Всегда говори «почему бы и нет»
Порой справиться с наркотической зависимостью не помогают ни реабилитации, ни молитвы, ни сила воли. Но это не значит, что нужно переставать пробовать. Действенными могут оказаться самые неожиданные вещи, например выход на театральные подмостки
«Никто меня не держит»
Когда я захожу в полутемный зал старого дома в центре Петербурга, репетиция театра «Мы» уже в разгаре. Актеры отрабатывают постановку «Сказки». Так здесь называют театральную адаптацию знаменитой повести Кеннета Грэма «Ветер в ивах». Премьера «Сказки» намечена на конец марта, то есть, когда вы прочтете этот текст, все уже будет готово.
— Подсобить тебе, мистер Крот? — спрашивает Иван, то есть Крыс.
Мистера Крота играет Алексей — невысокий крепкий мужчина с окладистой седой бородой. Он стоит на стуле, который изображает берег реки, и немного сомневается, а потом ловко запрыгивает на спину Крыса: плавание начинается.
Веселый худощавый Крыс в твидовом пиджаке и твидовой же кепке катает мистера Крота по импровизированной сцене, расхваливая любимую реку до тех пор, пока они со смехом не падают на пол.
— Надо тренироваться падать, — замечает Алексей, потирая ушибленную ногу и надевая обратно черную шляпу-котелок.
— Все равно каждый раз будем падать по-разному, — весело говорит Иван.
Со стульев за ними внимательно следят Ирина Минина, художественный руководитель театра-студии «Мы», и другие актеры. Некоторые из них пришли в театр только в последние месяцы, а вот Алексей и Иван в некотором смысле ветераны. Оба в студии больше года, оба — выпускники «Дома на полдороги» (ДНПД) — реабилитационного приюта «Ночлежки» для людей с зависимостью.
Но если Алексей сначала попал в ДНПД, а уже потом в театр, то у Ивана, как было много раз в его жизни, путь пролегал через искусство.
— Многие говорили, что мне нужно в ДНПД: набрать побольше трезвости, побыть в безопасности, я, конечно, кивал, но одновременно у меня была такая установка, что мне это неинтересно, — объясняет Иван. — Мне казалось, что я и так много знаю, зачем? Вот эти все темы заезженные: нежелание чему-то новому открываться, недоверие… Но потом я пришел на репетицию и после задумался уже всерьез. Подумал, а почему бы и нет? Если что, уйду. Никто меня не держит».
По примеру брата
В «Дом на полдороги» Иван заселился уже очень опытным зависимым. К сорока с лишним годам на его счету было множество реабилитаций, годы ремиссии и бесконечные срывы, которые сводили на нет усилия в борьбе с наркотиками. А началось все еще в юности. Она у Ивана пришлась на героиновую волну девяностых.
Иван родился в полной, но не самой благополучной семье: отец крепко выпивал, мама тащила на себе весь быт, выхаживала младшего брата Вани с ментальной инвалидностью. Главной ролевой фигурой для Ивана был старший брат — баскетболист, поэт, бас-гитарист, игравший в настолько крутой группе, что она даже выступала на сцене легендарного питерского клуба «Полигон». В «Полигоне» тогда блистал весь цвет новой рок-музыки: «Кирпичи», Tequilajazzz, «Король и Шут», «Психея», «Пилот».
Глядя на брата, Иван пошел на баскетбол, начал писать стихи и тоже взял в руки бас: играл рэп-кор в малоизвестном коллективе. Музыка, увы, шла рука об руку с наркотиками.
— Вот эти все тусовки, панки, музыка, мы постоянно что-то пили, собирались на квартирниках, — вспоминает Иван. — А творческие квартиры очень быстро превратились в притоны: приходишь, вроде как гитара, музыка, картины, стихи, но все в говно. Кто-то курит на кухне, кто-то колется в комнате, кто-то бухает в другой комнате. Каждую неделю вся петрушка.
Иван рассказывает, что поначалу только напивался и курил. Переломным для него стал 1996 год, когда неожиданно и ужасно умер его отец: выпивал в гараже с приятелем и случайно глотнул серной кислоты. Она стояла рядом в такой же точно бутылке, как самогон. Скорая успела приехать и забрать отца в больницу. Но спасти его не смогли: смертельная доза серной кислоты — чайная ложка.
После этой трагедии Иван перевелся в вечернюю школу и устроился работать на завод, чтобы помогать матери. А еще — опять же по примеру брата — впервые попробовал героин. Ивану тогда было всего 14 лет.
— Я рано начал, — говорит он. — Когда отец еще живой был, я уже курил марихуану, а когда он умер, я сразу на иголку сел — и всё.
«Это явно опиаты»
Зависимость наступила почти сразу, и первую попытку отказаться от опиатов Иван предпринял через пару лет после начала употребления. План был прост, а потому красив: уехать на несколько месяцев в Украину с приятелем, там «перекумариться», а вернувшись, уйти в армию, набрать пару лет трезвости.
Но если с первой частью все получилось, то возвращение вышло не столь радужным. Приехав в Питер, Иван узнал, что от героина только что умер его близкий друг, а еще через две недели не перенес передозировку любимый старший брат.
— У меня тогда просто все рухнуло, — говорит Иван, — и я пошел сразу колоться.
Правда, отправиться в армию он все-таки попытался.
— Думал, что меня возьмут, но меня на вокзале на последнем пункте развернули, сказали: езжай обратно, парень, у тебя все руки исколоты. Я говорил, что это типа неопытная практикантка брала кровь на ВИЧ, — говорит Иван. — Там профессор какой-то меня смотрел, говорит: ну ладно, если это и следы практикантки, то вот эти черные точки — это явно опиаты, ты меня не обманешь. Давай ты год к наркологу походишь, потом мы тебя заберем. Поставили меня, в общем, на учет. Это был 99-й год. К наркологу я пришел в 2007-м.
Следующие без малого десять лет — сплошной героиновый ад с небольшими просветлениями. В это время по настоянию мамы Иван даже выучился в вузе на специалиста по логистике, пытался работать, но зависимость брала свое. Как раз тогда он заработал гепатит и ВИЧ, жизнь катилась под откос. Но на самом деле помощь была уже близко.
— Первый раз на собрание NA я попал в 2007-м. Был у меня такой соупотребитель, Дима, он меня привел. Мы пришли погреться и печенюшек поесть. Там все были радостные вот эти ребята, с которыми я когда-то раньше употреблял, говорили: мы тебя любим. Свечка горит, все высказываются, — вспоминает Иван. — Я ничего не понял и пошел колоться дальше, но все равно иногда стал приходить, мне уже было плохо на тот момент. Я ждал очередь в реабилитацию, мне помогали группы.
Как это часто бывает, добиться трезвости с первого раза не получилось. Иван прошел несколько реабилитаций и детоксов, посещал постреабилитационную программу при Городской наркологической больнице (ГНБ), но каждый раз все равно срывался. Хотя уже в тот момент стало ясно, что его путь в трезвую жизнь пролегает через искусство и самовыражение.
— Я тогда начал участвовать в художественной самодеятельности. Я везде в ней участвовал. На реабилитациях вписывался во всякие КВН, творческие вечера. И рэп пел, и сценки мы все время делали. То есть вот этот творческий какой-то потенциал, он все равно выстреливал. Везде, — говорит Иван.
«Как в капкане»
Ступив на путь отказа от веществ, Иван смог остановиться на три года, но все обрушила огромная любовь:
— Я набрал три года, потом встретил девушку, влюбился по уши, начал жить с ней, она еще тогда употребляла, а в соседней комнате жили мои бывшие соупотребители, ее сестра с парнем. Мне говорили: это безумие. Я говорил: я всех спасу. Но в итоге я слетел.
Тот срыв был не слишком продолжительным, после него от наркотиков отказался не только Иван, но и его возлюбленная. Ваня дважды прошел реабилитацию в государственной наркологической больнице, затем начался его пока самый длинный перерыв в употреблении каких бы то ни было веществ. И этот перерыв тоже был связан с искусством.
— У меня была и работа хорошая, не в грязи, я работал в офисе, в закупках, у меня было много анонимных друзей, я ходил на группы. Вроде бы все стабильно, но радости в жизни было мало, для себя практически не жил, разрывался между мамой и девушкой, было много очень сложных ситуаций, в которых я оставался трезвым, — говорит Иван. — Но в то же время появились репетиции, появился театр, это было мое.
Иван всю жизнь интересовался театром и, избавившись на время от зависимости, поборол смущение и пошел на прослушивание в одну любительскую труппу. И вскоре стал полноценным членом театрального коллектива. Репетиции и выступления на сцене поддерживали его в тот период не меньше, чем группы NA.
В общей сложности он провел в трезвости целых семь лет: помогал маме и младшему брату, бесконечно строил отношения с девушкой, работал, выпускал пар в театре, где мог перевоплотиться в кого угодно — хоть в драматического героя, хоть в форменного шута.
Все оборвалось, как это водится, в один момент. Зимой 2021-го мама Ивана попала в больницу с воспалением легких на фоне ковида, брат оставался дома один и из-за недееспособности рисковал попасть в ведение социальных служб, девушка требовала, чтобы Иван сдал брата куда-нибудь и приезжал к ней, обо всем этом он узнал, естественно, во время работы.
— Я был как в капкане, просто в петлю хотелось лезть, — вспоминает Иван. — Еду к брату, а человек, которому я отдаю все, меня не поддерживает. Она меня просто убивает. Заставляет меня не ехать к брату, которому реально нужна помощь, каждые 15–20 минут звонки, звонки, сообщения, аудио, письменные. «Ты говно! Ты ублюдок! Ты разрушил всю мою жизнь!» И всё, я не выдержал, просто не выдержал. Ну и я понял потом, когда разбирал это в ДНПД, что уже к тому моменту у меня был сценарий, как найти вещества. У меня уже был телефон, контакты, я был готов сорваться.
Маму выписали через несколько дней, брат перенес ковид легко, девушка все поняла и извинилась. Но Иван уже встал на привычные рельсы. Не помогал и любимый театр: труппа решила релоцироваться в другую страну. А Иван остался.
Он перестал спать и есть, очень похудел, постоянно употреблял наркотики, но пытался продолжать жить, как прежде. Некоторое время ему даже удавалось скрывать употребление от всех, но в конце концов он понял, что не вывозит, и снова сдался в ГНБ.
«Заботиться о себе»
За семь лет трезвости Ивана в петербургской реабилитации многое изменилось. Как минимум появился «Дом на полдороги» — проект «Ночлежки». Руководит ДНПД Вячеслав Минин, который не понаслышке знает, что такое зависимость. Он возглавил проект несколько лет назад и вдохнул в него новую жизнь. Сейчас ДНПД активно сотрудничает с Городской наркологической больницей, помогает ее пациентам вернуться к нормальной жизни. Попадают сюда, естественно, и клиенты других проектов «Ночлежки».
Единовременно в ДНПД — большой запутанной квартире на Охте — проживают 12–14 человек. Здесь они не только проходят программу ресоциализации, пишут «шаги» и работают с консультантами, но и постепенно привыкают к трезвой жизни: поправляют здоровье, восстанавливают документы, мирятся с родственниками, выходят на работу, вспоминают, что такое забота о себе и окружающих.
— В ДНПД идет упор на постановку целей и переосмысление материального мировоззрения, на любовь к себе, — объясняет Иван. — Вместо того, чтобы идти работать пятую смену, — пойти с ребятами в театр или кино посмотреть. Для многих, в том числе для меня, это было сложно: как же так, отказаться от двух с половиной тысяч рублей, а вместо этого идти в капеллу? Но это остается и сейчас, я продолжаю заботиться о себе, следить, чтобы были закрыты базовые потребности, не насилую себя на работе, даю себе право отдохнуть. Я решаю — не деньги или кто-то, я сам.
Уклоном в культуру и в целом невероятно комплексным подходом «Дом на полдороги» сильно отличается от других реабилитаций для наркозависимых: здесь не запирают насильно, как в работных домах, не навязывают точку зрения, как на некоторых религиозных реабилитациях, естественно, здесь не берут ни с кого денег, как в платных центрах, зато к каждому ищут свой подход.
За прошлый год полный шестимесячный курс реабилитации не прошли только три клиента: одному совсем не подошла программа из-за психических особенностей, двое других превысили лимит мелких нарушений (но по сей день остаются трезвыми и приходят в гости).
Почти все выпускники остаются на связи с организацией и продолжают вести трезвую жизнь. Немалую роль в этом играет театральная студия «Мы». Свой театр был давней мечтой Вячеслава Минина. Он видел, как здорово работала маленькая театральная студия при фонде «Диакония», в котором когда-то сам проходил реабилитацию. После закрытия студии из-за смерти худрука Слава взял осиротевших актеров под свое крыло. Тем более что некоторые из них в тот момент как раз были клиентами ДНПД.
Так у «Ночлежки» появился, сначала неофициально, собственный небольшой театр. Его руководителем стала Ирина Минина, супруга Вячеслава, которая училась в питерской театральной академии и много лет играла в театре. Все началось с постановки маленьких сценок прямо в «Доме на полдороги», они сразу оказались очень терапевтичными: выступая как бы не от своего лица, клиенты получили возможность прожить задавленные веществами эмоции, проговорить то, что многие годы ждало своего часа.
Очень важна для выздоравливающих клиентов «Дома на полдороги» и возможность помогать другим. Театр такую возможность предоставляет. Во-первых, у труппы есть несколько детских спектаклей, которыми они радуют маленьких подопечных других благотворительных организаций Петербурга, во-вторых, приглашения на спектакли ДНПД рассылает по городским центрам социальной помощи, чтобы прикоснуться к искусству смогли те, у кого нет средств на поход в театр или на концерт. Все выступления «Мы» проходят бесплатно.
«Выступать — это выздоровление»
К началу 2024 года, когда к студии присоединился Иван, она уже превратилась в настоящий театр со своей репетиционной базой в помещении фонда «Добрый город Петербург», с несколькими полноценными спектаклями, выступлениями на фестивалях и полными зрительными залами. Реакция зрителей, смех, слезы, аплодисменты — еще одно напоминание для актеров, что их жизнь не ограничивается веществами, что они нужны, а их голос важен.
— Для ребят из ДНПД театр — это новая возможность для роста. Они приходят на спектакли, у них загораются глаза, они видят, что выступать — это выздоровление, они хотят сюда попасть: ходить на репетиции, выйти на сцену… — говорит Вячеслав Минин.
На репетициях, кстати, это хорошо видно. Я был на нескольких, и каждый раз актеры не хотели расходиться, выкладывались по полной, несмотря на позднее время, подсказывали друг другу реплики и по-доброму хохотали, когда Иван с Алексеем в очередной раз валились с ног из своей «лодочки» или на сцену вдруг залетал очень крупный и громкий шмель в исполнении Михаила, клиента ДНПД, который присоединился к театру совсем недавно.
Репетиции проходят два раза в неделю: по три часа вечером в среду и пятницу. Прогуливать их без уважительной причины нельзя.
Остановить программу саморазрушения
Полгода в ДНПД и год в театре сильно изменили жизнь Ивана. Он наконец вынырнул из деструктивных отношений, нашел новую работу и, кажется, поборол страх, доверился внутреннему «творческому гену». Руководствуясь принципом «почему бы и нет», теперь он не только играет в театре «Мы», но и регулярно выступает на поэтических вечерах со своими стихами, помогает маме ремонтировать квартиру, недавно ездил с младшим братом в пансионат. Там, как водится, тоже участвовал в самодеятельности: организовал поэтический кружок.
— Я в этой трезвости очень сильно обратил внимание, осознал и признал, что я с рождения зависимый и созависимый человек. И никто в этом не виноват. Ни мама, ни папа. Да, просто так сложилось, — вдумчиво говорит Иван. — Это как генетическое заболевание. С детства работает программа авторазрушения, я по умолчанию настроен на неприятие реальности. Все это и сейчас есть, но теперь я отслеживаю, до сих пор каждый день пишу самоанализ, хожу на группы, а иногда и посмеяться над собой могу, когда замечаю что-то из того поведения.
Параллельно с Иваном меняется и театральная студия «Мы». Сейчас она дошла до той стадии, когда нужно превращаться в настоящий театр, чтобы продолжать развиваться. Поэтому «Ночлежка» выделила студию в отдельный проект, который возглавила Ирина Минина.
Официальный статус открывает возможность участия в крупных театральных фестивалях и выступления на серьезных площадках, например в Екатерининском собрании. Больше 100 лет назад на этой сцене проходили репетиции «Русских сезонов» Сергея Дягилева, а теперь «Мы» показывает свои «Блокадные дневники».
Но все же «Ночлежка» — благотворительная организация. И театральная студия «Мы» тоже в первую очередь нацелена на помощь людям, на возвращение зависимых в социум. Поэтому выступать на больших сценах и грамотно оформлять авторские права коллектив может, но вести коммерческую деятельность, например продавать билеты, — нет.
А работать дальше и помогать не просто хочется — это необходимо. Надежда в этом смысле что у театра «Мы», что у «Ночлежки» — только на нас с вами. Пожалуйста, хотя бы подумайте: почему бы и не оформить посильное пожертвование в пользу театра-студии «Мы»? Даже 100 рублей будут полезны, даже они помогут клиентам «Ночлежки» укрепиться в трезвости, остановить программу саморазрушения, исполнить мечту.
И конечно, если вы в Петербурге, приходите на спектакли! Афиша доступна здесь.
