Анна сама обратилась в опеку: незрячей маме была нужна помощь репетитора для сына-школьника. Вместо помощи ее хотели лишить родительских прав
До деревни, где живет Анна с детьми, полтора часа на машине от Смоленска. Летом здесь все утопает в зелени. Глухомань. До ближайшей цивилизации десять километров пешком или на такси за триста рублей в одну сторону. Местных автобусов нет. Раньше на трассе можно было поймать белорусские автобусы Могилев — Смоленск. Граница совсем рядом, но уже полтора года закрыта из-за пандемии. В деревне есть свои продуктовые лавки, только цены там вдвое выше, чем в райцентре. Когда растишь детей на пенсию по инвалидности, приходится считать все.
В дом вваливаются загорелые разгоряченные Оля и Дима. Ей 9, ему 12. В руках у Димы — темно-серая птичка, чуть крупнее воробья. Нашли на дороге со сломанным крылом. Будут выхаживать. Уголок «доктора Айболита» для их дома история привычная. И теперь ее дети, как когда-то она сама, тащат в дом спасать всякую пострадавшую живность.
Школьницей Аня мечтала, как уедет жить в большой город. Но все мечты рухнули, когда Аня потеряла зрение. Ее пытались изнасиловать, избили, последствие черепно-мозговой травмы — полная слепота.
Новогодние праздники 1994 года иногда снятся ей до сих пор. В конце декабря ей исполнилось пятнадцать. Она влюблена. Жизнь прекрасна. И даже снежинки на развесистых лапах деревенских елок кажутся драгоценными кристаллами в отблесках редких фонарей. Сердце замирает от предвкушений перемен. Весной она закончит девятый класс, уедет учиться в город. Весь вечер первого января они с подружкой, спрятавшись от взрослых за печкой, мечтали, загадывали новогодние желания и хихикали, обсуждая мальчишек. В девять Аня побежала домой. Всего-то две улицы, даже шапку надевать не стала.
Она не поняла, откуда он взялся. Схватил. Потащил к забору. Стал сдирать одежду, тяжело дыша кислым перегаром. Аня растерялась. Стала вырываться. Закричала. Он бросил девочку на землю, несколько раз ударил ногой по голове. Сплюнул в сугроб и медленно молча пошел, как будто ничего не произошло.
Она навсегда запомнила тяжелый черный нос его берцев. Изо рта и носа хлынула кровь. Аня немного пришла в себя. Зачерпнула рукой снега, прижала к горящему затылку и, пошатываясь, побрела домой.
Мама, охнув, сразу предложила ехать в больницу. Как бы вечером в праздники они добирались из деревни в райцентр, даже не подумала. Аня категорически отказалась: не хотела привлекать внимания. Стыдно. Лучше просто отлежаться дома. Мама настаивать не стала. Обняла, помогла умыться и лечь в кровать.
Никому и в голову не могло прийти, чем эта история еще обернется.
Заявлять на напавшего тоже не стали. Через месяц он за другие свои подвиги все равно сел надолго в тюрьму, знает Анна, и в деревню больше не возвращался.
Постепенно рана на голове затянулась. Аня перестала вздрагивать, пробегая мимо того забора. Жизнь вроде бы вернулась на прежние рельсы. Иногда только ужасно болела голова и скакало давление. Но все проходило само собой.
Аукнулось через два с половиной года.
Аня тогда перешла на третий курс кулинарного техникума. Гладила дома белье, отвернулась взять простыню из стопки и вдруг увидела, что утюга — два. Потрясла головой, видение исчезло. Но дурнота и двоение повторялись снова и снова. На один глаз как будто стала опускаться пелена.
Вот тогда начались врачи. Обследования в Смоленске, в Минске. И неутешительный приговор: атрофия зрительного нерва в результате черепно-мозговой травмы. Время упустили. Необходима операция, чтобы сохранить зрение хотя бы одного глаза. Операция прошла неудачно: сепсис, высокая температура. Про зрение уже не вспоминали.
Через три месяца девочку сплавили из больницы со словами: «Забирайте, мамка, домой. Выживет так выживет. А там как пойдет».
Аня выжила, но в 18 лет полностью потеряла зрение. Никакой реабилитации и помощи в адаптации к новой жизни ослепшей девушке не предложили. Помогали родители — как могли. Возили к знахарке. Папа на рассвете выводил дочку умываться первой росой. Поверье такое: если умываться росой, можно прозреть.
«Я была в отчаянии. Вечерами наплачешься, ляжешь спать и думаешь, лучше бы не просыпаться. Были и мысли плохие — покончить с собой».
Выстояла. Взяла себя в руки, приспособилась жить заново в сложном деревенском пространстве, где даже поход в туалет может быть травмоопасным. Анна показывает забинтованную ногу. Говорит — на днях поспешила, споткнулась о крутившуюся рядом собаку и сильно подвернула ногу. Уборка, готовка, уход за детьми — освоила почти все. «Даже картошку прополоть могу», — улыбается Анна.
Конечно, пока были живы Анины родители, справляться с хозяйством было проще. После смерти мамы пришлось сначала расстаться со свинарником: Анна сломала ногу, провалившись в устроенный свиньей подкоп у сарая. Потом и от кур. Трудно вовремя затеять ремонт, когда не видишь, что закоптился потолок. А дети на такую ерунду внимания не обращают: тепло, вкусно, мама рядом, что еще надо? Родители надеялись, что дом будет заботой Аниного мужа. Зять клялся, что любит Аню с 12 лет, они вместе учились в школе, трудности, травма и слепота его не пугают. Обещал жену во всем поддерживать и помогать.
Когда он позвал ее замуж двадцать лет назад, она отказалась. Какая семья — она же теперь слепая, обливалась Аня слезами. Пылкий возлюбленный уломал и ее, и родственников. Через год родился первенец Виталик. Ухаживать за малышом на ощупь оказалось не так сложно, как опасалась Аня. Помогала и мама.
Семейная сказка не оказалась вечной. Когда через семь лет родился Димка, Аня уже подумывала о разводе. Муж выпивал, изменял, распускал руки. За зятя вступалась Анина мама: «Как же дети без отца будут?» Она прощала.
А через несколько лет муж собрал вещи и сказал, что уходит к другой. Они тогда ждали дочку. Аня была на седьмом месяце.
Алименты отец семейства не платит. Получил за это условный срок, но все как с гуся вода. Присылает то 200 рублей, то 300. Один раз расщедрился и прислал целых две тысячи. Весь их стабильный доход — Анина пенсия по инвалидности. Сейчас старший Виталий после техникума устроился работать в колхоз. Выбора работы в округе нет. Говорит, своих не бросит. Самое трудное они уже пережили.
По-настоящему страшно за все эти двадцать лет вечной темноты ей стало только однажды, когда ее решили лишить родительских прав на младших.
Димка пошел в первый класс. Накануне учебного года летом умерла Анина мама. Папы не стало еще раньше. Первый раз за все время она осталась с детьми совсем одна. Если с бытом и хозяйством она уже давно научилась справляться, то как незрячей маме помочь сыну-первоклашке освоить школьные премудрости, она не понимала. Понадеялась на школу.
Как и большинство семилетних мальчишек, Димка-шалопай усидчивостью не отличался. Самостоятельно над книжками и прописями корпеть не желал и при первой возможности убегал гулять во двор, отговариваясь, что все уроки уже сделал.
Весной прогремел гром: Аню вызвали в школу и сказали, что оставят ее сына на второй год. Учиться он не хочет, безобразничает, накануне вот просидел весь урок под партой, и вообще… Анна расстроилась. Неуправляемым Дима никогда не был. «Можно же, учитывая наши обстоятельства, проявить к ребенку больше внимания, помочь с уроками или дополнительно позаниматься», — рассуждала она. Обошла всех школьных учителей с просьбой заниматься с Димой дополнительно, за деньги. «Откуда я бы набрала этих денег, даже не думала. Нашла бы. На чем-то другом сэкономила».
Найти репетитора не получилось. Учителя были не местные, из райцентра и других деревень, и после уроков торопились уехать на школьном автобусе. Продленки в школе не было.
Тогда Анна сама пошла в отдел соцзащиты и опеки — может быть, там подскажут вариант, как им с Димой помочь с учебой. Ей даже не пришло в голову, что те, кто вроде должны помогать, могут и больно наказать.
Анна честно призналась инспектору: с учебой сына ей самой справиться сложно. Незрячему человеку трудно проконтролировать, что там у ребенка творится в тетрадках.
Решение подсказали быстро — школа-интернат. Есть такая всего в 40 километрах от их деревни. Ребенок под круглосуточным присмотром учителей и воспитателей. Ему будет проще учиться. Доводы были убедительными, и она согласилась. Аня решила, что там сын втянется в учебу, за это время немного подрастет малышка Оля, и она обратно переведет его учиться к дому. Подумала, что это обычная общедоступная школа-пятидневка. Такие интернаты, знала она, были при школе в их райцентре и при некоторых деревенских школах. Там жили ребята из отдаленных сел и деревень.
Ей дали на подпись кипу бумаг. Просто руку с ручкой ставили на нужную строчку и велели расписаться. Разобраться в коллизиях бюрократических нагромождений слов для человека без зрения оказалось ношей непосильной. Дима уехал в интернат. Она навещала его с гостинцами по выходным. Сын скучал, просился домой, но Аня просила его потерпеть, учиться мальчик действительно стал лучше.
То, что по сути она отдала своего ребенка под опеку государства, ей объяснили только через полгода. Воспитательница очень буднично спросила, планирует ли Анна забирать Диму или пойдет на лишение родительских прав.
Анна охнула. «За что же меня лишать прав? Не пьяница ж какая-то. Сколько я лет их одна тянула. Сама со всем справлялась…»
Но просто так по заявлению сына не отдали. Начались проверки. Обои отклеились. В сенях доски сгнили. Штукатурка облупилась. Кастрюля на печи стоит немытая. Комиссия заносила Анины грехи в протокол. Не сделаете ремонт — и дочь можете потерять, предупредили ее. Анна пыталась объяснить, что ей главное, чтобы дети были здоровы, одеты и сыты, — а холодильник полон, вот борщ только утром наварила. Одежда для всех есть. А обои они поменяют как будет возможность. Слушать ее не стали: «Условия плохие, исправляйте, тогда поговорим».
Для незрячего человека самая трудная война — бюрократическая. Там, где нужно разбираться с бумажками, писать заявления, жалобы, ходатайства. Анна в отчаянии стала искать по знакомым юриста. Димке какие-то добрые люди сказали, что в интернате он теперь навсегда, и сын каждый вечер рыдал Анне в трубку. Сердце разрывал страх потерять детей. Ей подсказали, что при проблемах с опекой помочь в такой ситуации могут в смоленском благотворительном фонде «Дети наши».
«Сначала я их побаивалась. Ну с чего какие-то посторонние люди просто так помогать будут. Когда вроде и знакомые не помогли. Вдруг они хотят забрать и Олю».
Для фонда «Дети наши» самое важное — помочь детям и родителям оставаться вместе. Сохранить кровную семью. Протянуть руку помощи, когда возникла угроза лишения родительских прав. Прежде чем взяться за работу социальный педагог и координатор фонда всегда приезжают оценить ситуацию на месте. Насколько обоснованы претензии опеки к семье. Безопасно ли детям дома.
Случай Анны для фонда «Дети наши» был несложным. Анне нужно было помочь привести в порядок обветшавший старый родительский дом, чтобы снять претензии опеки. Без посторонней помощи, возможно, Анна сама билась бы с этим не один год. Но «Дети наши» привезли строительные материалы, обои, кое-какую новую мебель. И уже через несколько недель в доме застучали молотки. Пока шел ремонт, Анна с социальным педагогом фонда проговаривали сценарии, как можно в дальнейшем решать проблемы со школой. Нашлась соседка, согласившаяся помогать с уроками по русскому языку.
После ремонта Анне разрешили забрать сына домой. В интернате он провел почти год. Этой осенью Дима пойдет уже в шестой класс. Он хоть и строит недовольную физиономию на вопросы о школе, на уроках старается не филонить. С учебой Оли у Анны таких трудностей не возникло. Дочка сама с первого класса неплохо учится. Любит математику и жалуется на училку французского. Анна научилась на слух решать с детьми примеры, учить стихи и проверять устные задания. Когда сами не справляются, зовут соседку тетю Люду.
«Это просто счастье, что тогда я не постеснялась попросить у “Дети наши” помощь. Было очень стыдно, но я так боялась потерять детей. Нас не бросают и сейчас. Меня свозили на консультацию нейрохирурга в Смоленск. Детям в прошлом году привезли ноутбук для учебы, когда школы закрыли на удаленку. Помогают иногда с продуктами. Я знаю, что, если с нами что-то случится, всегда могу позвонить и попросить помощь».
Ежегодно фонд «Дети наши» поддерживает около ста семей, которые оказались в сложной ситуации и на грани изъятия детей. Оказывает психологическую, юридическую и материальную помощь. И сопровождает семью все время, пока кризис не будет преодолен.
Фонду «Дети наши» нужна наша с вами помощь для частичной оплаты труда социальных педагогов и координаторов фонда, которые работают с семьями в сельской местности. Благодаря их работе Дима и десятки детей в Смоленской области смогли вернуться домой к родителям. Пожалуйста, поддержите это важное дело.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь намПодпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»