Парус посреди потопа
«Ковчег без границ» — это виртуальная школа, в которой эмигрировавшие российские педагоги дают онлайн-уроки русскоговорящим детям, подросткам и взрослым студентам. Одни ученики «Ковчега» живут за границей. Другие находятся в России. В «Ковчеге» они слушают курсы, немыслимые в современной системе российского образования. «Такие дела» поговорили с преподавателями о том, как «Ковчег» стал опорой, когда эмиграция выбила почву из-под ног. О выученных уроках. И об учениках, которым предстоит вставать на ноги, пока взрослые изо всех сил раскачивают само основание их мира
(Не)бывший директор
Историк, педагог, основатель «Ковчега без границ» Рустам Курбатов выходит со мной на связь из черногорского Бара. Рустам не видит экран и в начале разговора беспокоится о том, как он выглядит в кадре.
«Что может делать учитель на пенсии в 60 лет со слабым зрением? Улицу подметать? Сад свой возделывать? Он может только учить других. Если сказать немножко громче и более торжественно — это некая надежда на то, что мы сделаем свободную онлайн-школу, которая действительно будет без границ».
Границы, о которых идет речь, проведены не только на политической карте мира. Всего тремя годами ранее Рустам Курбатов руководил подмосковной школой. Но весной 2022-го он переступил черту, которая и по сей день делит российское общество на две неравные части.
«Поздравил родителей школы не так, как надо. Высказал мнение, что в текущей ситуации День Победы скорее семейный праздник и отмечать его стоит не на площади, а в семейном кругу. Кому-то не понравилось».
Последовал донос. Хоругвеносный телеканал «Царьград» со свойственной ему патетикой возопил об «уроках русофобии» и «предательском директоре». Одиозный депутат Бородай стал грозить Генпрокуратурой. Риск уголовного преследования заставил Рустама оставить школу, которой он посвятил 30 лет своей жизни, и эмигрировать.
«Будучи директором, я шел на компромиссы, сотрудничал с властями. Я вижу в этом одну из причин того, что случилось. Мы все хорошо подстраивались под ситуацию, были очень компромиссными. Мы все оказались вписаны в эту структуру — государственно-чиновничий мир. Когда началась война, выяснилось, что даже честные люди не способны никак сопротивляться. Я никогда не делал ничего во вред детям. Но я следовал правилам игры. Не говорил вслух, что надо менять программы школы и стиль школьной жизни. Это всегда было где-то на втором плане. Можно ли судить меня за это? Не знаю. Если бы я этого не делал, лицей бы просто не существовал».
Русский автомат
Оказавшись в Черногории, осенью 2022 года Рустам стал строить новый, другой «Ковчег». В его школе нет звонков и кабинетов, а учителя и ученики разбросаны по всему миру. Директор считает, что не скованная рамками министерских стандартов, не ограниченная в пространстве и не выполняющая функцию передержки онлайн-школа представляет собой квинтэссенцию образования: только ученики, учитель и разговор вокруг учебного предмета.
«Нужна школа для российских детей и детей, которые сейчас находятся за границей. Они хотят говорить по-русски. Но не в рамках “традиционного” русского разговора. А о европейских делах и ценностях. Потому что есть семьи, которые понимают, что “разговорами о важном” их ребенка могут отравить. Кроме того, есть некая надежда. Если вдруг в России случится чудо, то под рукой будет этот вариант — школа 2.0. Должна же быть некая новая модель школы, не советская и не постсоветская».
Мой собеседник не скрывает презрения к тем архаическим чертам, которые российское образование унаследовало от «лучшего в мире» советского. Он уверен: слишком многие по-прежнему во власти иллюзии, что «как раньше» означает «хорошо».
«Российская школа как автомат Калашникова. Сколько ее ни разбирай, когда соберешь — все равно будет автомат Калашникова. Заколдованная система. Есть какие-то внутренние стяжки, которые не позволяют ее трансформировать. Это очень тяжелая для меня вещь. Потому что я понимаю, что эта школа — она пудовыми путами связана с войной, с катастрофой, которая произошла. Школа, которая не учила думать, не учила самостоятельности, ответственности в принятии решений, не учила стоять на ногах. Вот так мы и воспитали солдат».
Черта, наверное свойственная всем педагогам, — распространять свою ответственность не только на школьный класс, но и вообще на всех детей. И воспринимать ошибки воспитанников как личное поражение.
«Для героического будущего нам нужно светлое прошлое. Поэтому все темные страницы из прошлого надо убрать. Темные страницы в истории провоцируют учеников задавать вопросы. А всякое сомнение приводит к опасным, вольнолюбивым и либеральным мыслям. Которые чужды русскому национальному самосознанию и противоречат идее самодержавия и народности. Кроме того, есть история как наука, которая претендует на честность и объективность. А есть история как предмет в школе. И сейчас так вышло, что история стала педагогическим предметом не только для детей, но и для всего общества».
Рустам Иванович говорит, что в личном и бытовом плане у него все хорошо. Настолько, насколько может быть. Он не может читать, поэтому на досуге слушает аудиокниги. Преподает в черногорской школе на русском языке. А по вечерам в онлайн-классе его ждут ученики из России, Европы, Америки, Израиля, Бахрейна.
(Не)давний эмигрант
В 1979 году филолог Гасан Гусейнов получил престижную Гумбольдтовскую стипендию. Но тогда ученого не выпустили из страны в Германию. А почти через 12 лет, в 1990-м, из Фонда Гумбольдта написали в духе «Для тебя лежит стипендия. Чего ж ты не едешь?» Так случилась первая, счастливая и добровольная, эмиграция.
«У меня было ощущение, что я уезжаю в какой-то райский западный мир, куда я всегда мечтал попасть. Но я уезжаю от настоящей жизни в моей стране. Тогда было ощущение, что в России все будет по-другому, мир открылся, упали все перегородки».
Когда срок стипендии подошел к концу, российского филолога пригласили на работу в Бремен. Работа, которой он занимался еще с семидесятых в России, теория русского политического языка, — оказалась востребованной. Семнадцать лет Гасан прожил в Германии, пока в 2007 году его не пригласили преподавать сначала в МГУ, а потом, в 2012-м, в престижную Вышку, после чего он стал кочевать между РФ и Германией.
«В Германии я преподавал маленьким группам студентов-славистов. И вдруг звонят из Москвы: кто-то должен читать общий курс античной литературы для большого потока, 200 студентов. Сработало тщеславие. Я подумал: “Черт возьми, это действительно прекрасно!” Поехал на семестр, потом еще на семестр. Ощущение было невероятное, феерическое. Я приехал преподавать важный предмет для большой аудитории. Было перед кем “распустить хвост”. Кроме того, в нулевые годы в Германии я преподавал скорее для удовольствия, а зарабатывал фрилансером в массмедиа. Получалось, что 20% времени я живу университетской жизнью, а 80% — медийной. Очень хотелось это поменять».
Люди на льдине
Опыт жизни в Европе позволил взглянуть на российские реалии под новым углом. Нулевые в Москве ощущались временем еще не потухших энергии, надежд и оптимизма. Но Гусейнов отмечает как воодушевляющие, так и неожиданно трагичные наблюдения.
«Я увидел то невероятное поколение молодых людей, которым открывался мир, которые жили на две-три страны, осваивали новые языки. Невероятная молодежь, которая очень хотела чего-то. Я пытался ее глазами посмотреть на мир, но в то же время заметил не всегда радостные изменения в людях своего поколения. Показная религиозность, разговоры: кому что батюшка посоветовал, что намоленное, что ненамоленное. Люди 35–45 лет, от которых этого трудно было ожидать. Это вызывало недоумение. И вторая вещь, которая меня тогда потрясла, — национализм. Отношение к меньшинствам как к людям второго сорта, к обслуживающему персоналу. Новый шовинизм. А потом я стал замечать в разных средах очень много людей из спецслужб».
Еще одна черта, которую тогда подметил в людях Гасан, — крайняя степень нелюбопытства. После Крыма недобрые перемены в российском обществе стали заметнее. Над Вышкой, до поры свободной и прогрессивной, постепенно сгущались тучи.
«Было ощущение, что Высшая школа экономики — это льдина, которая пока на плаву. К ней по-прежнему плывут люди, потому что извне она все еще кажется либеральной. Но на ней ты уже становишься частью государственной пропагандистской машины. Ты думаешь: “Я же преподаю античность, историю культуры, древнегреческий язык, как здесь можно соучаствовать?” Оказывается, можно. Компромиссы заставляют тебя стать частью этого механизма. Ты думаешь: “Как я предам моих студентов?” Не понимая, что уже начинаешь врать им так же, как в семидесятые твои преподаватели врали тебе. И повторяется самое невыносимое, отвратительное, что было в нашей жизни, в нашей молодости».
Образы новой России
В 2019–2020 годах высказывания филолога Гусейнова как будто задели тонкий нерв распаленного патриотическим угаром общества. Последовала череда скандалов. И контекст высказываний, и выводы независимой экспертизы уже не играли существенной роли.
«Мне пришлось бежать снова, но на то же место, где я жил с 95-го года. Поэтому у меня совсем другая оптика, нежели у людей, которые уехали после февраля 2022 года. Я тоже убежал из-под уголовного дела. Но мои друзья, мои коллеги — они выпрыгнули в никуда. Это очень разный опыт».
Сегодня, с расстояния в тысячи миль, Гасан представляет поток российского общественного сознания фантастическим слиянием вневременных, порой противоположных течений.
«Канализационный поток советского, сталинского, андроповского и брежневского времени. Все спецслужбистское, чиновничье. Второе — это религиозность самого разного пошиба. Старые и новые суеверия. Третий — “старая Россия”. От “Намедни” Парфенова и “Старой квартиры” Гурвича как ностальгии по “хорошему” советскому до Бориса Акунина, романы которого показывают перелицованный XIX век — не достоевско-лесковский ужас, а нечто прекрасное. Облагораживание дореволюционной России и разрыв с той традицией, которая объясняла революцию 1905 года, Первую мировую, Февральскую революцию, Октябрьский переворот. Наступление того ада невозможно понять, если витрина XIX века — лакированный и блестящий Фандорин. И еще одна ножка российского стола — это Запад, представленный миром чистогана, беспринципности, заработка любой ценой. Но презрение к капитализму удивительным образом смешано с презрением к социализму, социальному государству, к солидарности людей. Все это не похоже на что-то старое. Все это — совершенно новое, сделанное путинским временем».
Характер по Теофрасту
В «Ковчеге» Гасан преподает историю общественной мысли, историю риторики, рецепцию античности в русской поэзии. Он скромно считает свою предметную область далекой от современности, но видит в ней важный инструмент рефлексии. О своих студентах говорит с удовольствием.
«Это люди, для которых образование, получаемое на наших курсах, — важная часть жизни. Никто из них не отсиживает уроки ради бумажки. Да, после курсов мы выдаем свидетельства, они даже учитываются при поступлении в некоторые университеты, от Австралии до США. Но люди не ради этого приходят. И это что-то совершенно новое: очень большая отдача, очень большое наполнение. Часто студенты еще час держат меня после урока. К неудовольствию моей семьи».
Себя же доктор филологических наук характеризует насмешливо.
«Был такой философ, ученик Аристотеля — Теофраст, или Феофраст. Он написал пособие для режиссеров и актеров под названием “Характеры”. Это описание всяких дурных черт, скверных свойств человека. В книге 30 характеров: льстец, сплетник и так далее. И есть один, для которого нет слова в русском языке. А по-гречески — “опсимат”. Человек, которому уже много лет, но он делает вид, что еще способен к обучению. Вот я — опсимат. Правда, я не только делаю вид. Мне и в самом деле кажется, что я еще способен научиться чему-то новому и важному».
(Не)гость университета
Алексей Каменских выходит на связь из немецкого Майнца. Он работает в «Ковчеге без границ» с самого его основания. А еще раньше работал в пермском филиале Высшей школы экономики. Преподавал методологию исторического исследования, философию истории, публичную историю, memory studies, читал курсы критического мышления для всех четырех кампусов ВШЭ. Входил в правление пермского отделения общества «Мемориал».
«Мне позвонил советник директора пермского кампуса ВШЭ от ФСБ. Это случилось 4 марта 2022 года, ровно через 40 минут после того, как Госдума и Совфед на внеочередном заседании приняли пакет законов, фактически вводящих в стране военную цензуру. Тот господин попросил явиться к нему в кабинет, чтобы обсудить, как он сказал, “мои провокационные и негативные публикации”. Я отказался. Он сказал: “Ах вы отказываетесь с нами сотрудничать? Тогда мы объявляем вас в розыск по нашей линии”. Ну что ж, сказал я, поступайте как знаете».
Потом был Ташкент, ожидание немецкой визы. Затем Бремен, Исследовательский центр Восточной Европы. А после и по сей день — Университет Майнца. Благодаря друзьям и коллегам у Алексея даже есть собственный кабинет с именной табличкой. Но он не является сотрудником университета. Он просто гость.
Воображаемое пространство
«Я занимаюсь философией времени. Временность — это вообще один из главных аспектов человеческого существования. Мы временны. Мы не можем предсказать, что с нами будет через год или через месяц. Сегодня горизонт моего планирования хорошо если пара месяцев. Поддержат одну из моих заявок или не поддержат? В этом случае будет очередная развилочка. В нашей ситуации всякий раз убеждаешься в правоте старых добрых античных философов: в реальности существует только тот миг, в котором ты живешь сейчас, в котором ты можешь принимать какое-то решение и совершать некое действие».
Алексей признается, что только месяц назад позволил себе назвать «квартирку» в Майнце домом. Раньше это казалось ему предательством.
«Первые два года было очень больно. Реально, физически больно. Ты ощущаешь себя здесь, в Германии, как в декорациях какого-то красивого иностранного фильма. Это чувство ненастоящести очень фрустрирует. Каждую ночь сны о возвращении домой».
Спустя три года Пермь, Россия стали воображаемым пространством. В списке недостающего: снежная зима, хорошая баня — та, которую он строил с отцом на даче, близкие люди, офлайновые студенты. И еще одно: «Не хватает чувства своей нужности. Тогда, по крайней мере до войны, ты понимал, надеялся, что ты делаешь дело, которое может оказаться важным для твоей страны, для твоего народа, для студентов. “Ковчег без границ” во многом позволяет бороться с этим чувством, вырабатывать некоторые смыслы, чтобы жить дальше. Эта работа со студентами здорово нас спасает».
Разговоры без дураков
В «Ковчеге» Алексей в том числе читал студентам курсы «Политика памяти на постсоветском пространстве» и «Бои за прошлое: как в них уцелеть. Введение в публичную историю». Для многих слушателей русский не является главным языком общения. Они разделены географически и культурно, но комбинация их разнопланового опыта неизменно приводила к сложным дискуссиям.
«После многие студенты — и подростки, и взрослые — писали, что для них эти курсы очень важны. Как возможность свободно говорить о том, о чем они хотят, но не могут говорить со своими сверстниками или коллегами. В этом отношении мы продолжаем служить нашему обществу, позволяя людям находить площадку для разговора без дураков. Для настоящего, серьезного обсуждения того, что по-настоящему важно, что болит, что актуально».
В целях безопасности уроки не записывают на видео, а студенты сохраняют анонимность.
Россия = прошлое
По словам Алексея, все курсы «Ковчега» авторские и напрямую связаны с областью научных изысканий преподавателей. Его собственные исследования посвящены историческому воображению и тому, как оно задействуется в политической риторике.
«Конец XVIII века. Времена Екатерины Второй, война с Османской империей, завоевание Крыма и современной южной Украины, раздел Речи Посполитой. Риторика, которой сопровождались эти политические действия, апеллировала к воображаемому историческому прошлому. Ее схемы, тропы и фигуры оказались настолько устойчивы, что пережили не только Российскую империю, но и Советский Союз. И продолжают использоваться современными российскими СМИ. Это было для меня своего рода открытием».
Ученый обращает внимание на то, как современная российская политика памяти стремится укрепить в национальном сознании иллюзию: нынешняя Россия — это и Российская империя, и Советский Союз. Она не только ими была, но как будто продолжает оставаться. Алексей называет это «эффектом замещающей исторической аналогии».
«В 2017 году сперва на московской ВДНХ, а потом и в других больших городах в виде полутора десятков клонов появляется выставка “Россия — моя история”. Название выставки очень характерно. “Россия — моя история”. Что это означает? Россия объявляется тождественной собственному историческому прошлому. Ни настоящего, ни будущего у нее нет, эти измерения просто обрезаются. Россия равна ее прошлому. И второй смысл — вменить каждому посетителю идентификацию себя с этим прошлым. Это дискурс тотальной архаизации, в котором прошлое подменяет собой все. Измерений будущего и настоящего у России сейчас просто нет».
Диссидентские дневники
Ранним утром Алексей пройдет по Майнцу привычным маршрутом — через мемориальное кладбище. Может быть, сделает небольшой крюк, чтобы мимоходом осмотреть остатки шведской крепости XVII века или римских ворот I века до новой эры. В конце маршрута — университет. В кабинете будет ждать ежедневная рутина: письма коллегам из разных стран, заявки, проекты, подготовка публикаций, выступлений на конференциях. Среди прочего — домашнее задание для студентов «Ковчега». Что-нибудь по международным отношениям на Ближнем Востоке в середине второго тысячелетия до новой эры. Затем Алексей займется дневниками советского писателя Кирилла Косцинского. Арестованный по обвинению в антисоветской пропаганде, Косцинский прошел «Кресты», Дубравлаг в Мордовии и оставил детальные дневники, которые Алексей готовит к публикации. Когда начнет смеркаться, придет время возвращаться в квартиру, которую по-прежнему непривычно называть домом.
Когда я спросил, является ли, по его мнению, образованность условием человеческого счастья, гость Университета имени Иоганна Гутенберга в Майнце процитировал британского философа Джона Стюарта Милля: «Лучше быть плачущим Сократом, чем счастливой свиньей». А еще где-то в разговоре он обмолвился: «Рейн совершенно прекрасен. Хотя его не сравнить с Камой, но по-своему он очень хорош».
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь нам
