Такие дела

«Ожоги на теле и на душе»

Фото: Gabrielle Wright / Unsplash.com

Шрам над бровью

Анна, Северодвинск

Мы с мужем познакомились в октябре 2010-го, а через год поженились. Он с самого начала был очень ревнив, было много рэд флагов, как это принято говорить. Но в моей голове прочно сидел сценарий из родительской семьи «любить = страдать» и «надо терпеть». Этот сценарий позволил мне прожить с ним долгих 12 лет. Не хочу красить все черной краской, было и много хороших моментов, но я всегда осознавала, что наши отношения конечны, вопрос был только в том, когда они закончатся и при каких обстоятельствах.

Однажды такой момент настал: он захотел прописать в нашей квартире семью своего приятеля — взрослых и детей. Я была категорически против. Понимала, какие юридические последствия это может повлечь. Но он не слышал. Говорил, что тот человек когда-то выручил его деньгами и он не мог ему отказать, чувствует себя обязанным. Я отвечала просто: «Тогда выручи его деньгами — и будете квиты». Но он лишь уходил от ответа, повторяя одно и то же: «Мне неудобно отказать».

Читайте также «Не ярковата ли твоя помада?»

Две недели он ходил вокруг меня с этой просьбой, заговаривал снова и снова. Я не кричала, не спорила, просто твердо повторяла: «Нет». И мы не ругались. Это был такой конфликт, который витал в воздухе. 

В то утро он собирался на работу. Дети были дома. Трехлетняя дочка сидела в комнате, а полуторагодовалого сына я держала на руках. Вышла с ребенком к мужу, чтобы его проводить.

И тут мне в лоб прилетел его кулак. Это был удар, которого я вообще не ожидала. В глазах потемнело. Как я не упала и удержала сына на руках, до сих пор не понимаю. Это чудо. Он что-то съехидничал после удара и ушел. Просто ушел. У меня хлынула кровь, я подбежала к зеркалу и увидела, что у меня рассечена бровь.

Я дозвонилась до подруги. Она тут же примчалась на такси, забрала детей. А я поехала в больницу зашивать лоб. Но страшнее самого удара было другое: он не остановился. Не задумался. Просто развернулся и ушел, видя, что я истекаю кровью, что у меня рваная рана, которую нужно зашивать. Меня могло вырубить, я могла упасть, удариться, потерять сознание, дети могли остаться одни… Но ему было все равно.

Анна
Фото: из личного архива

Рану мне благополучно зашили. Хирург старался, но некрасивый шрам все равно остался.

Первое время я всячески пыталась скрыть от окружающих, что меня ударил муж. Мы продолжали жить вместе. Я простила ему этот удар. Это была ошибка. Он чувствовал безнаказанность. В каждой ссоре звучало одно и то же: «Я сломаю тебе е***о [лицо]», «Могу сломать челюсть одним ударом». 

Со стороны у нас все было идеально: у мужа бизнес, он нормально зарабатывал. Я родила третьего ребенка. Многие считали нашу семью образцовой. А у меня был ад: унижения и при каждой ссоре угрозы, что он снова меня ударит.

Позже я узнала, что мой муж уже почти год употребляет наркотики и имеет связи с другими женщинами. В декабре 2023 года я подала на развод и сбежала от мужа с тремя детьми в неизвестном направлении. Я заранее готовила свой побег. Он нашел нас спустя пару месяцев и пытался отсудить детей, угрожал отправить меня в психиатрическую больницу, дрался и оскорблял. Суд оставил всех детей со мной. Я добилась алиментов — на них и на себя. Он их исправно платит. С детьми сейчас общается мало.

А шрам? Он служит мне напоминанием о том, что было в моей жизни и как я с этим всем справилась.

Он «кричит» мне о том, что ни один мужчина не имеет права меня обижать, ни физически, ни морально. Никак

Я каждый день смотрю на себя в зеркало и говорю спасибо себе за смелость, что я не растеклась безвольной жижей, а действую, иду вперед, каждый день выбирая себя и спокойную жизнь своих детей.

Анна
Фото: из личного архива

Я несколько раз шлифовала шрам лазером — стало лучше, но он все равно есть. И он заметен. Конечно, это не очень красиво. Но под макияжем его хуже видно. Я смотрю на этот шрам, вспоминаю то, что я пережила, и то, как достойно я вышла из всей этой ситуации. Если меня спрашивают, откуда у меня шрам, отвечаю честно, но без подробностей. Ни минуты за все эти полтора года я не пожалела о том, что развелась.

Я открыла новый бизнес, купила пусть маленькую, но свою машину, занимаюсь спортом. Дети ходят в садик и на секции. Мы улыбаемся. Партнера сейчас нет, а поклонники есть. Еще никто не убежал с криком «А-а-а-а-а-а!», узнав, что я в разводе и у меня трое детей. Я изменила себя в первую очередь. И постоянно учусь.

Все, что случилось, меня не сломало, а сделало сильней и свободней. А этот шрам над бровью — напоминание о том, что никто не имеет права унижать, оскорблять и бить. И напоминание о моей силе.

Шрамы на бедрах

Гюльнара, Норильск

Я встретила своего будущего мужа Женю в начале девяностых. Мне было около двадцати, ему — двадцать семь. Мы быстро начали жить вместе, вскоре поженились. У нас родился сын.

С самого начала в Жене проявлялись вспышки агрессии. То в ярости швырнет стакан в стену, то накричит из-за мелочи. Мог и ударить. У нас были бесконечные скандалы. Я терпела. С детства меня учили: «Терпи» — вот я и терпела.

Женя начал исчезать. Мог неделями не появляться дома. Я оставалась одна с малышом, в полном отчаянии. Я не работала, только мама нам помогала. Отец после замужества от меня отвернулся и не разговаривал со мной. Пыталась говорить с Женей. Предлагала помощь, настаивала на визите к психологу, просила найти постоянную работу. Он не слышал. Продолжал гулять, работать на разовых подработках.

Фото: Precious Iroagalachi / Unsplash.com

Когда я вышла из декрета, оформила сына в садик и устроилась бухгалтером, я начала жить. Появились деньги, уверенность. Я стала отдаляться от Жени, возвращать себе себя. Почему ему можно, а мне — нет? До этого он отрезал даже от друзей. А тут я начала встречаться с подругами, гулять, дышать.

Но ему это не понравилось. Он злился все больше. Его друзья начали рассказывать: «А мы видели твою жену, она гуляла в том кафе». И тогда начались настоящие ужасы. Скандалы, драки. Он мог накинуться с кулаками. Я выгоняла его. После таких сцен он исчезал на неделю. И я… отдыхала. Потом возвращался, клялся, что все изменится. Я верила. Опять. А потом все начиналось по новой. Скандалы. Побои. 

Я только мечтала, чтобы он исчез. Не открывала дверь. Он начал залезать в квартиру через окно (у нас был первый этаж). Я вызывала полицию. Снимала побои. Но они просто приезжали и уезжали. Как будто ничего не происходило. Ноль.

Однажды он вломился в дом и избил меня. Я схватила сына и убежала. Пряталась в подвале. Он носился за нами, как зверь. До сих пор вспоминаю это с содроганием. 

Читайте также «Как под гипнозом»

Когда он снова ворвался, я вызвала полицию. Но они отказались что-либо делать: «Мы не вмешиваемся». Я им говорю: «Тогда я лягу под колеса, вы никуда не поедете!» Только тогда они вытащили его из квартиры. Но вскоре отпустили. Казалось, что я живу в государстве, где у женщин вообще нет прав. 

Подруги советовали мне уйти от Жени. Но куда? Квартира у нас одна. Денег впритык. Иногда он исчезал на недели. И я надеялась: ну все, ушел. 

Однажды я пригласила в гости друга. Просто посидеть, попить чаю. И тут врывается Женя. Друг сразу ушел, не захотел вмешиваться. А Женя достал кухонный нож и бросился на меня. Он резал мне ноги, ягодицы. Я даже не могла закричать. Меня парализовал страх. С детства мне говорили: «Молчи», «Не шуми», «Не мешай». И вот я парализована. Он что-то говорил, орал, но я не слышала — была в шоке. Даже боли не чувствовала.

Он меня бил, а мне казалось, что он бьет кого-то другого или мешок с картошкой, но не меня

Когда я пришла в себя, схватила сына и убежала к подруге. Было минус сорок. Он потом выбросил все мои вещи на улицу. Я собрала вещи и выдохнула: наконец-то я ушла. Сразу поехала в больницу.

Сначала я пожила у подруги, потом сняла квартиру. Муж нас больше не преследовал.

Когда сыну исполнилось пятнадцать, я рассказала, откуда у меня шрамы. Он многое видел, но мало помнил — когда я ушла от Жени, ему было восемь лет. Он сначала спросил: «А за что?» И я ответила: «А разве может быть причина? Никто не имеет права так поступать. Ни с кем».

Когда я познакомилась с моим нынешним мужем, сын был уже взрослым. Партнеру я сразу рассказала историю этих шрамов. Он все время спрашивал: «Как это вообще возможно?»

Моих шрамов не видно под одеждой. Но на пляже, в бассейне не спрячешь. Один — выше колена, другой — ниже. Большой — на ягодице. Иногда смотрю на них… и вспоминаю. Они как метки. Как ожоги на теле и на душе. Люди пялятся, спрашивают. А я их уже почти не замечаю. 

Что мне теперь делать с этими шрамами? Да ничего. Они есть. Все давно прошло. Я все приняла. Обид больше нет. Я просто живу.

Фото: Alexander Grey / Unsplash.com

Напоминание о невыносимом

Домашнее насилие часто повторяется, затягивается на месяцы или годы и приводит к глубоким психологическим травмам. Пострадавшие не всегда могут уйти сразу: страх, зависимость, чувство вины и отсутствие поддержки удерживают их в опасной ситуации. Эпизоды насилия становятся травмирующими событиями и могут вызывать самые разные ассоциации, причем не всегда напрямую связанные с происшествием, говорит психолог Анастасия Маркова. Например, если насилие происходило в комнате с окном определенной формы, со временем человек может начать тревожно реагировать на похожие окна в любых других помещениях.

Физическая травма, полученная в результате нападения, напрямую связана с агрессором. Шрам способен пробудить в человеке переживания, которые были в момент насилия.

Читайте также Брачный приговор. Как и почему российские женщины убивают своих мужчин

Особенно остро могут ощущаться видимые повреждения, в частности на лице. В таком случае, по словам Марковой, каждый взгляд в зеркало возвращает к травматичному событию. «В таких условиях чувствовать себя в безопасности крайне сложно», — отмечает психолог.

Другой специалистке, психологу «Насилию.нет» и центра психологической помощи МАРТ Александре Ивановой, некоторые женщины рассказывают на терапии: «Когда я смотрю на этот шрам, мне становится больно». Экспертка объясняет, что страдание вызывает не сам шрам, а события и переживания, с которыми он связан. «Если травма не проработана, она активизирует нервную систему, психику — и человек словно возвращается в то переживание. Смотрю на шрам — и испытываю ту же боль, что тогда. Это может быть невыносимо».

Однако если событие психологически проработано, человек воспринимает свой шрам просто как особенность, а пережитое насилие — как часть биографии. Изменения в теле больше не причиняют боль.

Реакция окружающих

На психологическое состояние человека могут повлиять любые изменения в его теле, отмечает Маркова: «Тело — важная часть нашей личности. С одной стороны, оно принадлежит нам и мы можем на него влиять. С другой — нередко с телом происходят вещи, которых мы не желаем и которые не в силах контролировать».

Особенно тяжело даются перемены, затрагивающие видимые части тела, например лицо. «Если на лице остается заметный шрам, люди будут на него реагировать — и, к сожалению, не всегда с уважением и бережно», — добавляет Маркова.

Реакция окружающих на видимый шрам способна как поддержать человека, так и усугубить проблемы. «Женщина может думать: я приду на новую работу, люди увидят мой шрам, подумают обо мне что-то плохое. И в итоге я туда не пойду. Это действительно может сильно повлиять и ограничить качество жизни», — подчеркивает Иванова.

Если женщина сталкивается с осуждением или неуместными замечаниями, в ответ могут возникнуть самые разные эмоции. «Если травма не прожита, это может ранить особенно сильно. Возникает ретравматизация — повторное переживание болезненного опыта. Это может иметь последствия: ужас, страх, соматические проявления — усложненное дыхание, боли в области груди, проблемы с ЖКТ, нарушения сна, пищевого поведения», — добавляет психолог.

Как справляться

Сейчас существуют разные доказательные методы, которые помогают в терапии травмы. Терапия первой линии, то есть методы, которые врачебное сообщество рекомендует прежде всего из-за доказанной эффективности, — когнитивно-поведенческая терапия (КПТ) и EMDR-терапия. Если они недоступны или не подходят, можно пробовать другие подходы. «Главное — чтобы женщине было комфортно и безопасно. Чтобы она понимала, что происходит на сессиях, какие цели стоят перед специалистом, какие методы используются и на чем основываются», — говорит она.

Самое важное, что нужно помнить пострадавшей: она никогда не виновата в случившемся. «Насилие — это выбор другого человека. Никто не выбирает стать жертвой», — подчеркивает Маркова.

Читайте также «Я была классической жертвой»

С чувством вины и стыда работает психотерапевт, а близкие могут поддержать, добавляет Иванова. «Вместо фраз вроде “Ты сама виновата” важно сказать: “Ты большая молодец, ты справилась, несмотря на весь этот ужас”», — советует психолог.

Психологическая травма связана с потерей контроля. Это ощущение может надолго выбить почву из-под ног. Близким важно помогать человеку заново обрести опору — возвращать чувство контроля над собой и происходящим. «Не предпринимать ничего без согласия. Больше спрашивать, интересоваться, находить сферы, где человек может управлять ситуацией и принимать решения», — добавляет Маркова.

Зачастую с травмой не получается справиться только с помощью поддержки близких, без психотерапии, добавляет Иванова. Со специалистом человек в первую очередь учится проговаривать свою историю, обозначать, что это — насилие. Есть и другие способы выражать, что случилось, — например, рисование и музыка. Психолог отмечает: «Главное — не молчать, а находить форму, в которой можно говорить».

Открытый рассказ о своей истории — тоже путь к исцелению, хотя он подходит не всем. «Не каждый готов или хочет делиться с широкой аудиторией. Но если человек чувствует в себе ресурс, это может стать важным этапом — как миссия: рассказать, чтобы другие не попали в такую же ситуацию. Тогда личный опыт обретает смысл. Не просто так я пережила этот ужас — я могу предупредить других», — делится психолог.

Выход на широкую аудиторию возможен только тогда, когда пострадавшая чувствует достаточную внутреннюю опору и переработала опыт в терапии. «Если травма не интегрирована, такие выступления могут быть повторной травматизацией», — подытоживает Иванова.

Если окружающие ярко реагируют на шрамы, можно прямо сказать, что тема неприятна, попросить не задавать определенные вопросы, а в некоторых случаях — просто проигнорировать. И только если пострадавшая готова — рассказать, откуда взялись шрамы. «Важно помнить: бестактность — это проблема того, кто ее проявляет. Люди так себя ведут не потому, что пострадавшая заслужила такое отношение или виновата, а потому, что у них самих проблемы с коммуникацией», — подчеркивает Маркова.

Организации, которые оказывают помощь пострадавшим от насилия:

Exit mobile version