«Я была классической жертвой»
Как в нижегородском кризисном центре спасают женщин от домашнего насилия и помогают создавать безопасные семьи
История первая. «Хоть в одних трусах»
Хрупкая молодая женщина с длинными каштановыми волосами постоянно оглядывается. На первый взгляд ей ничего не угрожает: мы пьем чай в одном из кафе Нижнего Новгорода. Но так только кажется.
«Все нормально, я приеду, разберемся», — успокаивает она дочь по телефону. Та ждет ее в кризисной квартире центра, где они живут уже четыре месяца. Дочери семь, она ходит в начальную школу.
Жанна кутается в свитер и торопливо рассказывает, как оказалась в Нижнем. Она похожа одновременно на Джулию Робертс, Энн Хэтэуэй и Оксану Фандеру.
Ей 34. Они с дочерью родом из Кривого Рога. После 24 февраля мужчина из Краснодарского края, с которым она познакомилась в интернете, предложил переехать к нему. Жанна согласилась.
«Харизматичный, никогда о нем плохо не подумаешь. Говорил, что работает в МВД, но что-то меня смущало. Он был агрессивным с окружающими. “Но меня-то он будет защищать!” — думала я тогда».
Знакомый снял для нее с дочерью квартиру, покупал продукты, ухаживал. Когда однажды предложил дать дочке «по жопе», Жанна напряглась: она никогда не била ребенка. Вскоре после этого мужчина стал угрожать, что уедет и бросит ее. Остаться без денег, жилья и документов в чужой стране было страшно. «Я даже в магазин боялась одна ходить, — вспоминает Жанна. — Наверное, это и есть выученная беспомощность».
Когда ухажер заставил ее продать золото, доставшееся от матери, она послушно отнесла его в ломбард. Вскоре мужчина перевез их с дочерью к себе на родину, в Нижний Новгород. В съемной квартире дочку поселили на кухне.
«Он подбухивал, но красиво одевался и говорил, что уходит на совещания. Все время повторял: “Когда я выхожу из равновесия, ты должна меня целовать”. Угрожал утопить, если изменю», — вспоминает Жанна.
Через год — когда мужчина стал все чаще кричать и толкать ее — поняла: надо уходить. «Хоть в одних трусах».
Жанна искала в интернете бесплатные ночлежки и наткнулась на женский кризисный центр.
С первой попытки убежать не получилось. Агрессор вернулся домой прямо во время разговора с сотрудниками центра — пришлось бросить трубку.
На вторую попытку Жанна решилась только через несколько месяцев, когда партнер пытался ее побить. Раньше ее никто никогда не бил. Убегая с дочерью, Жанна подарила свой телефон таксисту.
«Я тогда столько “намолола” психологу про свою жизнь. Она выслушала меня, позвонила кому-то и скомандовала: “Заселяйте”».
В центре Жанна наконец начала есть — последние несколько месяцев она физически не могла переваривать то, что покупал партнер. Сперва боялась говорить с людьми («Начиналась колотушка»).
Придя в себя, Жанна стала искать работу. И теперь работает: в несколько смен, хватаясь за любые подработки. На смене слушает в наушниках аудиокниги по психологии и удивляется: как угораздило попасть в абьюзивные отношения?
Бывший обидчик не знает, где скрывается Жанна с дочкой.
Женщина показывает телефон, который купила себе с зарплаты. Рассказывает, что купила телефон и планшет дочке, а на Новый год «ели что хотели».
«Они [сотрудники центра] спасли человека, — говорит Жанна. — За три месяца вывели меня на новую ступень, как ракету в космос, понимаете?»
Шелтер, чтобы выдохнуть
Для того чтобы выйти из насильственных отношений, надо отрастить новые нейронные связи, объясняет психолог кризисного центра Марина Бурмистрова.
«Нужно время, внимание, забота и, главное, хороший здоровый контакт, которым часто становится психолог. Жанна пришла с глазами испуганной лани. Она была полностью изолирована своим обидчиком — обычная практика у абьюзеров всех мастей».
В «испуганной лани» Марина разглядела женщину с высоким запасом прочности и чувством собственного достоинства, щепетильную в деньгах и отношениях. Чтобы «перепрошить» личность, рассказывает психолог, обычно нужно от двух до семи лет. Жанна справилась меньше чем за год.
Но второе обязательное условие — а скорее, первое — безопасное пространство.
Кризисную квартиру центр открыл в 2020 году. Ее местоположение держат в тайне из соображений безопасности постоялиц: предыдущий адрес рассекретил один из детей, живших там с мамой. Его отец подкараулил бывшую партнершу и разбил ей машину.
С тех пор шелтер сменил прописку. Сейчас это трехкомнатная квартира, за год в ней могут укрыться примерно 15 женщин с детьми.
«Комнаты все время заселены, — говорит куратор квартиры Наталья Шиганова. — Бывает, женщина забегает к нам в халате и тапочках. И только здесь выдыхает — чувствует себя свободно и безопасно».
Шелтер — буферная зона между старой и новой жизнью. Здесь женщина может наконец начать действовать, не опасаясь, что ей «прилетит»: писать заявление в полицию, подавать на развод, обращаться в суд, искать работу.
«Разговор про насилие порочит государство»
Пережившим насилие женщинам в центре помогают с 2003 года.
Начинался он с маленького кабинета, который открыла одна из местных депутаток вместе с соратницами из движения «Женщины России» во время своей предвыборной кампании в Госдуму.
«Я познакомилась с ними на круглом столе, где обсуждали сексуализированное домашнее насилие. Тогда, правда, его еще называли “сексуальным”», — вспоминает руководитель центра врач-психотерапевт Анастасия Ермолаева.
Кабинет открыли в общежитии. На телефон доверия стали стекаться первые истории женщин, переживших насилие. В Нижнем Новгороде обратиться с таким запросом было больше некуда. В кабинете проводили профессиональные консультации психолога и юриста, а первым адвокатом был мужчина.
После выборов кабинет оказался на грани закрытия. «Те, кто его организовал, говорили: “Мы думали, вы только перед выборами поработаете”», — вспоминает Анастасия. Окончательно Ермолаева с другими волонтерами отпочковалась от «Женщин России» в 2008 году. Те оставили им муниципальное помещение и городской телефон на проводе.
За 15 лет самостоятельной работы команда центра сумела помочь тысячам женщин, переживших насилие. В нем сейчас работают три юриста, карьерный консультант и пять психологов, один из них — детский.
За это время тема домашнего насилия, говорит Анастасия, стала как будто меньше табуирована. «Но сейчас приходится работать очень аккуратно, потому что “мы не должны порочить государство”. Как будто, если говорим про насилие, мы его порочим. В реальности все иначе — искореняя насилие в семье, мы помогаем семьям быть здоровее, счастливее и прочнее», — объясняет она.
Сотрудниц центра во властных кругах часто обвиняют в феминизме — противопоставляют их работу семейным ценностям. «Одно никак не противоречит другому, — возмущается Анастасия. — Мы, конечно же, феминистки, просто люди не понимают истинного значения этого слова».
Приходится объяснять, что на самом деле работа центра ориентирована как раз на семейные ценности. Но — только при условии безопасного пространства внутри.
В 2020 году центр по доносу проверял Минюст — хотел признать иностранным агентом, но не нашел оснований.
Стыдная тема
«Обиженные мужья тоже часто обращаются в прокуратуру и суды: считают, если мы защищаем женщину, значит, мы их противники, — объясняет психолог центра Надежда Давыдова. — Они исходят из того, что женщина такая аморфная и попала под наше влияние. С позиции психологии это чистый перенос: если не он за нее принял решение, значит, кто-то другой. Мысли о том, что женщина имеет свою точку зрения, он не допускает. Соответственно, мы — психологи и центр — становимся его врагами».
К хейту в соцсетях сотрудники центра — среди них есть и несколько мужчин — давно привыкли. К визитам разъяренных мужей — «Кто тут общался с моей женой?!» — тоже.
Другая претензия мужей и партнеров — что центр принимает только женщин.
«Это не совсем так, мы принимаем всех, — объясняет Анастасия. — В названии центра закреплено слово “женский”— так сложилось, что женщины для нас изначально в приоритете. Они в более уязвимом положении и чаще обращаются к нам».
Надежда ведет группы поддержки для женщин и группы по работе с «авторами насилия» — или, если еще корректнее, — «людьми, склонными к агрессивному поведению». По ее словам, в такой группе «Сила без насилия» 90% мужчин, а женщин — одна-две.
«Мужчины приходят, только когда встает реальная угроза потери семьи: когда женщина уходит, подает на развод и забирает детей. Они приходят, чтобы мы помогли вернуть партнершу, сохранить семью. Но наша основная цель в другом, наша цель — в безопасности всех членов семьи, в том числе и самого автора насилия. Семья при этом может сохраниться, а может и нет. Кто-то разочаровывается и уходит, но большинство остается и включается в работу».
В онлайн-группу для людей, склонных к агрессивному поведению, можно прийти из любого региона. Сейчас центр проводит уже пятую по счету группу — в ней есть люди из Астрахани, Краснодарского края, Москвы, с Урала… Курс включает 18 занятий (по 950 рублей за одно занятие) и рассчитан на четыре с половиной месяца.
Проект начинался как волонтерский, но в прошлом году его поддержало правительство Нижегородской области и выделило на его деятельность около миллиона рублей.
«Это тема стыдная, но у нас никто не заставляет “раздеваться догола”: люди раскрываются по мере того, как им хочется, — объясняет Надежда. — На самом деле никто из обидчиков чаще всего не хочет убить или покалечить партнера. Утром он просыпается и говорит себе в ужасе: “Блин, я ее чуть не убил”. На группах мы объясняем, что можно испытывать эмоции, но вести себя по-другому, — и учим этому».
История вторая. «Дети, смотрите — мама папу убивает!»
Восемь лет назад (ей тогда было 36) Наталья стала подопечной центра и позвонила на горячую линию — когда идти было некуда и не к кому. В тот момент муж ее почти уже не бил: после нескольких обращений полицейские помогли ей довести дело до административки. Наталья развелась с мужем после 15 лет брака, но из-за троих детей продолжала жить с ним под одной крышей. Тот сменил тактику: руку не поднимал, но и насилие никуда не делось.
«Он выживал меня из дома. — Наталье до сих пор трудно вспоминать о пережитом без эмоций. — Включал музыку в пять утра или обливал меня ночью холодной водой из ведра. Мог подойти и запустить мне руку под одежду. Начинаешь орать — он все записывает [на аудио]. Иногда он клал возле меня нож, потом вылетал из комнаты и кричал: “Дети, дети, смотрите — мама папу убивает!”»
Дом вроде был, но дома не было. Иногда Наталья даже не могла в него попасть: бывший муж «случайно» запирал дверь на замок изнутри. Когда она с детьми переехала к родителям, бывший супруг продолжил ее преследовать. Угрожал родным, шантажировал их, взламывал почты и соцсети — любыми путями заставлял Наталью вернуться. Воровал детей, а потом обещал приходить к ним только по расписанию.
Без работы ютиться в комнатушке у родственников было невыносимо, и Наталья вернулась. Потом снова ушла, сняла квартиру, а потом вернулась опять.
«Что бы я ни делала, мы вынуждены были общаться из-за детей — и цикл насилия продолжался. Я была классической жертвой», — говорит Наталья.
Однажды, после очередной угрозы расправы, она взяла детей и уехала в кризисную квартиру, которую предложил центр. Прожила в ней два с половиной месяца. Муж настаивал на возвращении: на время съехал и даже обещал переписать на жену все имущество — как гарантия того, что ей нечего бояться.
«Вроде бы внешне все было сладко. Но я покумекала и поняла, что это просто новый виток манипуляций. Ставки повышаются, и, скорее всего, я выйду из дома только вперед ногами», — вспоминает Наталья. Она не ошиблась: бывший снова сорвался и напал на нее — когда забирала у него детей после выходных.
Наталья сразу же сняла побои, уехала к родителям и больше уже не возвращалась.
Вместе с юристами центра она добилась уголовного дела. Но в суде пошла на мировую: добилась извинений и штрафа 30 тысяч рублей.
На то, чтобы поделить дом, ушло еще три года. Помогали юристы центра. Бывший муж, тоже юрист по образованию, портил документы для суда в отместку за развод.
Наталья прерывает разговор, чтобы поговорить по телефону с сыном. Черты ее лица и голос смягчаются.
Когда кладет трубку, снова становится серьезной и добавляет: бывший муж настраивал старшего сына против нее, вызывал в суд свидетелем. Угрожал отсудить детей — и, скорее всего, отсудил бы, если бы она с юристами не выиграла судебный процесс.
Несмотря на то что прошло семь лет, Наталья психологически до конца не восстановилась. Но уже четыре года строит новые отношения и говорит: это возможно. Бывший супруг прошел терапию и тоже строит новые отношения.
Она до сих пор помнит тот поворотный момент, когда «прошла любовь — и как отрезало». Старший сын тогда вступил в подростковый возраст и перестал ее слушаться, на что муж сказал: «Смотри, он тебя посылает. Я тебя посылаю. Младшие вырастут — все тебя будут посылать».
«И я поняла, что он прав. Если бы я осталась, так и было бы. Младшему ребенку я сохранила психику своим уходом. Старший и средний — в терапии».
«Суды — это повторная травма»
Наталья говорит, что ей повезло: сначала помогли родные и психолог, к которому она стала ходить, потом по-человечески отнеслась участковая и оказал поддержку кризисный центр с его юридической помощью и шелтером.
«Если бы не они, ничего бы не получилось. Ты в стрессе и вообще ничего не понимаешь, а тебе нужно еще что-то доказывать, — вспоминает она. — Ведь домашнее насилие — это не только когда бьют. Сохранить решение не вернуться очень сложно на каждом этапе. Когда женщина понимает, с какими сложностями имеет дело, она дает заднюю».
Сотрудники центра помогают женщине разработать план безопасности. Для эффективной защиты своих прав юридическая помощь женщине нужна с самого начала.
«Важно своевременно зафиксировать полученные телесные повреждения, при даче объяснений изложить последовательно все обстоятельства случившегося, — поясняет адвокат центра Айри Илау. — По факту женщине каждый раз надо доказывать, что она не виновата. А это — повторная травма. Мужчины в судах часто очерняют партнершу и говорят, что все повреждения — ее или ребенка — она спровоцировала сама».
Помощь юриста в суде важна и потому, что эмоциональное состояние женщины в стрессе и страхе может навредить ей. В особенно сложных случаях специалисты центра просят доверенность и самостоятельно выигрывают суды в интересах пострадавшей.
Статистика центра совпадает со статистикой коллег: в 95% случаев обращения в органы правопорядка женщина получает отказ «за отсутствием события». В России до сих пор нет закона о домашнем насилии, а статью о побоях декриминализировали еще в 2017 году.
Многое зависит от участкового. Одни говорят: «Вы что, хотите, чтобы мы половину России пересажали?» Другие — как в истории Натальи — ищут лазейки, чтобы привлечь обидчика хотя бы по административке. На фразу «Убьет, тогда и приходите» те правоохранители, кто действительно хочет, но не может помочь, обижаются.
В реальности до суда и уголовного дела доходят единицы.
Другая сложность дел о домашнем насилии, по словам юристов центра, в том, что нет свидетелей. Свидетели — это дети, чаще всего несовершеннолетние. Остальное остается за толстыми стенами. Если насилие происходит в частном доме, там вообще ничего не слышно: идеальное место преступления.
«На какой-то стадии сами женщины опускают руки и уже не могут это выдерживать, — продолжает Айри. — Но судебное решение или реакция госорганов часто срабатывает как щит для женщины. Дело не столько в размере штрафа или строгости наказания, а в том, что с их помощью удается остановить хотя бы физическое насилие. Часто это работает».
Одно из свежих дел в практике Айри — административный штраф пять тысяч рублей, который помог остановить агрессивного партнера. К тому же суд будет учитывать административку во время споров о детях или при повторном нарушении — шансы на возбуждение уголовного дела вырастут.
«Хотя у нас нет охранных ордеров, которые запретили бы обидчику приближаться к жертве, но 31 января 2024 года Конституционный суд РФ указал судам на возможность запрещать осужденным агрессорам посещать места, в которых находятся потерпевшие (место жительства и работы). Безусловно, это знаковое постановление для защиты прав пострадавших от домашнего насилия».
Часто переезд в другой город становится единственным вариантом спасения женщины в кризисной ситуации. «Если есть ребенок, она, конечно, обязана сообщить агрессору новый адрес. Но другой город помогает держать дистанцию. Женщине элементарно спокойнее спать».
В практике специалистов центра есть случаи, когда женщины прямым текстом говорят: «Вся надежда на вас, иначе я уже готова совершить самосуд».
«Иногда женщина сознательно выбирает тюрьму, — рассказывает Надежда. — Говорит: “Мне в тюрьме спокойнее”. И это страшно».
История третья. «Не в своей постели, зато в безопасности»
Олеся — миниатюрная и с аккуратным макияжем. Ей 33.
Она обратилась в кризисный центр год назад. За полгода до этого поняла, что почти перестала не просто жить, но даже существовать. И — первый раз в жизни — позвонила знакомому психологу. С телефона подруги.
«У меня не было тогда возможности даже выйти куда-то, а все мои телефонные разговоры сразу отображались в личном кабинете его телефона», — вспоминает девушка.
Олеся цитирует диалоги с мужем.
— Ты разговаривала с сыном [у Олеси сын от первого брака] семь минут. О чем вы говорили?
— Просто он из школы шел, мне позвонил.
— Нет, ты пересказала две секунды. Семь минут мне рассказывай.
«Если он мне звонит, а у меня занят телефон — неважно, с кем я разговариваю, — я с первого гудка должна сбросить звонок и переключиться на его линию, — продолжает Олеся. — Он постоянно звонил мне по видеосвязи, но повезло, что жадность не давала ему купить такой же, как у меня, телефон, чтобы отслеживать мою геолокацию».
Абьюз мужа поначалу она воспринимала как заботу и мужскую опору. Пасынку он давал пять минут на душ, а потом шел и выключал горячую воду. Так он выжил его из дома — к первому мужу Олеси.
Последней каплей стал скандал на улице. Муж вырвал годовалую дочь из ее рук и унес, закрывшись с ней в Олесиной квартире. Домой женщина попала только при поддержке соседей.
На следующий день Олесю с дочкой забрали к себе родители мужа. Но их сочувствия хватило ненадолго: уже наутро она переселилась к подруге.
«Муж не знал, где она живет. Мы не были у нее в гостях, потому что мы в принципе в гостях никогда не были — только дома или у его родителей. Мою маму он не принимал», — вспоминает Олеся.
На новогодние праздники Олеся с дочерью вернулась домой. Не могла дождаться конца каникул, чтобы позвонить в кризисный центр — телефон уже был наготове. «Я поняла, что больше не могу терпеть: я зарежу либо его, либо себя».
Тайком от мужа Олеся попала на консультацию к психологу центра. Через полтора месяца она с дочерью уже жила в кризисной квартире.
Олеся готовилась к уходу: откладывала деньги (у нее свой экопроект по сбору одежды) и заранее относила вещи дочери в шкафчик детсада. Но побег все равно дался с трудом. «Меня трясло с самого утра. Я сказала, что ушла как будто бы на работу в соседний дом. И, как назло, в тот день он не поехал на работу. Мама караулила у подъезда, чтобы он не вышел».
В кризисной квартире Олеся наконец впервые за два года спокойно спала: «Не в своей постели, зато в безопасности».
Как только сели в такси, написала мужу: «Мы сегодня домой не придем. Мы больше не семья, я с тобой жить не могу. Вернемся только когда освободишь квартиру». И выключила телефон.
С первого дня после побега от мужа Олеся работала с психологом центра.
«Это был старт моей осознанной жизни. Сначала мне было жалко его. На третий день я поняла: ему вообще плевать, где мы. Он никому не звонил и не искал нас. И только тогда у меня проснулась злость».
Когда муж съехал, Олеся с дочерью вернулась домой. Но скоро все повторилось: он забирал ребенка, угрожал и называл ее «предательницей». Олеся обращалась в полицию, но там разводили руками: «В квартире его ребенок, не пускать не имеете права».
Она все еще любила мужа — ее физически тянуло к нему всякий раз, когда он показывался на пороге. «Я честно рассказывала психологу, что опять сорвалась. Только когда пришло осознание, что, кроме себя, он никого не любит, вся любовь пропала. И я постепенно почувствовала свою силу».
Когда Олеся прошла терапию с психологом кризисного центра, то поняла, что даже с самыми близкими нельзя закрывать глаза на абьюз. «До 33 лет я жила не свою жизнь, а сейчас наконец живу свою. Не бабушкину, папину, мамину, первого или второго мужа, а свою».
Психолог центра Марина Бурмистрова говорит, что Олеся — классический пример женщины, вырвавшейся из абьюзивных отношений. «Она себе не принадлежала. Но благодаря хорошему ресурсу и опоре на себя постепенно стала превращаться в ту женщину, которой была до отношений».
Недавно Олеся познакомилась с мужчиной и описывает их общение как «очень здоровое». Запустила свой телеграм-канал и собирается открывать клуб для женщин с безопасным пространством общения.
* * *
Нижегородский кризисный женский центр живет на донаты, областные гранты и помощь благотворительных фондов. Деньги нужны на оплату психологов, юристов, аренду офиса и кризисной квартиры, а также закупку еды и бытовой химии.
В центре говорят, что важно разорвать цикл насилия. Для этого специалисты планируют открыть всероссийский чат помощи, еще больше групп поддержки и образовательных тренингов для детей и подростков — не только в Нижнем Новгороде, но и в других регионах. Некоторые из них помогут распознавать насилие в семье и обществе на ранних стадиях — например, с первого свидания.
Для расширения работы на другие регионы центру, как никогда, важна поддержка сторонников.
