«Я к тебе приросла, приходится отдирать с кожей»

Иллюстратор: Редакция

В России жертвы насилия являются одной из самых уязвимых категорий, но и среди них есть те, кому приходится сталкиваться с дополнительными трудностями. Двойная «невидимость», стресс меньшинства, стигматизация — «Такие дела» изучили эти и другие проблемы насилия в однополых парах и поговорили с представителями российского ЛГБТ-сообщества о пережитом опыте

До конца июня Ресурсный центр в Екатеринбурге планирует опубликовать окончательные результаты первого в России исследования о партнерском насилии у ЛГБТ+. Некоторые данные уже известны — так, 41,4 процента из 1539 опрошенных сталкивались с физическим насилием в отношениях, 55,9 процента — с психологическим насилием, а 49,1 процента находятся в абьюзивных отношениях прямо сейчас.

Наташа, 32 года, Тюменская область*

В нашей семье физическое насилие считалось нормой воспитания, и я помню, что всегда понимала: это плохо. Тогда я думала, что насилие возможно только в гетеросемьях, где муж бьет жену и своих детей, но никогда не задумывалась, что насилие может быть и в однополых парах.

С Р. мы познакомились из-за работы над одним проектом, и сначала общение было официальным, но потом из-за одной общей поездки мы резко сблизились и стали часто встречаться. У меня был нелегкий период в то время, а она окружила меня заботой и вниманием, всячески давала понять, что я для нее — лучшее. Я до сих пор помню все эти фразы, но в них часто было сравнение. И сначала все эти сравнения были в мою пользу, поэтому я не придавала этому какого-то особенного значения. Но когда она сравнила меня со своим бывшим и я сказала, что мне такое не нравится, она очень резко отреагировала.

Она реагировала резко на любое несовпадение наших мнений: обижалась, пыталась переубедить, сильно расстраивалась. Мы начинали ругаться, она замыкалась, и я уезжала. Она начинала мне писать сообщения, переходила на личности, начинала материться. Я все кидала, приезжала к ней, чтобы разобраться, и ко мне возвращалась та девушка, которую я знала раньше. И мы мирились — до очередного несовпадения.

Она ревновала меня ко всему: к друзьям, к хобби, к моему свободному личному времени, которое мне очень нужно. В этих отношениях у меня был такой распрекрасный набор токсичных эмоций: я либо тревожилась, либо винила себя, либо злилась. В какой-то момент я отдалилась от друзей и стала жить практически у нее.

Р. иногда писала мне в очередной переписке-ссоре: «Я к тебе приросла, приходится отдирать с кожей». Сейчас для меня это признак созависимых отношений, но тогда я не знала всех этих слов. Понимала на уровне ощущений, что что-то не так, но всегда надеялась, что это просто недопонимание, которое можно разрешить. Вот эта надежда что-то исправить, прийти к общему, перестать ругаться держала меня очень долго.

Потом сравнения начались не в мою пользу: сначала постепенные, затем явные, открытые: «Он так делал, а ты нет». Постепенно у меня складывалось ощущение, что другого отношения я к себе не заслуживаю. Иногда я совсем замыкалась, уходила в себя надолго, и она пыталась показать, как сильно меня любит, — например, покупала какую-нибудь вещь или приглашала на мероприятие. Для нее «денежное вкладывание в партнера» являлось признаком любви.

Она убеждала меня, что нельзя быть сразу честной, но со временем ко всему привыкаешь — притираешься. Еще когда мы ругались, она начинала плакать — это было ужасно, я чувствовала себя агрессором и винила себя за это. Мне нужна была помощь, но я этого не понимала.

Не помню, как я пришла к решению расставания. Помню только свои ощущения: дикая усталость и страх. Мне было страшно сказать что-то не так, сделать что-то неправильно — минное поле. И вот в один прекрасный день я перестала с ней контактировать. Когда Р. поняла, что я серьезно, то стала писать длинные письма с извинениями, раскаяниями, обещаниями исправиться. Я удалила все ее письма, сообщения, избавилась от вещей. Но у меня до сих пор проблемы с границами, с тем, чтобы легко и просто сказать нет. Мне до сих пор иногда страшно встретить ее случайно на улице или возле работы. Надеюсь, со временем я и с этими страхами разберусь.

Двойная «невидимость»

Регулярные сравнения, оценки и обращения в сторону прошлых отношений с целью спровоцировать персону на определенные эмоции могут являться признаком насилия и уже на это стоит остро обратить внимание, уверена психотерапевтка, создательница движения «Психология за права человека» и авторка книги «Социальная тревога и фобия: как выглянуть из-под мантии-невидимки?» Ольга Размахова. По ее словам, такое эмоциональное давление нарушает личные границы и может заставлять персону чувствовать ответственность за отношения, вину, тревогу, страх и стыд.

Другим симптомом насильственных отношений часто является созависимость, при которой регулярно нарушаются личные границы, формируется стойкая эмоциональная, материальная, социальная зависимость от другого.

В связи с постоянным давлением и большим количеством эмоциональных манипуляций жертва может чувствовать себя виноватой, даже осознавая, что происходит насилие, а также сталкиваться с регулярным виктимблеймингом (обвинением жертвы в том, что она сама виновата в насилии. — Прим. ТД) со стороны окружения.

По словам Размаховой, насилие может нести сексуальный, эмоциональный и материальный характер: «В последнем случае один из партнеров ограничивает доступ к средствам второго. При сексуальном насилии в партнерских отношениях отсутствует принцип согласия, предполагается, что зеленый свет не перестает гореть и если отношения организованы, то согласие получать не обязательно, а секс — это некоторая обязанность, вне зависимости от желания обеих сторон. Эмоциональное насилие проявляется в контроле, унижениях, манипуляциях, угрозах, попытках ограничить круг общения персоны».

Читайте также Тебе никто не поверит   Главное оружие насильника — стыдливое молчание жертвы  

Оно может быть и физическим — но оно декриминализировано в России с 2017 года, и уголовное наказание за побои можно получить только в случае повторного осуждения по этой же статье в течение года. По мнению Минздрава, не наносят вред здоровью ссадины, кровоподтеки, ушибы мягких тканей с кровоподтеками и гематомами и поверхностные раны. Однако эксперты по домашнему насилию относят к физическому насилию любые действия, совершенные с телом другого человека без его согласия. Например, если партнер удерживает ваши руки и не дает двигаться или толкает — это физическое насилие.

Отношение российского законодательства к побоям даже в гетеросексуальных союзах отражает распространенный стереотип о том, что обращать внимание нужно только на жестокие побои со стороны партнера. В случае с ЛГБТ+ проблема становится вдвойне «невидимой» — для российского законодательства однополых союзов не существует, а значит, нет ни насилия в них, ни помощи в борьбе с ним.

Ситуацию усложняет и стереотип о том, что автором насилия может быть только мужественный, физически сильный партнер. Из-за этого женщины могут не замечать признаки опасности в поведении своей партнерши, особенно если ее внешний вид соответствует общепринятым представлениям о женственности.

Виктор, 45 лет, Москва*

Я тогда только узнал, что у меня ВИЧ. Мы познакомились с Ваней за две или три недели до этого. Помню, как написал ему смс: «У меня ВИЧ, и если ты меня бросишь — я пойму». Но он сказал: «Нет, я буду с тобой». На волне этой благодарности и уверенности в том, что меня теперь никто никогда не полюбит, я в какой-то момент начал позволять ему делать с собой вообще все что угодно.

Почти сразу после знакомства он начал устраивать сцены. Сначала только по телефону: «Я слышу мужские голоса, с кем ты там е*****я, ах ты, ш**ха» и так далее. Потом оказалось, что во всех этих ситуациях он был пьян. Устраивал он сцены, но потом отходил, и это были такие откаты в тепло, в холод, в тепло.

Потом он переехал в Москву, я снял нам квартиру, мы начали жить вместе. Поначалу все было неплохо, и он даже работу нашел. Но работа была такая по три-четыре часа в день, а я тогда работал на телике, то есть жил на работе.

И в какой-то момент я прихожу домой, а он жутко пьян; залез в мой комп и нашел мой рассказ какого-то фривольного содержания. Тогда он меня первый раз ударил — на тот момент мы встречались месяца три-четыре. Я тогда охренел, собрал манатки, позвонил другу и уехал. А Ваня в это время сломал мой ноутбук об колено и изрезал вещи ножницами: футболки, кофты. Мои друзья, когда узнали, сказали: «П****ц, беги». Но я прямо вцепился в него. Не знаю, у меня было ощущение, что раз у меня ВИЧ, то со мной можно так поступать, потому что кроме него кто? Я был уверен, что кроме него я никогда никого не найду, и сам за него хватался. И оправдывал всеми силами.

Он тогда просил прощения, и еще у него была такая фишка — он говорил, что ничего не помнит, что у него вообще отшибает память. И вот он смотрит на меня овечьими глазами невинными и говорит: «О боже, как я мог, это ужасно, я перестану пить!» Это песня, которую я слушал все полтора года, что мы прожили вместе.

В общем, после первого случая был второй, и вот на третий я потерял контроль и начал бить его в ответ. Я испугался, что не остановлюсь, и тогда мы впервые разошлись. Всего за эти полтора года мы расходились раза четыре. Я стал дерганым: звонит телефон или приходит смс руки начинали трястись и паника. Идешь ты домой и тебя прям колбасит, потому что ты не знаешь, что тебя там ждет. И я прихожу, понимаю, что он пьян, и чувствую, что ледяные иглы ползут по спине.

Последний раз, когда было именно физическое насилие, — он меня душил, и ты смотришь в глаза человека и не узнаешь там того, кого ты любишь. Тебя душит какой-то монстр, там вообще нет ничего. И я помню оторопелость от этого: «Как так можно, он сейчас меня просто убьет». Но окончательно я ушел после другой ситуации. Однажды от него пришла смс: «Ты заразил меня ВИЧ, я подам в суд», мне тогда реально плохо стало. И когда выяснилось, что это была не правда, а просто способ обратить на себя внимание, я ему сказал: «Все, я больше не могу, не выдержу».

Года три мне понадобилось, чтобы хотя бы перестать винить себя. И он до сих пор мне иногда пишет, 10 лет спустя. Сейчас, как только начинается «где ты был?», «почему ты не берешь трубку?», у меня поднимается красный флажок: все, такой х**ни больше не будет.

Угрозы часто выступают со стороны автора насилия как манипуляция для привлечения к себе внимания, вызова определенных эмоций, отмечает Ольга Размахова. Так, автор насилия может угрожать судом, может говорить и подробно описывать свои новые отношения, может предпринимать попытки суицида или говорить о нем и так далее.

Дополнительный стресс

«В ситуации партнерского насилия мы сталкиваемся с тем, что человеку психологически “проще” принять за собой вину или какой-либо собственный “изъян”, нежели принять, что происходящее насильственно, а ответственность за насилие лежит на его авторе, — отмечает Размахова. — Потому что это значит, что необходимо выходить из данных отношений или качественно их менять. Вторая мысль рождает серьезный страх и часто прикрывается первой, которая тоже в значительной мере вызывает мучения, но оказывается несколько более безопасной. Человек тратит огромное количество сил на то, чтобы оправдать насилие, и, как правило, находит их».

Читайте также «Мы тема»   Когда дело доходит до обсуждения геев и лесбиянок, оказывается, что русские и американцы очень похожи  

«Стресс меньшинства» — это дополнительный уровень стресса, который испытывает человек, принадлежащий к статистически известному меньшинству. ЛГБТ+ персоны сталкиваются с подобным стрессом ежедневно, что усиливает давление и делает человека более уязвимым к насилию со стороны партнера. Из-за дискриминации пострадавшие от партнерского насилия представители меньшинств оказываются в более уязвимой ситуации, уверена Размахова: «Есть ряд аспектов, которые значительно осложняют выход из насильственных отношений. Персона, не сделавшая каминг-аут, будет вынуждена сталкиваться с дополнительным давлением, обесцениванием отношений или поиском причины насилия не в действиях автора насилия, а в самих негетеросексуальных отношениях. Будет сложнее найти безопасное место, куда можно уйти и получить необходимую в этот момент поддержку от близких».

В странах, где дискриминация сексуальных меньшинств является нормативной, человек не только не получит помощь от государства, но и столкнется с дополнительным стрессом. «Таким образом, те факторы, которые являются основными причинами, по которым пострадавшие не выходят из абьюзивных отношений, [в гомосексуальных парах] могут только усугубляться», — говорит Размахова.

*Имена всех героев изменены. 

Спасибо, что дочитали до конца!

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.

Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

ПОДДЕРЖАТЬ

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — «Таких дел». Подписывайтесь!

Читайте также

Вы можете им помочь

Всего собрано
293 327 557
Текст
0 из 0
Спасибо, что долистали до конца!

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и фотоистории. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем никакого процента на свою работу.

Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас поддержать нашу работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

Поддержать
0 из 0
Листайте фотографии
с помощью жеста смахивания
влево-вправо

Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: