только-только начал видеть в окружающем мире. Не нравилось находиться во всем вот в этом. — Паша с улыбкой оглядывается по сторонам, делая широкий круговой жест. — Помню, пошел в магазин, купил краски. Смешал синюю с белой и сделал на стене небо с облаками. Свое, новое. Плеснул краску из стакана. Сейчас говорю это и понимаю: реально ведь как в фильме каком-то. Жутко хотелось красоты…
Взрыв на фабрике красок
У него в мастерской уютно, чисто и действительно красиво: теплый свет, баночки, холсты. Работы и на стенах, и на полу. Одна картина — спокойная, тихая: белые линии, розовые точки, золотые края. Другая — ядреная, настоящий взрыв на фабрике красок: синие, красные, желтые и фиолетовые вспышки. Тут же, рядом — икона Николая Чудотворца, которую Паша написал сам, впервые попробовав себя в иконописи. В комнате по соседству громыхает музыка: диджеи учатся крутить пластинки. Но уже через несколько минут после начала разговора кажется, что звуки — кем-то заранее подготовленный саундтрек.

— Многим, кто не в теме, флюид-арт кажется ерундой, развлечением, — с удовольствием объясняет Паша. — Я вообще в интернете все это впервые увидел, на видео. Но это не про «ой, да я тоже так смогу». Это — про внутренний мир. По тому, как человек работает с красками, как с ними обращается, можно сказать о нем очень многое.
— Например?
— Выплескивает [краску] — открытый. Выдает по капельке — замкнутый. Я могу даже нарисовать портрет в такой технике: как бы мазками, каплями, подтеками… Кстати, — внезапно говорит Паша, — посмотри на картину, которая за тобой. Нравится? Это я специально для тебя сделал, в подарок.
Я смотрю. Изображение, сотканное из алых сгустков, коричневых мазков, карминных линий, напоминает не то песочные часы, не то русло бесконечной багряной реки, не то какое-то «просроченное» сердце.


— У меня не было дедушки-художника, меня никто никогда не водил по театрам, музеям, вернисажам. Если бы мне тогда, по молодости, кто-то сказал, мол, Паша, остановись, через пару десятилетий у тебя за пять лет состоится 11 совместных и 12 персональных выставок, твои работы будут стоить по 100–300 тысяч рублей, на мастер-классы будут ломиться люди, я бы просто не поверил. Первая выставка у меня прошла в галерее «Урал-постер», вторая и третья — международные, тоже здесь, в Екатеринбурге, в галерее «Контраст». Потом я в интерьерном центре делал большую картину на 10 холстах. В Москве, в Питере выставлялся. Год назад принимал участие в выставке «Арт-Женева» в Женеве.
Сейчас у Паши уже 300 готовых работ. Говорит, что на каждую картину он тратит от трех часов до нескольких месяцев. «Хотя нет, не трачу, — поправляется он, — а провожу с ней время». Работы Паши на постоянной основе представлены в Музее современного искусства (Апатиты), в его личной мастерской и в Фонде Ройзмана.

«Мама, капец, что делать?»
— Я родился в Свердловской области в семье учителей музыки, родители начали дружить еще в училище. Потом мы переехали в Свердловск: дали новую двухкомнатную квартиру. В 1991 году мы отправились в Сысерть, в 95-м я поступил в военное училище, откуда отчислился по собственному желанию. Добровольно-принудительно.
Во времена армейской службы Паша начал курить анашу. «Алкоголь не употреблял: с ним могут спалить. А тут покурил, поржал и пошел». Однажды, сильно накурившись, едва не замерз в сугробе — спасли сослуживцы. Потом перешел на тяжелые вещества: «винт», героин: «Тогда героином буквально “закармливали”, подсаживали. Двадцать лет мне было».

— Конечно, родители знали про употребление наркотиков. Никогда не забуду — нам ехать знакомиться с тещей, мама с папой говорят: «Давай сегодня вечером… будь нормальным». А тогда уже пик, я разогнался: «Мама, говорю, все, уже капец, что делать?..» Я чувствовал зависимость, что меня куда-то тащит. В какую-то жопу. Я говорю: «Мама, да все». Она: «Да я знаю. Сынок, давай мы тебя в наркологию положим, там прокапают, пролечат, закодируют». И меня закрыли в наркологию. Половина — наркоманы. Половина — алкаши с белой горячкой.
Потом вышел, начался нормальный период. Я вообще ничего и никак [не употреблял]. У меня родился сын, которому сейчас 24 года… Знаешь, я старался семью не подводить. Ни разу в жизни жену не ударил, даже руку не поднял. У меня не было такого, что я ее обижал, еще что-то. Она видела все, чувствовала. Очень стремно. И стыдно. Мне всегда стыдно. Я чувствую свою вину. Сейчас каждый день я стараюсь как-то что-то хорошее им делать. Вообще без вопросов.
— Они ни разу тебя не упрекнули?
— Ни разу. В этом году у нас с женой юбилей — 25 лет совместной жизни.

«Свободный стакан»
— Блин, давай лучше про технические сложности флюид-арта? Схема такая: сначала мы берем ПВА и наносим его на холст. Создаем пленку. Потом берем клей, наливаем в стакан, опускаем туда две столовые ложки лака. Потом берем краску. Размешиваем, добавляем воду, доводим до состояния жидкой сметаны. Наносим основной цвет, основу, заливаем весь холст одним цветом. А потом уже наносим другие.
В этой работе важно качество клея. Клей! Смешно, да? Так вот, например, ПВА: я за первые два года перепробовал всех производителей, остановился на одном. Консистенция клея нужна вязкая, тягучая, гладкая. Краски тоже очень большую роль играют. Нужен художественный акрил —он насыщенный, дает максимум цвета.



Цвета выливаются один за другим. Есть техника «свободный стакан», есть «разлив». Флюид-арт работает на контрасте: чтобы картинка получилась, надо темный на светлый, холодный на теплый. А потом уже… в игру вступает фен.
Паша смеется.
— Обычный фен для волос, за тысячу рублей. Ты под углом начинаешь раздувать краски. Фен в этот момент — продолжение руки, кисти. Я направляю поток туда-сюда, горячим воздухом смешиваю. Руковожу. Главное — вовремя остановиться. Да…
Пауза.
— Вовремя остановиться — это главное.
Есть надежда
— Во время «жесткого употребления» я работал в похоронке, видел кучу смертей. Кто-то умер — меня оставляли держать оборону в квартире, чтобы другие агенты не «нарисовались». Много всяких случаев. Потом остановился. Никогда не забуду: мамаша, вмазанная, убила своего ребенка пятилетнего… Так, перерывчик. Тяжело.
Паша закуривает. Несколько минут молчит.
— Потом я из похоронки ушел. И — забухал. У меня какой-то щелчок случился. Не употреблял, меня переключило на время. Я устроился на завод. А потом на проходной упал. Пьяный. В 2014 году у меня случился инсульт, на какое-то время руки отнялись. Инсульт, отек мозга, еще эпилепсия — короче, это все враз как ****** [случилось].

Помню, меня привезли в «умиральное» отделение: кровать, капельница. Я понимал, что живой, но не понимал, где я. Был на автопилоте. Мама заказывала батюшку. Маме честно сказали, что сыну ****** [конец].
Звучит банально и немного киношно, но в какой-то момент я реально захотел жить. Спрашивал у врачей, мол, когда меня выпишут? А они так смотрели на меня, знаешь, типа, выпишут — но только «туда».
Паша показывает наверх, поднимает глаза.
— Через какое-то время пришел мой лечащий врач, сказал: «У тебя ремиссия, отек спал». Говорит: «Давай будь молодцом. Есть надежда, что ты отсюда выпишешься. И не в одеяле» (так обычно из палаты выносили трупы). С 2015 года я наркотики не употребляю.
Чистый
— Потом два года как в тумане. В 2017-м я взбодрился. У мамы в феврале день рождения, стою я и думаю: какой же ей подарок сделать? Пошел в центр занятости, встал на биржу труда. Иду обратно — бабушка сидит с протянутой рукой. Я ей мелочи насыпал, какая была. Иду. Метров пятьдесят прошел, в голове — чик… Сегодня же у Ройзмана прием в мэрии, я слышал. Думаю: пойду зайду, спрошу, может, работа есть какая-нибудь?

Пришел, так-то и так-то, говорю: «Бывший наркоман, сейчас у меня инвалидность». Ройзман мне: «Слушай, что у тебя с рукой?» А рука не работает практически. Он говорит: «Давай сначала, может, подлечишься, мы тебе поможем с лечением. А потом уже по работе подумаем, что-то порешаем». Я чуть не заревел. На следующем приеме Ройзман мне руку пожал и говорит: «Паша, все будет хорошо». Угу, думаю, «хорошо». Хочешь честно? Я в фонд [Ройзмана] оба раза практически умирать ходил. А мне тогда команда дала целый мешок лекарств, очень поддержала.
Потом два года были очень тяжелыми. Постоянная борьба — с собой, с организмом. А в 2019-м я создал первую картину. Случайно. Повторюсь, увидел в интернете эту технику, флюид-арт. И — бах! Но это ведь легко сказать, а вот сделать… Много месяцев просто лил краску, без цели, это была своеобразная терапия. Ничего не получалось. В какой-то день я вылил на холст остатки — думаю: ладно, конец, не буду больше этим заниматься. Все вылил, ушел. А холст чуть-чуть под наклоном оказался. Прихожу — у меня мурашки по коже, будто что-то щелкнуло, переключилось. Я начал видеть. Меня буквально в ту картину втянуло. Красота! Но в каком состоянии была комната… Все залито, непонятно какого цвета… Тогда мне пришла вот какая мысль: буду работать аккуратно. Чтобы я был чистым, чтобы после меня было чисто.

«Ревет, шумит, краску брызгает»
Паша встает рано, в шесть утра. Благодарит судьбу, что живой. Варит кофе, планирует день, ловит, как он сам говорит, идеи: «Они, идеи, приходят каждый день, их будто бы кто-то подсказывает».
— Первая персональная выставка у меня была в 2020 году, она так и называлась — «Первая». Тогда же я провел первый мастер-класс, почти случайно. В галерею приехала девушка. Заходит, смотрит на мои работы. Вот, говорю, это мои картины, я художник, начинающий. Она спрашивает: «А вы мастер-классы проводите?» Я задумался. Ну, говорю, да, провожу. Почему бы и нет? Почему бы не попробовать? А девушка спрашивает: «А когда к вам можно прийти на мастер-класс?» Мы договорились. Все прошло легко и просто, без надрыва. Она, довольная, уехала домой. Пишет вечером: «Павел, мне очень понравилось, я маме показала, рассказала. Можно мы с мамой придем?» Пришли. Потом фотограф пришел, снял ролик, сарафан запустился… Люди пошли с идеями, предложениями. Ройзман, конечно, тоже очень поддержал: написал пост про меня, выложил работы. Многие заинтересовались.

Вот какая история еще была. Пришла в галерею девушка, у нее с папой проблемы. Не могу больше, говорит. Я: «Давай мастер-класс проведу — отвлечешься, расслабишься». Мы проходим в студию. Я стену завешиваю пленкой. На нее ставлю холст. Вот, говорю, давай. Она: «Чего давать?» — «Лей». Она сначала брызнула. Потом еще. И еще. И потом ее как прорвало! Она как давай плескать краску. Как давай орать! Говорит: «Можно я реветь буду?» Я говорю: «Реви». Она ревет, шумит, краску брызгает. Потом: «Папочка, прости». Села, успокоилась, обмякла. Говорит: «Спасибо. Спасибо, я сейчас испытываю любовь и благодарность».
Мне приятно, что я людям какую-то пользу приношу. Хоть чуть-чуть. Что касается тех, кто употреблял или употребляет… Пришел к выводу, что этим людям помогать бесполезно, пока они сами этого не захотят. Если есть желание — всегда помогу. Словом, делом… Недавно вот пареньку помог, он кучу лет употреблял, завязал, сейчас выкарабкивается. Попросил — мы провели мастер-класс. А то ведь человека и сбить с пути можно благими намерениями.

* * *
Выйдя из яркой комнаты, я минут десять блуждаю по однообразным серым коридорам. Два человека неправильно подсказывают дорогу, отправляя меня в угрюмые дебри, выбираться из которых все сложнее и сложнее. Наконец, вывалившись на морозный уральский воздух, я снова разглядываю картину, подаренную мне Пашей. На обратной стороне надпись: «С любовью и благодарностью».
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь нам