Фото: из личного архива

«Такие дела» предлагают вниманию читателей новый автобиографический рассказ Алексея Моторова, автора романов «Юные годы медбрата Паровозова» и «Преступление доктора Паровозова»

Посвящается Володе Гуськову

В начале весны восемьдесят второго, когда конец моего медового месяца совпал с началом госпрактики, нас, студентов училища, раскидали кого куда. И хотя я сделал все, чтобы снова попасть в реанимацию седьмой больницы, где недавно провел интереснейшие две недели, меня определили в детскую клинику на Пироговке, объяснив, что реанимация — это все, конечно, здорово, но дети — святое.

Чувствуя, что и на распределении могут быть сюрпризы, я тем же днем побежал в «Семерку», где заручился, что меня туда возьмут медбратом. В глубине души я, конечно же, надеялся летом поступить в институт, ведь армия неумолимо маячила в ближайшей перспективе, то есть осенью. Но если уж опять мне суждено пролететь, хорошо бы за пару месяцев до призыва успеть обучиться всяким реанимационным премудростям, авось когда-нибудь, да пригодятся.

Заведующая реанимацией Суходольская, в которую я зимой отчаянно влюбился, сама отправилась со мной в отдел кадров, где по всей форме был составлен запрос на мою скромную персону за подписью главного врача.

— Лидия Васильевна! — не удержавшись, похвастался я, демонстрируя ей новенькое обручальное кольцо. — Вот, смотрите, женился недавно!

— Помню-помню, ты пошутить любишь! — улыбнулась та. — Ладно, жду тебя в августе, жених.

Права Суходольская. Надо срочно что-то решать с внешним видом, никто меня всерьез не воспринимает. Буду чаще костюм свадебный носить, я в нем, особенно когда с галстуком, солиднее выгляжу.

Старшая сова

Но чем же в этой детской клинике заниматься, ума не приложу. Со взрослыми у меня имелся хоть небольшой, но опыт: к тому времени я успел несколько месяцев поработать санитаром в операционной и техником-сборщиком аппарата искусственной почки. А уж в реанимации «Семерки» каждый день я такое наблюдал и в таком поучаствовал, что неподготовленному лучше и не рассказывать. Там никто без работы не сидел, даже практиканты: граждане наши, они расслабляться не давали. Кто под поезд угодит, кто с балкона свалится, кто в поножовщину ввяжется.

А вот с карапузами, с ними-то что делать прикажете? Понятно что. Сказки рассказывать да манной кашей с ложки кормить. Эх, только время зря потеряю. Но с другой стороны, эта клиника на всю страну известна, там последователи самого Филатова, там передовой опыт и все такое.

Ранним утром понедельника я входил в смешной старинный теремок из красного кирпича, под козырьком крыши которого можно было прочитать «Дътская больница». В фойе, будто подбадривая, с большой фотографии на меня смотрела знаменитая Эльза Львовна Варламова, врач-орденоносец, мой преподаватель по педиатрии. Я фамильярно подмигнул портрету и отправился в респираторное отделение, куда был прикомандирован.

В кабинете старшей сестры я обнаружил женщину в тяжелых роговых очках. В своем белом халате она сидела за столом и что-то с дикой скоростью строчила на разлинованном листе не поднимая головы. Я немного помялся на пороге, потопал ногами, но она не обратила на меня никакого внимания. Тогда я сказал:

— Здравствуйте, Инесса Семеновна! Я к вам на практику!

Она продолжила писать, только еще быстрее. Я выждал паузу, потом еще малость повременил, но ничего не изменилось.

Тогда я подошел вплотную к столу, прокашлялся и, прибавив громкости, сообщил:

— Инесса Семеновна! Меня на практику прислали в ваше отделение! Сказали сначала вас найти!

Это возымело действие, потому как старшая сестра вдруг подскочила на стуле, дернув головой, будто потревоженная сова, и уставилась на меня непонимающим взглядом. Из-за сильных очков глаза ее казались огромными, что придавало еще большее сходство с этой ночной птицей. Она смотрела на меня так с минуту, не моргая, затем, как бы очнувшись, резко вскинулась:

— Ты кто? Откуда?

Интересное начало, что же дальше будет?

— Инесса Семеновна! Я студент медучилища при Первом меде! — в третий раз пришлось заводить эту шарманку. — На практику к вам, на две недели.

— На практику? — старшая часто заморгала, видимо лихорадочно соображая, и вдруг выскочила из-за стола, да так стремительно, что стул отлетел к стенке. Моментально нацепив на голову колпак, она выбежала из кабинета, заложив крутой вираж в коридор. — Батюшки, у меня же уколы не сделаны, а я тут с тобой лясы точу!

И пока я стоял в некотором оцепенении, решая, что же мне делать, она уже мчалась в противоположном направлении с большим гремящим лотком в руках. Когда она свернула в ближайшую палату, я поспешил следом, ведь там, в палате, дети — мои с сегодняшнего дня подопечные.

Кто из вас Кондратьев?

Дети завтракали. Им было где-то от двух до пяти. Они сидели за длинным столом в предбаннике, уткнувшись в тарелки, и дружно стучали ложками. Во главе стола восседала нянька и следила за порядком.

Старшая, не говоря ни слова, грохнула лоток на стол, плюхнулась на свободный детский стульчик, отчего тот накренился, подозрительно заскрипел, но каким-то чудом устоял. Частота стука ложек тут же резко пошла на спад.

— Так! Это что еще такое? — чуткое ухо няньки моментально отреагировало на изменение ритма.— Кого в угол поставить?

Тем временем старшая, выудив из кармана видавшую виды толстую тетрадь, принялась шелестеть страницами и что-то судорожно искать в своих тайных конспектах. Дети уже все поняли, они тут же перестали есть, а на дальнем конце стола чей-то голос тоненько заскулил.

— Кто там у нас ноет? — снова вступила нянька, получая истинное удовольствие от отведенной ей роли. — Кому потом стыдно будет?

— Кондратьев! — найдя наконец нужную запись, произнесла старшая и стала медленно оглядывать всех по очереди, будто Вий, выискивающий несчастного Хому Брута. — Ну и кто из вас Кондратьев?

Читайте также Петушок на палочке   Что чувствует ребенок, который первый раз в жизни понял, что самая лучшая на свете мама его обманула  

Дети сидели замерев, молча опустив головы. Я-то сразу понял, что Кондратьев — это стриженный под полубокс крохотный пацан в темно-красной клетчатой рубашке, тот, что сидел прямо рядом со старшей. Потому как он не просто молчал, как остальные, он даже и не дышал.

Судя по всему, старшая тоже это поняла, она схватила его за шкирку, оторвала от стула и подняла в воздух, как выхватывают котят из коробки на птичьем рынке. Затем она переломила его через свое колено, сдернула ему штанишки и тут же вогнала шприц, который по сравнению с этой попкой казался несуразно огромным, а у меня от такого зрелища заломила половина тела. По окончании экзекуции старшая кинула этого бедного Кондратьева обратно на стул и снова зашелестела тетрадью.

Тот выгнулся дугой, в первые секунды хватая ртом воздух, а затем отчаянно и громко зарыдал. Через мгновение ревели все, включая и тех, кому инъекции и вовсе были не назначены. За следующие десять минут старшая переколола всех по своему списку, словно жуков для гербария, а затем подхватила лоток и понеслась по другим неотложным делам.

Уколы

Ночью я плохо спал, вставал, курил, а на следующее утро пришел в клинику пораньше, зашел в кабинет старшей и звонким голосом объявил:

— Инесса Семеновна, давайте я буду инъекции делать!

И опять, как и при нашей первой встрече, та вздрогнула, подскочила и уставилась на меня:

— Так, подожди, а ты кто?

— Студент медучилища, у вас на практике, — уже ничему не удивляясь, охотно ответил я. И скромно добавил: — Со вчерашнего дня.

Старшая принялась меня изучать, видно было, что она пытается мучительно вспомнить вчерашний день.

— Ага, значит, на практику пришел! — наконец сообразила она. — И чего ты от меня хочешь?

— Да вот подумал: чем мне тут просто так по коридору весь день ходить взад-вперед, давайте я лучше уколы буду делать.

— Ты? Уколы? — разглядывая меня сквозь очки, словно блоху в микроскоп, удивилась старшая. — А умеешь?

— Умею! — клятвенно заверил я. — Подкожно и внутримышечно хорошо, в вену, конечно, похуже!

— В вену! — задумчиво произнесла старшая. — Да кто тебе тут даст в вену колоть!

Некоторое время она размышляла и наконец решилась:

— Ладно, так и быть, а то я совсем с ног сбилась, своей работы не разгрести, а тут мало того что процедурная в отпуске, так еще и дневная постовая на больничном, непонятно, когда выйдет. Вот, держи тетрадь, там все записано, кому что колоть. Да смотри ничего не перепутай!

Так я стал главным детским мучителем.

Миссия выполнима

Дети как пациенты отличаются от взрослых. С одной стороны, они на порядок дисциплинированнее, не нарушают режим, не сбегают домой, не пьют, не курят, не домогаются медсестер, не выбрасывают таблетки в унитаз. С другой — подчас самые рутинные манипуляции и обследования могут вызывать у них дикий ужас, крик и слезы.

Уколы — самый главный детский страх в больнице, детей в клинике колют почти всех, да еще по несколько раз в день. И постоянное ожидание боли часто перевешивает саму боль. Со временем они, конечно, привыкают, но продолжают эти инъекции ненавидеть всей душой.

Читайте также Шестая койка   Скорая привезла ее поздним вечером в канун Нового Года. Это было не традиционное поступление с улицы, а перевод из другой больницы  

Надо признаться, что при своей безрукости за полтора года учебы делать уколы я все-таки насобачился. Помню, когда колол первый раз, страшно было — вспоминать не хочу, чуть кондрашка не хватил. Потом, далеко не сразу, я себя преодолел и при малейшей возможности шлифовал мастерство. Но детей до этого мне колоть не доводилось, поэтому сказать, что я волновался, это ничего не сказать, но важность миссии перевесила мандраж.

Первым делом я перестал пырять их иголками во время завтрака, во всяком случае они у меня были сытыми. Уколы я сопровождал шутками и прибаутками, дети мои хоть и ревели, но совсем не так, как в тех случаях, когда за них принималась старшая, и к тому же моментально успокаивались. Потом я их всех выучил по именам и вел с ними душевные разговоры, в чем, как мне казалось, они немного нуждались. Посещения родителями в клинике были запрещены, и дети жили там как сироты.

Помимо уколов дети очень боятся вида медицинских инструментов, таких, например, как у ЛОР-врачей. Едва увидят их разложенными на пеленке — моментально в рев.

Ну и, конечно, всякие безобидные исследования типа ЭКГ в лучшем случае вызывают у них настороженность. Я уж молчу про бронхоскопию. Но справедливости ради стоит сказать, что от бронхоскопии и взрослые не всегда в восторге.

А вот для самых маленьких особенно страшное место — рентгеновский кабинет. Они боятся его даже больше процедурного, больше бронхоскопии. Темнота рентгеновского кабинета вселяла в них такой ужас, что зачастую, когда я приводил малышей на рентген, меня заставляли их держать во время процедуры, облачая в свинцовый фартук, и на снимках часть моего скелета накладывалась на эти крохотные грудные клетки. Дозу я за время практики получил приличную, но медицина — вообще путь особый.

Инесса Семеновна еще несколько дней всякий раз знакомилась со мной заново, но потом ничего, привыкла. Хотя имени моего так и не запомнила. Я у нее кем только не был: и Сашей, и Андрюшей, и Олегом, и даже Игорем. Она оказалась теткой незлой, хоть и малость чудной.

Не отдавай меня!

Детская клиника послужила мне хорошей школой. Почти сразу я научился определять, как к тому или иному малышу относятся дома, из какой он семьи, занимаются им или нет, любят его или не очень. У меня и у самого почти сразу появились любимчики.

Главным моим фаворитом стал четырехлетний Женя Санкин с обструктивным бронхитом. Он знал наизусть всего «Конька-Горбунка», Барто и Маршака, называл меня на «Вы», а когда кашлял, то прикрывал рот ладошкой.

Читайте также Единичка   Я совсем не знал, как разговаривать с такими карапузами, и на всякий случай решил его развлечь. Надул щеки и вытаращил глаза  

Другим был Коля Кондратьев, тот самый, кого первым тогда при мне загарпунила Инесса Семеновна. Он, хоть и не был таким эрудитом, как Женя Санкин, зато был добрым и доверчивым. Когда мы с ним знакомились и я спросил, как его зовут, он поднял на меня свои большие синие глаза и прошептал:

— Николай Петрович и Зайка!

Через пару дней мы отправились с этим Колей Кондратьевым на другой этаж, где у него должны были взять кровь на какие-то мудреные анализы. Но как только он увидел тамошние приспособления, иглы Дюфо и прочее, он ухватил меня за шею и запричитал:

— Дяденька, миленький, пойдем отсюда! Не отдавай меня, не отдавай!

Процедурная сестра пыталась отодрать его от меня, а он никак не отдирался, и, вместо того чтобы ей помочь, я вдруг начал Колю изо всех сил к себе прижимать, чувствуя, что сердце просто разорвется.

Все оказалось совсем не так страшно, и, когда мы шли обратно, он топал рядом, его ладошка была в моей руке, я сказал ему на лестнице:

— Знаешь, Николай Петрович, так работать никакого здоровья не хватит.

Он взглянул на меня снизу вверх и понимающе кивнул.

Идентификация

Самым любимым занятием у детей была прогулка. Под присмотром двух нянек они гуляли по двору клиники, ковыряли лопатками еще не растаявший снег и глазели на проезжающие за забором по Большой Пироговской троллейбусы пятого и пятнадцатого маршрутов.

Вот чему я так и не научился, так это малышей одевать на прогулку. Пару раз я пробовал, но выглядели они так, будто у шубок рукава разной длины, а штаны надеты задом наперед.

Зато я читал им книжки, загадывал загадки, показывал, как громко умею щелкать пальцами, придумывал разные игры, а однажды взял и вылепил из пластилина танк с пулеметом и пушкой.

Оказалось, что две эти недели взяли и вдруг как-то очень быстро закончились. Впереди меня ждала практика по хирургии в шестьдесят первой больнице, затем практика по терапии в клинике Василенко, а под занавес практика в поликлинике у метро «Спортивная».

И вот настало утро, когда я направился в палату колоть своих детей в последний раз. Хотя в тот день я мог смело двинуть домой, но почему-то решил остаться до прихода вечерней смены. Дневник практики еще вчера был подписан у главной сестры клиники, где старшая сестра Инесса Семеновна лично нарисовала жирную пятерку с плюсом.

Я брел по коридору, и мне было немного грустно. Я так не хотел сюда идти, а теперь чувствовал, что буду по ним скучать. Интересно, вспомнит ли меня кто-нибудь из этих маленьких пациентов, когда вырастет? А если и вспомнит, кем я останусь в их детской памяти?

За стенкой палаты, напоминавшей дачную веранду — стекло да белые рейки, — вцепившись в спинку, на койке прыгал большеголовый пацан. Он вдруг увидел меня, лоток со шприцами в руках, вытаращил глаза, замер на секунду, а затем во всю мочь истошно завопил:

— Прячьтесь, прячьтесь все! Дядька-дурак идет!!!

29.10.2019

Спасибо, что дочитали до конца!

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем из них никакого процента на свою работу.

Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей — это наша возможность планировать работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

ПОДДЕРЖАТЬ

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — «Таких дел». Подписывайтесь!

Читайте также

Вы можете им помочь

Всего собрано
292 979 783
Текст
0 из 0

Медучилище

Фото: из личного архива
0 из 0
Спасибо, что долистали до конца!

Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и фотоистории. Мы собираем деньги для множества фондов — и не берем никакого процента на свою работу.

Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас поддержать нашу работу.

Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.

Поддержать
0 из 0
Листайте фотографии
с помощью жеста смахивания
влево-вправо

Подпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: