Сирот из регионов хотят учить на следователей. Эксперты объясняют, почему это плохая идея

Глава Следственного комитета России Александр Бастрыкин поручил региональным отделениям ведомства привлекать в следственные вузы абитуриентов из числа сирот. Представитель СК Светлана Петренко сказала, что из этих детей «могут получиться достойные кадры для работы в правоохранительной системе России, нужно только уделить их развитию и образованию пристальное внимание».

ТД поговорили с экспертами в области сопровождения и опеки детей-сирот и с бывшим полицейским об инициативе СК РФ, чтобы выяснить, насколько она жизнеспособна.

Сотрудники правоохранительных органов у здания Керченского политехнического колледжа, в котором произошли взрыв и стрельба

Фото: Алексей Мальгавко / РИА Новости

Елена Альшанская,

президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам»

«Я думаю, что в таком формате это едва ли звучит реалистично, потому что большинство детей-сирот находится в довольно непростой ситуации. Часто травмированы, часто с сильными дефицитами эмпатии, коммуникационных и интеллектуальных навыков и знаний.

В моем представлении следователь — это специалист, у которого очень развитая психологическая чуйка, эмпатия, уровень когнитивного мышления, а главное — высокий уровень благополучия, чтобы триггеры не сработали случайно. А ребенок из детского дома может быть максимально благополучен только при определенных условиях: если у него был значимый взрослый в жизни, он прошел психотерапию после выпуска или его вовремя забрали в приемную семью — тогда теоретически это может получиться.

В целом, как я понимаю, это идея каких-то новых социальных лифтов для детей-сирот, потому что мы знаем, что именно с этим — образованием, профессией, реализацией себя в мире — как раз очень большая проблема. И понятно, что какие-то условия, связанные с жесткой иерархией и структурой, действительно могут подходить детям, которые выросли в условиях строгой иерархии и структуры, без нее им очень сложно не расхолаживаться. Но я не уверена, что это хорошо. То есть вариантов другого опыта и развития мы, таким образом, им и не предлагаем.

Читайте также Побег из замка Иф

Я могу честно сказать, что для многих детей варианты с армией или подобными структурами — самые простые и понятные, они не требуют какого-то высокого интеллектуального уровня, они привычны по форме коммуникации: там много людей, там кто-то главный, всех строят. То есть это ситуации, в которых они часто чувствуют себя достаточно естественно.

Но это не здорово, это говорит о том, что мы создали систему казарм, в которых мы растим детей. И предлагаем им в этих рамках и оставаться. Казармой начал — ей же закончи. И это факт, который во многом демонстрирует, какие возможности для развития дает детям государственная система заботы. Сегодня у нас реформируется система детских домов. Они должны перестать быть казармой. И у детей должны появиться разные варианты будущего».

Наталья Мишанина,

психолог фонда «Арифметика добра»

«Мне непонятна мотивация: зачем нужно вовлекать заведомо тяжелую категорию детей в разрешение человеческих судеб? Для меня все-таки следователь — это человек, который обладает помогающей профессией, он разыскивает преступников.

В данной ситуации эта инициатива исходит от людей, которые слабо понимают, что такое психология ребенка-сироты, ребенка, который прожил в детском доме достаточно длительное время либо имеет опыт проживания в социальной семье. В инициативе говорится о поступлении в вуз, но как раз дети из системы редко попадают в вузы, потому что у них едва хватает знаний и способностей для того, чтобы освоить программу школы до девятого класса. Большинство детей с трудом сдают экзамены и поступают в учреждения, предоставленные по разнарядке. И в основном это ребята, которые имеют свой травматичный, иногда трагический опыт, в том числе опыт взаимодействия со следственными органами. Но он негативный — и что с ним будет потом? Какую психологию ребенок потом туда [в следственные органы. — Прим. ТД] понесет?

Сами по себе сироты не включаются в социум никогда. Для того чтобы он включился, ему нужен значимый взрослый, наставник, приемный родитель — это вообще идеальный вариант. Тот, кто смог бы раскрыть его хорошие качества, способности — они у него есть, они просто спят. Те качества, которые помогут ему, в частности, приобрести ту профессию, в которой ему дальше будет не скучно — не по разнарядке, а по интересу. Но для этого нужно прилагать усилия, а дети из системы не умеют сами этого делать, они иждивенцы — их так воспитывает система. Поэтому здесь нужен кто-то вроде локомотивчика, который будет толкать или тянуть, говорить: “Смотри, у тебя вот это классно получается, ты вот это можешь, ты вот это умеешь”.

В детском доме для подопечных закрыта тема профессий. К тому же у них есть негативная установка. Они знают, что у них руки не из того места растут, что из них ничего хорошего не получится, что яблочко от яблоньки недалеко падает: раз отец алкоголик, и ты станешь алкоголиком. Вот такая установка в голове у ребенка. А нужно, чтобы ребенок понимал, что его способности можно куда-то приложить, что профессий, кроме маляра, повара и строителя, огромный спектр. Но для этого нужна очень обширная работа, причем работа индивидуальная — один на один».

Владимир Воронцов,

бывший полицейский, создатель паблика «Омбудсмен полиции»

«С моральной стороны сложно давать оценку этой инициативе, потому что понятно, что Следственный комитет, как и МВД, на сегодняшний день испытывает жесточайший кадровый голод. Меня в данном случае больше возмущает позиция СК, который вместо того чтобы улучшать условия прохождения службы действующих опытных сотрудников, пытается устраивать некую замануху для детей юного возраста, которые в силу своей неопытности могут чего-то не понимать.

Есть огромное количество нормативных положений, которые говорят, что любая сверхурочная работа должна оплачиваться, должны предоставляться отгулы, существует общая норма рабочего времени для следователей Следственного комитета и МВД — 40 часов в неделю. Все, что сверху, должно компенсироваться отгулами либо денежными выплатами.

То есть начинают призывать к какой-то пролетарской совести. А детей, особенно если это сироты, гораздо проще убедить в этой необходимости, что не надо никакие свои трудовые права качать.

Читайте также Не среднее, не всеобщее

Может быть, дети какую-то перспективу будут для себя видеть в этой работе. С одной стороны, это хорошо — кадетские классы, военная форма, это их дисциплинирует. Но с другой — мы же понимаем, что здесь цель немножко в другом.

Есть, допустим, какой-то молодой человек с хорошим юридическим образованием, его манит вся эта форма, романтика работы следователем, он читает объявления, в которых написано, как все будет хорошо. Потом приходит работать, видит, что объявление отличается от того, что есть на самом деле, и принимает для себя решение уволиться.

Если у человека есть ресурсы и возможности, чтобы перекантоваться без работы, он поищет и найдет себе другую занятость. А сироты могут быть лишены всего этого, и им с раннего возраста прививается, что не надо возмущаться и спорить — нужно жить на работе, и по-другому не бывает. Мне кажется, здесь на это идет прицел».