Анна родилась на юге, в младенчестве из-за врачебной ошибки получив инвалидность. Юность прошла в нападках на почве национализма и бесконечных попытках найти работу по душе и за нормальные деньги. Когда все посыпалось окончательно, Анна улетела в Сибирь. Там внезапно оказалось, что народы могут жить мирно, «инвалид» — работать в «Яндексе», а возлюбленного можно бесстрашно держать за руку прямо на улице
С экрана ноутбука улыбается девушка с густой челкой. На губах — помада, на пальце — широкое серебряное кольцо. За спиной — постер с аниме «Унесенные призраками». Улан-Удэ на связи.
Анна родилась в Севастополе накануне развала Советского Союза. Когда ей было четыре, семья переехала на Камчатку: папа — военный. Анна с удовольствием вспоминает, как ездила с отцом на горячие источники, поднималась на вулканы и лазила в котловине, собирая дымчато-серый базальт.
«Мама родилась в Новороссийске, а отец с Чукотки, он таежный такой. Во мне пять разных кровей, в том числе монгольская. Я всегда маме говорила, что вернусь на Север. Она прятала от меня письма подруг, которые остались на Камчатке, — я хотела туда и очень плакала».
После развода родителей пятнадцатилетняя Анна с мамой и младшим братом вернулась в Крым. Переезд в Севастополь дался девушке трудно: там она столкнулась с национализмом, который буквально витал в воздухе. Анна хорошо помнит, как по городу ходили «бравые скинхеды»: с подтяжками, в высоких ботинках. Однажды девушка гуляла со своей первой любовью — парень был татарином, — и они «чуть не попали под нациков», уйдя за несколько минут до их появления.
Эти безрадостные приключения Анна проживала на костылях: в два года ей поставили диагноз «детский церебральный паралич».
Будучи на седьмом месяце беременности, мама Анны оказалась на сохранении. В больнице был праздник: отмечали день рождения главного врача. Когда отошли воды, женщина стала звать на помощь — ее нескоро услышали. Началось кровотечение. В результате преждевременных родов на свет появилась девочка весом 900 граммов.
«Легкие были недоразвиты, я то дышала, то нет. Родителям сказали: “Отказывайтесь от нее, она умрет”. Они ответили: “Нет”. Маму выписали, а меня оставили в больнице. Мама утром звонит — я дышу. В обед — не дышу, на искусственном. И так восемь раз. В итоге легкие открылись, я задышала сама, — рассказывает Анна. — Доктор, который принимал роды, не мог понять, почему я живу. Маленькая, недоношенная, слабая. Он решил провести эксперимент и взял у меня пункцию спинномозговой жидкости без согласия родителей, они долгое время вообще не знали».
Неверно взятая у младенца пункция из позвоночника может привести к параличу нижних конечностей. Так и случилось. У девушки сохранилась чувствительность тела, но ходит она с костылями. Это называется «частичный паралич»: ноги не двигаются автоматически. «Вы идете и не думаете, что вам надо шагнуть. А я должна каждый раз об этом думать. Вижу препятствие — думаю: сейчас надо камень перешагнуть», — объясняет Анна.
Когда в два года Анну с диагнозом ДЦП благодаря отцовским связям «быстро запихнули в военный санаторий», тамошняя профессор сказала: «Руки бы отрезать этому врачу: если бы он все сделал правильно во время родов и не взял пункцию, ее бы не парализовало».
Родители Анны привлекли свидетелей, родителей других детей и подали на врача в суд. Оказалось, что доктор «ставил эксперимент» еще на троих детях. Один парень сейчас ходит без костылей, но у него сильное косоглазие и нарушена речь. Врач, по словам Анны, получил четыре года условно с лишением права на врачебную практику.
Злополучная инвалидность не позволила Анне выбрать профессию по душе. Она мечтала стать историком или археологом, но в вузах отвечали: «Инвалиды здесь не нужны».
«Маме сказали: “Никто не будет за вашу девочку отвечать, если она упадет”. На архивариуса тоже не взяли, сказали: “В городе один архив, там все по знакомству, вы никогда в жизни туда не попадете на работу”», — вспоминает девушка.
В итоге она поступила на экономиста. Выбрала филиал российского вуза — Академии труда и социальных отношений, потому что твердо решила: потом уедет в Россию. Был еще филиал Московского государственного университета, но Анна не потянула — «там могли учиться только самые богатые».
«На первом курсе у нас была история, преподавала женщина-профессор из Москвы, она мне дифирамбы пела: “Не тут вообще тебе надо быть, история — это твое”. Я знаю, говорю, а что делать?»
Окончив в 2010-м вуз, Анна три месяца искала работу. Наконец устроилась менеджером мебельного магазина: модерировала два сайта, писала статьи. Через пару лет заскучала, к тому же «в офисе было ужасно холодно», и решила найти что-то по специальности.
Устроилась в организацию, куда «брали на работу инвалидов». Платили, если переводить в рубли, около пяти тысяч — «даже по украинским меркам это было мало».
Отчаявшись, пошла на прием к главе города. Тот направил девушку в районное отделение Министерства труда и соцзащиты. Там, «закрывая глаза и корча рожи», ее приняли в отдел по начислению детских пособий. Мамочки Анну любили и дарили шоколадки, коллеги — нет. «Через полгода меня сожрали. В лицо говорили: “Тут работа не для инвалидов”. Когда уволился мой руководитель, я ушла следом».
Все посыпалось разом. Работы не было, распались отношения: татарские родители не разрешили возлюбленному Анны быть с русской. Парень не решился пойти против родительской воли.
Анне же стала сниться ее прабабушка-бурятка и какой-то город — казалось, ее зовут.
«Когда я впервые увидела фотографии Улан-Удэ, была в шоке: не знаю откуда, но я знала эти места! Шаманы говорят, это память предков. Это моя земля, несмотря на то, что на лицо я русская. Ну, чуть-чуть осталось: глаза и скулы», — Анна поворачивает лицо и показывает разрез глаз.
Сначала Анна приехала в Улан-Удэ на несколько дней — на разведку. Стоял апрель 2015-го, город окутывала весенняя зеленоватая дымка. «Я шла по центру, и кто-то прямо на переходе рассыпал сахар. Я не увидела — и как растянулась! У нас в Севастополе, если упадешь, никто не подойдет, пока ты не закричишь. Здесь ко мне подбежали два человека, помогли подняться. Это стало определяющим моментом».
Вернувшись в Крым, Анна завершила все дела и, как по заказу, улетела новым рейсом Симферополь — Иркутск. Через пару месяцев рейс закрыли: непопулярный маршрут.
Мама еще полгода думала, что дочь вернется и будет просить прощения. Анна таких мыслей не допускала: «Я поставила цель, что не вернусь. Вернуться — значит проиграть».
В Бурятии не было ни друзей, ни жилья. Сначала Анна поселилась в плохой квартире, через месяц переехала в нормальный район, еще через месяц устроилась в сеть магазинов «Посуда Центр» менеджером: «Им нужно было устроить инвалида, чтобы платить меньше налогов».
Анна выдавала покупателям дисконтные карты, принимала бракованный товар, печатала ценники, но относились к ней «почти как к гастарбайтеру»: она получала восемь тысяч рублей в месяц, и однажды коллега проболталась, что другие за такой же объем работы получают почти в три раза больше. Стало обидно. В трудовой комиссии на претензии Анны ответили: «Зачем вам большая зарплата? У вас же есть пенсия».
Пенсия действительно есть: шестнадцать тысяч пятьсот рублей. Могла бы быть на несколько тысяч больше, но Анна упросила украинских врачей понизить ей группу инвалидности с первой до второй, чтобы «иметь шанс устроиться на работу».
«Человек, который живет [только] на пенсию по инвалидности, ничего не может себе позволить: либо ешь, либо одеваешься. Я не хочу так жить», — говорит она.
Несмотря на заниженную зарплату, Анна продолжала работать в магазине. Но национализм догнал ее и там: новый директор стал принимать на работу «только славян».
На шопинг в Улан-Удэ любили приезжать кочевые монголы — всего триста километров до границы. Они покупали казаны и «наборы красивой посуды, особенно белые и черные». Помогать монголам закупаться, вспоминает Анна, никто из коллег не хотел. Одна сотрудница называла их «денежными мешками, пахнущими бараниной». По залу с покупателями ходила Анна, не разделяя их по национальности.
Отношения с коллегами в целом были нормальные, хотя прямая начальница постоянно придиралась к девушке, дергала и подставляла. Говорила зло: «Иди своих монголов обслуживай». Еще из обидчиков был парень, который иногда приходил на работу выпившим и тихонечко говорил Анне на кухне: «Однажды я тебя изнасилую». Анна припугнула коллегу своим тюремным знакомым, он отстал.
Чтобы снимать рабочий стресс, по пятницам Анна стала выпивать: несколько бокалов вина дома или пару кружек глинтвейна в кафе. В какой-то момент она поняла: так можно спиться. И уволилась в никуда — нервы и здоровье были важнее.
Потом случилась двухлетняя работа по любви — менеджером в турфирме. Анна делала визы, продавала экскурсии по городу и туры за границу.
Анна любит путешествовать, особенно в Азию. Первый раз поехала за границу в двадцать один год — «сама накопила». До пандемии посетила семь стран, в 2020 году схватила с хорошей скидкой билеты в Осаку, но пришлось сдать. Когда границы откроют, планирует «прогуляться в Монголию», а еще побывать во Владивостоке — «папа его хвалит».
Из турфирмы Анна ушла незадолго до пандемии — по собственному желанию. Однажды в офис зашла цыганка. Девушка пыталась вызвонить коллег, которые были на обеде, но те не брали трубку. Женщина заболтала Анну, а потом оказалось, что из кассы пропало шестьсот рублей. Анна подумала, что воровку мог подослать один недовольный клиент, который хотел нелегально уехать в Европу. Анна отказалась «химичить» с его визой, и мужчина пообещал: «Ты за это заплатишь. Ты здесь работать не будешь».
Девушка в итоге вернула украденные деньги, но «это была трещинка». Начальница сказала, что больше не сможет ей доверять. Анна ответила, что все равно любит туризм, и в очередной раз уволилась в никуда.
Во время пандемии Анна, уже получившая корочку экскурсовода, хотела оформить самозанятость и делать экскурсии для людей с инвалидностью: «В нашем регионе это не достать никак». Но машины, куда можно зайти на инвалидной коляске, в Улан-Удэ не нашлось: «пять лет назад был такой автобус в Бурятии, но его продали за ненадобностью».
Потом были недолгие подработки, в том числе в многофункциональном центре, в отделе соцзащиты. Анна вышла на стажировку, но через полтора месяца сбежала: начальство орало на подчиненных и называло их «тупыми». Даже посетители возмущались: «Зачем так орать?» Анна ответила начальству: «Я не тупая, на меня орать не надо». И снова уволилась.
Летом 2021 года от знакомого Анна узнала о проекте Everland, который помогает людям с инвалидностью найти работу. Поначалу отнеслась скептически, но из любопытства зарегистрировалась на сайте, прошла тестирование, обучение и через пару недель стала модератором в сервисе «Яндекс.Дзен».
Задача Анны — оценивать контент, ее оценки помогают развивать машинное обучение, которое автоматически размечает контент на сервисе. Например, чтобы блокировать тексты, которые содержат спам или оскорбления.
«Есть гордость, что работаю в “Яндексе”, для меня это круто», — говорит Анна и охотно перечисляет плюсы: уважительные отношения с руководством, никто не давит, работаешь без надрыва и просто выполняешь то, что должен. Трудовая книжка, больничный, отпуск. Бессрочный контракт позволяет ощутить почву под ногами.
Сейчас больше половины пенсии уходит у Анны на оплату кредита, остальное — на жизнь. Три года назад девушка накопила двести тысяч, взяла кредит и купила малосемейку — крохотную, но уютную квартирку площадью двадцать «квадратов». Анна должна выплатить кредит к 2026 году, но благодаря работе в «Яндексе» надеется погасить его раньше.
Самой долгожданной покупкой года называет платяной шкаф — три года жила без него: «В прошлом месяце хорошо заработала, офигела от этой суммы — и бегом покупать».
Жизнь в Бурятии нравится Анне еще и потому, что здесь «много смешанных браков и никто не тычет пальцем, если у тебя муж-азиат». Пары спокойно гуляют по парку, взявшись за руки, сидят на скамейках в обнимку. В юности представить такое в родном Севастополе Анна не могла.
Со своим мужем Марсом девушка познакомилась через интернет во время пандемии. Мужчина родом из Киргизии. Анна смеется: «Марс — планета, шоколадка, бог войны».
«Марс рассказал о своей жизни — мы очень похожи. Не внешне, а просто как люди. Оба пишем стихи. Оба знаем, как жить без денег и что такое голодать, — делится девушка. — Когда мы познакомились, я предложила: “Я тоже была гастарбайтером, когда приехала в Россию. Хочешь пройти мой путь?”»
Марс согласился.
Проект Everland с 2016 года помогает людям с инвалидностью находить работу, зарабатывать деньги и жить достойно, покупая долгожданные шкафы и билеты на самолет. Около семидесяти процентов подопечных живут в регионах, где с работой бывает особенно туго. За четыре года Everland помог более чем тремстам специалистам: часто люди с инвалидностью имеют высшее образование, но, как Анна, сталкиваются с предрассудками и нарушением трудовых прав. Если вы поддержите Everland, еще больше людей в России получат возможность самостоятельно устроить свою жизнь и стать счастливее.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь намПодпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»