Катя как мама

Так выходит стресс

Катя работает няней в проекте «Больничные дети» в городе Мелеузе. Я засобиралась к ней в Мелеуз, но Катя срочно выехала в Уфу. В местную больницу из дома ребенка привезли четырехлетнюю девочку. В палате с «семейными» детьми она лежала одна. И я поехала в Уфу.

Был выходной. Я стояла в больничном скверике и прижимала к себе коробку с пупсом. Катя сказала, что ее подопечная, Маргарита, поступила в больницу с минимальным детдомовским набором: канцтоварами, конструктором и облысевшей куклой. Няня докупила игрушек, но недавно в палату заселили девочку с большим пупсом. Маргарита ходит вокруг него, как зачарованная.

Я протянула Маргуше коробку. Девочка бросилась к игрушке, но вдруг личико ее исказилось, она зашаталась, взгляд поплыл. Няня быстро подхватила девочку на руки, прижала к себе и зашептала: «Тс-с-с, все хорошо, все хорошо. Успокойся, Маргуша, успокойся…»

— Мы не имеем права разглашать диагнозы детей, — объяснила Катя, когда Маргарита пришла в себя и мы уже гуляли по больничным дорожкам. — Но с Маргушей и разглашать нечего: в больницу ее положили для уточнения диагноза. Говорили, что ДЦП. Но я вижу, что нет, она прекрасно ходит, хорошо говорит. Интеллектуальное развитие соответствует возрасту. Единственное, что я заметила, — на яркие события в жизни, положительные или отрицательные, она реагирует так, как вы видели: у нее искажается лицо, начинается дрожь… Вчера мы проходили МРТ, впереди серия обследований.

— Маргарита — сирота?

— Она из дома ребенка. Я знаю, что у нее есть братик. И все. О судьбах «больничных детей» няням не рассказывают. Но иногда что-то выплывает само собой и мы догадываемся, что пережил ребенок. Кто-то кричит на кукол, ставит в угол, бьет. Значит, такое практиковалось в доме ребенка или в семье. Есть дети, которые кусаются, бросаются на пол, агрессивно реагируют даже на добрые действия — так выходит стресс. Порой в два-три года эти детки переживают больше боли и горя, чем некоторые взрослые за всю жизнь.

Слово «стресс» в нашем разговоре звучало часто — оно всплывало в диагнозах детей, в рассказах о том, как переживают пребывание отказников в больницах врачи, и в истории самой Кати, которую «Бог взял за руку и вывел на нужную дорогу».

Любимая работа

— Я хотела работать воспитательницей, мечтала об этом, когда еще маленькой была. Но учиться на педагога надо было в другом городе, мама побоялась меня отпускать. Поэтому я окончила техникум. Работала в разных местах и нигде не чувствовала себя нужной. Вышла замуж, родила двоих детей, и муж — он у меня очень хороший, добрый — сказал: работай не там, где деньги, а там, где душе будет хорошо. И я пошла на маленькую зарплату в дом детского творчества. Учила ребят лепке, вышивке, бисером занимались. Мне нравилось, но постоянно жизнь подбрасывала истории о брошенных детях. И я очень на них реагировала. Приходила домой, переживала, думала, как помочь. И вот как-то услышала, что полуторагодовалую девочку в больнице бросила мама. Я представила, как малышка ждет маму, насколько это тяжело. Думаю и листаю ленту в соцсетях — и вдруг зацепила взглядом объявление: «В проект “Больничные дети” требуется няня для отказников». Я тут же позвонила.

На следующий день прошла собеседование и меня взяли. Первое время работала одна и без выходных. В десять вечера приходила домой, падала на кровать и плакала. Рассказывала своим о том, что переживают малыши, и мои тоже плакали. Мы собирали им книжки, игрушки, друзья начали что-то передавать… И еще я заметила, что многие болезни у детей уходят, когда они чувствуют себя любимыми. Казалось бы, что трудного — взять на руки, покачать, погулять? А это чуть ли не самое важное в лечении. Проходят нервные тики, дети хорошо спят. Очень жаль, что к каждому детдомовскому ребенку нельзя приставить свою няню…

Расставания и потери

Работа Кати заключается в том, что она замещает маму для отказников. Отказники бывают разные — от тех, кого оставляют в домах ребенка или бросают на улицах, до потерявшихся, которых на время поиска родителей привозят в больницу. В тот момент, когда ребенок остается один в чужих стенах среди чужих людей, он переживает глубокое чувство одиночества и страха. А те, кого забирают у неблагополучных родителей, воспринимают все произошедшее как смерть. Помочь в этой ситуации им могут только взрослые: спокойные, добрые, готовые к тому, что с малышами, пережившими предательство, будет непросто.

Катя к этому готова. Она носит своих подопечных на руках, кормит, купает, отводит на процедуры и проводит развивающие занятия. А поскольку Катя несколько лет проработала в доме творчества, то на ее уроки сбегаются все.

— У нас в Мелеузе под проект «Больничные дети» отведена специальная палата, где мы с малышом, иногда их бывает двое, находимся сами. В Уфе же мы лежим в общей палате, в этом есть некоторые сложности — детей много, все разные. Но я привыкла работать с большими группами, справляюсь.

— Что самое сложное для вас?

— Уже ничего. А раньше было сложно находиться 24 часа в сутки в палате. Летом можно погулять, а зимой-то холодно, дети болеют, врачи на улицу не пускают. Если взрослому тяжело, то как малышам? Все, что с ними происходит, я стараюсь примерять на себя — тогда легче их понять и принять. У нас была девочка четырех лет, которая при поступлении в больницу не говорила, бросалась на людей, как зверек, а когда выписывалась, уже читала стихи…

Маргарита услышала, что мы говорим про стихи. Достала из-под елки две шишки, подарила няне и очень тихо, но выразительно исполнила «Мишку косолапого». Аплодисменты проигнорировала — ушла за следующей партией шишек.

— Вы, наверное, привязываетесь к детям, а потом надо их отпускать…

— Да. Каждый раз даю себе слово психологически держать дистанцию, и на тренингах нас учат, но это невозможно. У нас же малыши от года до четырех лет — маленькие совсем. Но при этом сценарий наших взаимоотношений всегда один и тот же. Вначале дети насторожены, но, когда понимают, что я здесь, чтобы им помочь, обнимают, виснут, ждут у дверей. В Мелеузе мы работаем посменно с 9 утра до 9 вечера. И вот приходишь утром, а они уже стоят у двери с кубиками или рисунками. Ну как тут не привязаться? У меня была девочка, я ее назвала Принцесса. Ей не было и двух лет. Мама пила, бабушка попрошайничала и таскала внучку с собой.

Детям же подают больше, а девочка красивая, улыбчивая, от нее исходило какое-то особенное тепло. Прожили мы с ней два месяца, я очень привязалась, не хотела ее отпускать в дом ребенка. Но, к счастью, нашлась семья, которая ее удочерила. Я иногда, чтобы сильно не надоедать, по ватсапу спрашиваю, как у нее дела.

— А о судьбах других детей тоже справляетесь?

— Конечно. Ну как можно провожать малыша на операцию, стоять под дверью, молиться, чтобы все прошло хорошо, а потом выписаться и забыть? У нас есть кураторы, у них и спрашиваем. Некоторые истории разворачиваются на наших глазах. Помните мальчика, который плакал на подоконнике? Его надо было выписывать, но все время случались какие-то обстоятельства, которые задерживали ребенка в больнице. Пробыли мы там два месяца. А уже перед выпиской малыша встретил родной отец, который давно не жил с его мамой. Мужчина лег в больницу с сыном от второго брака. Я не знаю, как он понял, что это его сын, но история закончилась счастливо — малыш живет в новой семье с родным отцом. Когда я об этом узнала, купила торт и мы устроили дома праздник.

Катины секреты

За полтора года работы Екатерина Трушина побыла временной мамой для 34 детей. Не меньше подопечных было и у других 33 нянь программы «Больничные дети». Проект родился в Уфе, а полтора года назад его отделение открылось в Мелеузе. Тут навстречу благотворителям пошло руководство местной больницы — у детей-отказников появились две спецпалаты. Няни подменяют друг друга, ездят помогать «больничным детям» и в другие города Башкирии, везут малышам подгузники, игрушки, одежду, лекарства. Все это стоит денег, которых у больниц нет.

Поэтому собирают их всем миром — кто-то приносит в фонд «Наши дети» 100 рублей, а кто-то подписывается на ежемесячное пожертвование. Деньги идут и на расходные материалы, и на зарплату нянь. Некоторые из них работают по необходимости — могут побыть с ребенком несколько часов, пока ищут его родителей, а некоторые, как Катя, работают сутками.

Если вы думаете, что Екатерина Трушина получает большие деньги, то нет. Оплата ее работы за вычетом налогов составляет 87 рублей в час. Но за эти часы, дни, недели, а иногда и месяцы в судьбах отказников происходят чудеса, которые без участия нянь были бы невозможны. Мы тоже можем стать сопричастными и сделать так, чтобы чудес — выздоровлений, встреч с родителями и усыновителями — стало больше. Для этого нужно нажать красную кнопку под текстом и произнести слова, которые Кате Трушиной помогают даже тогда, когда ее мир сужается до взгляда брошенного ребенка. Катя прижимает чужого малыша к сердцу и говорит: «Все будет хорошо».

P.S. Весь остаток дня после нашей встречи Катя слала мне по ватсапу воспоминания о своих воспитанниках: «Был еще Алеша, который выучил всего “Мойдодыра”», «и Ниночка, она рисовала портреты врачей». Когда истории закончились, я спросила у Кати, не думала ли она забрать кого-то из отказников домой. «Думаю об этом с первого дня работы, когда увидела на подоконнике двух малышей, — написала Катя. — И скоро я так и сделаю. Муж пока об этом решении не знает. Но уверена, что поддержит. Пусть прочтет эту новость в вашем тексте. И тогда я куплю праздничный торт».

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!