Пусть лежат

Кровопролитные изматывающие бои, длившиеся в этих местах больше года, с начала 1942 до весны 1943-го, официальное признание получили относительно недавно, но сам город о них никогда не забывал. И одними из первых, кто публично заговорил о значимости тех событий, стали приехавшие сюда в начале 1990-х немцы. Тогда же они протянули городу руку дружбы — и во Ржеве ее приняли. Так здесь одновременно появились сразу два военных кладбища — советское и, по соседству от него, немецкое.

Обошлось без мордобоя

«Это был 92-й год, июль. Я как раз в отпуск собиралась, и тут мне звонит глава города: “К нам немцы собираются приехать, можешь попереводить?”» — вспоминает Ирина Геннадьевна Кондратьева, бывший руководитель департамента образования в местной администрации и учительница немецкого по профессии.

Мэр города Александр Харченко к тому моменту занимал эту должность всего год — он был избран в 1991-м на первых, как он с гордостью подчеркивает, всенародных выборах в Тверской области.

«Он, немец, значит, зашел в администрацию и стал мне объяснять, какие здесь шли сильные бои, какие огромные потери. Он думал, что мы этого не знаем», — смеется теперь Харченко.

Его отец участвовал в войне, а мать была на оккупированной территории на Кубани, поэтому в какой-то момент, говорит Харченко, «пришлось ломать себя».

Первые немцы приехали в город частным порядком, но принимать их решили официально. В актовом зале здания администрации поставили стол, с одной стороны которого сели гости из Германии, с другой — российские ветераны.

«Ну, мы собрались, сидим. В какой-то момент Александр Васильевич наклоняется ко мне и говорит: “Как бы у нас до мордобоя дело не дошло”», — рассказывает Ирина Кондратьева, выступившая на той встрече переводчиком.

«Когда начали обсуждать собственно войну, как-то так активно у них разговор пошел, все загалдели, а один немецкий ветеран поднялся и начал бурно очень жестикулировать. И я тогда подумал, что все, сейчас дойдет до рукопашной. Но оказалось по-другому. Этот немец здесь, подо Ржевом, воевал, он не тыловик был, он сидел в окопах, был истребителем танков. И с нашей стороны был такой ветеран, Василий Федорович Петров, тоже воевал здесь. И это они, значит, стали обсуждать, как стреляли друг по другу. Но знаете, не зло, а так, молодость свою просто люди вспоминали», — говорит Харченко.

В конце концов ветераны — ни одного из них уже нет в живых — побратались. И с этого момента стало понятно, что встреча удалась. Фамилия того немца была Фройбезе, и с ветераном Петровым они после этого общались во время каждого его визита в город, подтверждает Кондратьева. Большинство из тех, кто приехал в начале девяностых, затем возвращались регулярно.

Вскоре после этого визита из Твери в администрацию переслали письмо уже от другого немца. Эрик Форнхольт писал, что представляет небольшое объединение бывших солдат, когда-то воевавших на этом направлении в составе 6-й дивизии вермахта — ее части сначала наступали здесь на Тверь (тогда Калинин), а потом, во время отступления, двигались обратно, через Старицу и Ржев. Теперь, написал Форнхольт, они с однополчанами хотели бы «протянуть российским ветеранам руку».

Письмо, вообще-то, было адресовано областной организации ветеранов, но оттуда его спустили в город. Когда письмо дошло до Ржева, глава местного совета ветеранов Леонид Мыльников, посоветовавшись с остальными, написал ответ: «Добро пожаловать во Ржев».

«Позиция российских ветеранов, конечно, тогда очень помогла наладить отношения с городом. Потому что тем, кто возмущался, они сказали: “Если мы готовы предложить прощение, то почему вы не можете?”» — рассказывает Лилия Фрицлер, координатор немецкого благотворительного общества Kuratorium Rshew, которое в городе называют просто «Кураториум», или, по-русски, Попечительский совет.

Основать Попечительский совет в 1993 году решили тот самый Эрик Форнхольт и другой бывший солдат, Эрнст-Мартин Райн. К ним присоединились участники боев, а затем просто сочувствующие, в основном люди старшего возраста.

«И тут вообще выяснилось, что половина Германии со Ржевом повязана: у кого здесь брат погиб, у кого отец, у кого дед. Потери для них здесь были колоссальные. И к нам люди поехали», — вспоминает Ирина Кондратьева.

Попечительский совет существует на взносы участников, а еще на пожертвования, которые делали ветераны с немецкой стороны. В том числе, по словам Лилии Фрицлер, многие, по существующей в Германии традиции, просили после их смерти не присылать венки на похороны, а вместо этого перечислить деньги на счет общества. Таким образом совету удавалось собирать «довольно крупные суммы» — многие из тех, кто входит или входил в состав совета, были людьми обеспеченными.

На эти деньги в том числе организовывались российско-немецкие лагеря для школьников, обмены и выезды в Германию для местных преподавателей немецкого — с начала девяностых их здесь проводят ежегодно.

Мертвых больше, чем живых

Ржев был захвачен осенью 1941 года, а освобожден только в марте 1943-го. К этому времени город практически сровняли с землей, а из более чем 50 тысяч жителей, проживавших тут перед войной, в городе и вокруг него осталось от силы 300 человек. Остальные или ушли на фронт, или разошлись по деревням, спасаясь от боев и голода, погибли или были угнаны в Германию.

Большую часть оставшихся к весне 1943 года жителей немцы перед уходом заперли в старообрядческой церкви — она цела до сих пор. Входы в нее заминировали, и несколько дней люди отогревались, сжигая сохранившуюся внутри мебель.

Ноябрь 1942 года. Немецкий ударный отряд во время битвы подо РжевомФото: Sammlung Berliner Verlag/AKG/East News

«Было холодно, окна разбиты. Говорят, что некоторые немцы, проходя, бросали в эти разбитые окна снег. Многие считают это издевательством. Но я предпочитаю думать по-другому: растапливая снег, люди могли поить детей. Этот снег стал единственной водой, которая у них была», — рассказывает Наталья Георгиевна Дранова, местный краевед, экскурсовод и одна из тех, кто занимается историей немецкого кладбища.

Чтобы ликвидировать выступ, с которого войска немецкой группы армий «Центр» могли угрожать Москве, с начала 1942 года советское командование провело здесь четыре крупные операции подряд, пытаясь освободить Ржев и Вязьму. В конце 1942-го советские солдаты приняли на себя удар частей, которые иначе могли быть переброшены под Сталинград — на помощь окруженной группировке Паулюса.

Бои в окрестностях города, которые увековечил в своем стихотворении Александр Твардовский, стали кошмаром как для советских частей, так и для немецких. Некоторые историки называют происходившее здесь «ржевской мясорубкой» или «ржевской бойней». Общие потери в Ржевской битве только по официальной информации составили около миллиона человек с советской стороны с учетом раненых (это сопоставимо с потерями под Сталинградом, где СССР потерял примерно 1,2 миллиона человек) и более 500 тысяч — с немецкой. Для Германии — цифра огромная, учитывая, что, по немецким данным, общие безвозвратные потери на территории бывшего СССР составляют 2,2 миллиона человек.

Самым трудным для советских войск стало начало 1942 года — в это время здесь действовали части, перешедшие в наступление еще в декабре 1941-го, в начале Московской битвы. К этому моменту многие из них были обескровлены, пополнение переломить ситуацию не могло: потратив все ресурсы на декабрьский контрудар, командование теперь спешно отправляло на фронт почти необученных призывников. «Солдата ведь мало научить стрелять. Солдат должен еще уметь сберечь себя», — вздыхает Сергей Петухов, руководитель поискового отряда «Память 29-й армии», работающего подо Ржевом.

Еще сюда активно перебрасывали резервные дивизии из других республик. Многие бойцы так и остались здесь лежать. Рядом с немецким и советским кладбищами стоит большой памятник воинам из Казахстана и каменные горы, символизирующие пейзажи Кыргызстана. В нескольких километрах можно найти отдельное большое кладбище, где покоятся солдаты из Якутии.

Солдаты погибали в изматывающих боях, страдали от холода, скрывались в болотистых лесах, а после того как началась весенняя распутица и первое наступление, в которое наши пошли зимой 1942-го, захлебнулось — стали голодать.

Писатель-фронтовик Виктор Астафьев, на которого ссылается Наталья Дранова, написал, что подо Ржевом немцев «залили реками крови и завалили горами трупов». Эту фразу теперь вспоминают все, кто рассказывает о здешних событиях. Но долгое время понятия «Ржевская битва» в советской истории не было вообще.

Рабочие на строительной площадке во время финального этапа установки центральной фигуры Ржевского мемориала Советского Солдата у деревни Хорошево Ржевского района Тверской области. Монумент «Я убит подо Ржевом» будет представлять собой 25-метровую бронзовую фигуру солдата, установленную на 10-метровом насыпном курганеФото: Кирилл Каллиников/РИА Новости

Это теперь про Ржев внезапно вспомнили — в городе ремонтируют краеведческий музей, в котором под экспозицию, посвященную войне, выделено отдельное здание в многоэтажке, и готовятся к открытию огромного мемориала Советского Солдата. Он был смонтирован к 75-летию Победы и своими масштабами должен напоминать мемориальный комплекс в берлинском Трептов-парке. А до начала двухтысячных проходившие здесь бои считались боями местного значения. Так думали все, но только не местные историки и не поисковики, которые поднимают здесь солдат сотнями.

В том же краеведческом музее есть фотографии повешенных подростков-подпольщиков — их передала немецкая сторона вместе с архивными документами и свидетельствами, обмен которыми теперь происходит регулярно.

Указатели на воинские захоронения, установленные к 75-летию Победы, есть на всех окрестных дорогах. В городе Зубцове, что в семи километрах от Ржева, только в одной братской могиле лежит 12 тысяч человек при населении 6 тысяч. Получается, что мертвых там вдвое больше, чем живых.

Город Зубцов, могилы павшим воинам Великой Отечественной войныФото: Дмитрий Неумоин/Фотобанк Лори

Ржевитянам есть что припомнить немцам, но они этого не делают. За все 20 лет существования кладбища здесь не было ни одного случая вандализма, хотя ворота днем всегда открыты, а смотрителей нет. По православным праздникам люди приносят к установленной у входа скульптуре «Скорбящие родители» веточки березы или яблоки.

Альтернативная площадка

Еще в войну немцы вели подробный учет всех захоронений, рассказывает Наталья Дранова: «Немцы знают почти всех — у них так устроено. Они составляли четкие списки, вместе с похоронкой отправляли родственникам в Германию фотографию могилы. Даже если у кого-то не оказывается жетона, они могут сказать близким, где находится их родственник, благодаря именным спискам».

Большое немецкое кладбище после войны осталось и во Ржеве. Немцы об этом помнили. Но место, на котором оно располагалось, в советское время отдали под гаражи. И в середине девяностых Германия официально обратилась с просьбой выделить участок под новые захоронения.

Лилия ФрицлерФото: ©Kuratorium Rshew

«Харченко сказал, что город готов предоставить альтернативную площадку. И вот там, конечно, начались политические трения, потому что губернатор тверской был против. Дело несколько раз побывало в суде. Но в конце концов победила позиция главы города Ржева. Его идея была в том, чтобы создать одновременно и русское, и немецкое кладбище. С одной стороны окопа солдаты немецкие, с другой — русские», — рассказывает Лилия Фрицлер.

Немецкими воинскими захоронениями во всем мире занимается Народный союз Германии по уходу за военными могилами. Организация появилась после Первой мировой войны, в 1919 году, и существует по большей части на благотворительные взносы. С Россией официальное соглашение о сотрудничестве было подписано как раз в 1992-м. Всего в стране официально числится 22 немецких захоронения — в том числе в Калининградской области, под Петербургом и Смоленском. Кладбище во Ржеве было далеко не первым. Сегодня оно — третье по величине и лишь одно из двух, где советские и немецкие захоронения оказались рядом. Второе находится в Волгограде.

Хотя вопрос был щекотливый, в области поначалу тоже вроде бы ничего не имели против. «Владимир Игнатьевич [Платов], который тогда у нас был губернатором, сначала занимал нейтральную позицию. Он мне сказал, мол, знаешь, Васильич, решай сам. Ну и я решил», — вспоминает Александр Харченко.

А потом идея создать кладбище внезапно привлекла внимание наверху. Во Ржеве считают, что причиной стала жалоба депутата Госдумы Татьяны Астраханкиной — сама родом из этого города, она тогда входила во фракцию КПРФ.

После этого в Твери свою точку зрения поменяли — решение главы выделить под кладбище 3 гектара болотистой земли на самой границе Ржева назвали незаконным, его самого обвинили в том, что он не прислушивается к решениям области. Документы на участок к этому моменту были уже оформлены, отзывать их в администрации города отказались — и дело попало в суд.

В интернете можно найти достаточно публикаций, свидетельствующих о том, что и на федеральном, и на областном уровне в начале двухтысячных об этой идее высказывались довольно жестко. Речь шла не только о незаконном выделении земли, но и о попытке, как писали противники идеи, установить в городе памятник нацистам. Некоторые вырезки из газет здесь до сих пор бережно хранят.

Харченко о своем решении судиться с областью говорит спокойно: «Мы и не думали даже, что это что-то серьезное, и не готовились особо. И кстати, довольно легко выиграли. У нас просто не было чувства, что мы специально проталкиваем какое-то решение. Ко мне приходили люди из Москвы, от полпреда президента [в Центральном федеральном округе], говорили, что надо отказаться от идеи, что это неправильно. Я говорю: “Как неправильно, если у России и Германии соглашение есть официальное?”»

Москва, 7 ноября 2007 года. Президент России Владимир Путин вручает мэру Александру Харченко грамоту о присвоении Ржеву почетного звания «Город воинской славы»Фото: Михаил Климентьев ТАСС

После нескольких судебных процессов участок оставили за немцами, но было принято соломоново решение. «Поисковая работа тогда очень плохо финансировалась, это не секрет. Поисковики копали и говорили, что останки они перезахоранивают, но не всегда у них для этого была возможность — иногда останки приходилось долго хранить. И мы предложили немцам частично профинансировать сначала создание советского кладбища», — вспоминает бывший глава администрации.

Оба кладбища в итоге открылись одновременно — в сентябре 2002 года, спустя семь лет после начала переговоров с немецкой стороной. Одновременно создали хранилище, в котором собирают найденные останки советских воинов. Внешне оно напоминает большой гараж, обшитый сайдингом, но внутри для каждого солдата предусмотрен отдельный бокс, в котором останки находятся до момента захоронения. Двери каждого бокса металлические, пронумерованные. Внутри пусто, чисто и даже в жаркий день прохладно — работает вентиляция.

Сегодня все новые захоронения с советской стороны проводят только здесь, централизованно. «У нас на территории района 43 братских захоронения. Но многие могилы расположены в деревнях, деревни пустеют, у муниципальных бюджетов, которые за это по закону отвечают, на поддержание могил часто не хватает средств», — рассказывает Наталья Дранова.

У немцев хранилище свое. Останки солдат советских и немецких до захоронения лежат отдельно, но все остальное на территории комплекса стороны делят пополам. Даже комнаты в Центре патриотического воспитания, созданном при комплексе. Руководит им Сергей Петухов. Одно помещение в небольшом, стоящем чуть поодаль домике отдано под экспозицию с советской стороны — причем представлены находки, относящиеся как к Советской армии, так и к силам вермахта. Другое — под экспозицию немецкую. По стенам там расклеены плакаты, рассказывающие о совместном уходе за захоронениями в России и Германии. Аренду оплачивает Народный союз Германии по уходу за могилами.

Копать не перекопать

«Когда встал вопрос о создании немецкого кладбища, в городе собрали общественный совет. На него пригласили и поисковиков. И мы выступили с предложением, чтобы сначала было создано кладбище советское. Потому что в то время поисковики копали, а потом нужно было ждать решения военного комиссариата, в какую могилу захоронить. А могил у нас больше 40, все было очень сложно», — рассказывает Сергей Петухов.

Сбор средств на создание кладбища объявил Попечительский совет Ржева — именно собранные тогда частные пожертвования легли в основу советской части кладбища. Еще часть средств дал город, но немцы тогда «вложились так, существенно», усмехается Сергей Петухов на неосторожные слова о том, что они «немного помогли».

Как и Александр Харченко, рассказывая о создании кладбищ, он сразу, с первых реплик выдвигает два главных, видимо, аргумента города: немецкое кладбище здесь было не первым для России, а среди жителей тогда серьезных возражений не было. Выдвигает, как будто по-прежнему ждет упрека или обвинения.

Руководитель военно-исторического поискового центра «Память 29-й армии» Сергей Петухов во время экспедиции по подъему советского бомбардировщика Пе-2, сбитого в 1942 году в Ржевском районе Тверской областиФото: Евгений Одиноков/РИА Новости

Соглашаясь на интервью, он несколько раз подчеркивает, что к созданию непосредственно немецкого кладбища «не имеет, к счастью, никакого отношения». Но в личном разговоре оказывается куда дипломатичнее. «Они ведь тоже люди, куда-то ведь их нужно положить», — пожимает плечами коренастый мужчина средних лет, который всю сознательную жизнь занимается поиском погибших солдат. «Тоже люди» — это, кажется, его главный аргумент.

Мы разговариваем в небольшой служебной комнате при центре, окна которой выходят прямо на хранилище с останками. Он называет ее «штаб» и поправляется — импровизированный. В штабе стоят четыре офисных стола с компьютерами, стеллаж с книгами по истории и полка с канцелярскими пластиковыми папками.

Официально Сергей Петухов занимается поиском советских солдат с 1989 года — тогда в России как раз появилось поисковое движение. На вопрос, как он пришел к этому, пожимает плечами и говорит: «Как все». Во Ржеве не было мальчишки, который не ходил бы в лес или поля, чтобы копать. Мальчишкам было интересно найти какой-нибудь предмет времен войны — искали в том числе боеприпасы, на которых неосторожные потом, бывало, подрывались. Вместе с артефактами находились и останки. Детей они интересовали мало, но потом дети повзрослели, и в какой-то момент стало понятно: с останками ведь тоже нужно что-то делать.

Ноябрь 1942 года. Немецкий солдат на строительстве оборонительных сооруженийФото: Sammlung Berliner Verlag/AKG/East News

Сейчас в окрестностях работают сразу несколько отрядов — каждый год на протяжении более чем 20 последних лет 22 июня, теперь День памяти и скорби, здесь захоранивают от нескольких сотен до тысячи найденных солдат Советской армии. Над каждой могилой можно найти табличку с указанием, в какой год были захоронены солдаты, сколько их лежит, рядом с какими деревнями подняли и сколько из них были с именами. Таких из сотен — от силы несколько десятков.

Два из этих офисных столов арендует, опять же, Народный союз Германии по уходу за могилами для своих сотрудников — людей, которые занимаются исключительно поисками останков солдат и офицеров вермахта. Это такие же поисковики, из местных. Раньше этим занимался немец, но потом он ушел на пенсию, и стало понятно, что проще — да и дешевле — работать с россиянами. Они «на зарплате» — и в этом их главное отличие от тех, кто ведет поиск с российской стороны, говорит Сергей Петухов.

«То, что у них был порядок прямо идеальный, — это миф. Но да, у них все было лучше налажено, потому что был специальный офицер, который вел учет. А у нас только похоронные команды — это значит, просто говорили, мол, ты, ты и ты идешь сегодня собирать убитых. А потом начальник штаба в лучшем случае детально это все запишет, в идеальном, может быть, еще и схемку нарисует. У немцев этим занимался отдельный человек и были организованные кладбища. Ну и не будем забывать, что немцы здесь стояли в обороне — им в этом смысле было проще. Наши наступали, поэтому погибших после атаки нередко просто стаскивали в воронки, например, или в окопы», — объясняет он.

Участники поискового отряда во время раскопок на месте боев подо Ржевом во время Великой Отечественной войны. Останки солдат Красной армииФото: Алексей Куденко/Коммерсантъ

Вот эти безымянные воронки и окопы теперь и ищут добровольцы с российской стороны. Сергей говорит, что сам в архивах не сидит, поэтому на вопрос о потерях — эти цифры у разных исследователей всегда расходятся в отношении большинства сражений — отвечать отказывается. Но говорит, что здесь солдат по-прежнему «копать не перекопать».

В окрестностях работает сразу несколько отрядов, действует большая экспедиция «Ржев. Калининский фронт», поэтому на вахту памяти (она обычно открывается весной) приезжают люди из разных регионов и из других стран. Сергей как директор Центра патриотического воспитания подчиняется администрации города. Город выделяет средства на его работу, непосредственно деятельность поисковиков теперь спонсируют из области. Такое финансирование позволяет наладить общую организацию процесса. Но большинство поисковиков по-прежнему копают в собственное время и на собственные средства.

В этом году большой вахты из-за карантина не было. Но торжественная церемония захоронения все равно пройдет — земле предадут около 500 солдат-красноармейцев. Точной цифры Петухов не называет: «Сейчас отряды продолжают привозить останки, их будут находить до самой церемонии, поэтому наверняка мы узнаем только накануне».

Победная песня

22 июня, в день захоронения, на советском кладбище проводят торжественную траурную церемонию. На немецкой части захоронения проходят тихо, в «текущем» режиме.

Хоронят тоже по-другому: если советские останки в землю опускают в обычных больших гробах, но по несколько человек на каждый, то немцев — в небольших, по объему больше напоминающих контейнер, зато отдельных. То, что со стороны выглядит как ухоженное поле со скошенной травой, на самом деле строго делится на секции, к которым «привязаны» имена солдат. Близким, которые собираются приехать навестить могилу, просто показывают схему, на которой точно обозначен участок, где лежит член их семьи. Иногда на поле даже заранее расставляют именные бейджики.

Ржев. Центральная аллея немецкого военного кладбищаФото: Елена Орлова/Фотобанк Лори

Родственники здесь бывают ежегодно — 2020-й из-за пандемии впервые станет исключением. Раз в год Народный союз Германии организует общий автобус, с которым в Россию приезжает около 50 человек, — он посещает сразу несколько кладбищ. Ржевских в нем оказывается человек восемь или десять.

До последнего времени регулярно приезжали ветераны, стоявшие у истоков сотрудничества с городом. Некоторые проводили во Ржеве и окрестностях по неделе, а то и больше. Большинство из них сегодня уже умерли: Эрик Форнхольт скончался в 2013-м, ему было 98 лет. Эрнст-Мартин Райн — в 2016-м, не дожив один год до ста. Теперь в Россию приезжает его внук. Кто-то может заехать и по случаю, внепланово.

«Вот в начале зимы Лиля позвонила, что надо встретить немца: он был в Якутии и по дороге домой решил сюда приехать. У него тут лежит дядя. Ну я его встретила, мы пообедали, сходили на мемориал. На этот День Победы мы с ним переписывались, и он сказал, что ему знакомые рассказали, что у нас 9 мая поют “победную песню”. А я ему объяснила, что это не “победная песня”, а “День Победы” и она совсем про другое, вообще-то. Я ему отправила ссылку на нее и на “Священную войну”. И написала еще, про что там. А что, дружба дружбой, но пусть понимают», — рассуждает Ирина Кондратьева.

Центральная аллея на мемориальном кладбище советских воиновФото: Ирина Быстрова/Фотобанк Лори

Всего на немецкой части сейчас лежит 43 тысячи человек (кладбище сборное, и останки привозят сюда в том числе из других районов и даже соседних областей), а на советской — 18 тысяч. На немецкой известны почти все, на советской имена есть примерно у 6 тысяч. Дело, опять же, в том, как вели учет в войну, а еще в надежности немецких именных жетонов и в ненадежности наших медальонов: небольших и довольно хрупких капсул, внутрь которых вкладывалась бумажка с именем бойца, адресом и данными о родственниках. Многие их не заполняли вовсе, часть медальонов потерялась, те, что уцелели, нередко просто невозможно или очень сложно прочитать.

Все равны

Советское и немецкое кладбища разделяет узкая проселочная дорога. Александр Харченко говорит, что она задумывалась как окоп. Но на окоп она похожа мало. Петляя между лужами, по ней к шоссе ходят владельцы участков, расположенных за городом. Я спрашиваю у нескольких из них про кладбище, всматриваюсь, пытаясь в том числе поймать следы скрытого недовольства. Они отвечают мне недоумением.

«Эти? — переспрашивает пожилая женщина в шерстяном берете, сжимающая в каждой руке по коробочке рассады. — А кому они мешают? Лежат себе, ну и пусть лежат. Я сама местная, у меня отец всю войну прошел, орденом был награжден, а орден так и не дошел до нас. Вот это вот обидно. А эти — ну кому они мешают?»

Советское кладбище выполнено в белом цвете, на фоне которого выделяется красная кирпичная стена с зубцами — она символизирует Кремль и Москву, которую защищали здесь солдаты. На территории — белая часовня с золотым куполом и длинные, поднятые над землей прямоугольники могил. Тут и там лежат цветы, где-то — пробитая каска.

Часовня Александра Невского на мемориальном кладбищеФото: Елена Коромыслова/Фотобанк Лори

Немецкая часть представляет собой большой участок с ровно скошенной травой. По центру проходит вымощенная серым камнем дорожка, вокруг которой выстроились такие же серые вертикальные плиты, испещренные именами. Кое-где на траве стоят приземистые серые кресты. В центре — один большой крест из черного металла, у подножия которого лежит букет искусственных красных роз. Позади — две надписи. Одна на немецком, другая — на русском: «Пусть погребенные здесь найдут успокоение и последнее пристанище, а также служат объединяющим звеном для всех живых».

У входа в мемориальный комплекс — скульптура с коленопреклоненными людьми, копия работы «Скорбящие родители» немецкого скульптора Кете Кольвиц. В Первой мировой войне художница потеряла сына, а во Второй мировой — 22-летнего внука. Он погиб подо Ржевом и лежит на этом кладбище.

«Родители» специально развернуты так, чтобы смотреть одновременно и на немецкую, и на советскую части.

Скульптура «Скорбящие родители» Кете Кольвиц у входа на мемориальное немецкое кладбищеФото: Елена Быстрова/Фотобанк Лори

Все решения по оформлению принимаются только Народным союзом Германии по уходу за захоронениями. На плитах здесь не пишут званий — считается, что перед смертью все равны. Только имена, фамилии, даты рождения и смерти.

Устанавливать дополнительные таблички или знаки без согласования родственникам запрещено, чтобы не затруднять уход и не нарушать общий вид. Только у одной из плит одинокая черно-белая фотография немецкого солдата с невестой в белом платье — видимо, с венчания. Она облеплена обрезками недавно скошенной травы.

Наталья присаживается рядом и аккуратно смахивает траву рукой: «Не помню, кто ее установил, но она, конечно, бурю эмоций вызывает, особенно у школьников, когда они приходят на экскурсию».

Есть те, кто на территорию кладбища во время экскурсии принципиально не заходит. «У всех свои убеждения», — осторожно говорит Наталья.

На память от русского пленного

Немцы платят аренду за свой участок, оплачивают работы по уходу и работу поисковиков, но за право вести раскопки на местах захоронений они никогда и никому не платят.

«У нас же как: если что, все хотят немножко получить — и все, вопрос решен. У немцев позиция другая. Они работают только по официальным разрешениям. Если где-то есть застройка или идет дорога — все, они это захоронение не трогают. Но если, например, у вас там огород и они получили возможность там копать, вам не заплатят, просто потом восстановят все, до кустика, если надо», — объясняет Наталья Дранова.

Официально кладбище числится солдатским, — предполагается, что останки офицеров вывозят на родину, в Германию — но это, по ее словам, не совсем так.

В руках Наталья сжимает пластиковую папочку экскурсовода. Внутри — человеческие судьбы, обрывки которых в разное время попадали сюда из Германии. Впечатления племянника, нашедшего могилу дяди. Благополучные довоенные фотографии из архивов — дети, невесты, семьи. Отдельно в папке лежит точный карандашный портрет человека в немецкой форме с четкой подписью на русском языке: «На память от русского пленного, IX.1941».

Набросок был сделан в лагере деревни Итомля, что от города в паре десятков километров. Немец, изображенный на портрете, потом погиб здесь же, подо Ржевом — вместе с копией портрета родственники прислали архивную фотографию березового креста с его фамилией и просьбу найти кого-нибудь в деревне, кто мог бы помнить лагерь, рассказать о русском художнике или о самом нарисованном им солдате вермахта. Искали долго, говорит Наталья, расспрашивали местных, не нашли.

Среди серых плит выделяется наивный ярко-лиловый пластиковый венок. К нему прицеплен файлик, внутри — обычный лист бумаги А4 с безнадежно выцветшей на солнце фотографией. Венок оставили, потому что солдата захоронили здесь относительно недавно, в 2018 году. Когда он погиб, ему было 18 лет, и все это время члены семьи продолжали поиски и надеялись на то, что останки будут преданы земле.

А совсем рядом с крестом лежит сорокалетний граф Вольфганг фон Экштатд, полковник вермахта, погибший в 1942-м. Его захоронили в 2016-м, и в обход установленной традиции родственники провели все же небольшую церемонию. Теперь в кладбищенской траве, у самого креста, можно найти отдельную каменную табличку с его именем — тоже помещенную сюда стараниями родственников, в виде исключения.

Корзина с цветами и фотографией немецкого офицера. Немецкое кладбищеФото: Ирина Быстрова/Фотобанк Лори

Люди разные — все, кто занимается немецким кладбищем, прекрасно это понимают. Понимают и то, что там лежат не только жертвы войны, но и те, кто осознанно стрелял, возможно, отказывал пленному в еде или казнил местных подпольщиков. Никто не пытается доказывать обратное, хотя говорить предпочитают больше о хорошем.

«Ну что же теперь? Мне кажется, суть в том, что победитель должен быть великодушным», — говорит Ирина Кондратьева и вопросительно смотрит на меня.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!