Он ворует. Она меня не уважает. Он сказал в школе, что мы усыновили его из-за денег. Она некрасиво сидит, неправильно вилку держит. Я хочу вернуть ребенка в детский дом
Два года назад Саша (имя изменено) подошел к будущей маме и попросил: «Возьмите меня к себе». Как он потом объяснял психологу, «хорошая тетя, добрая, захотелось в семью». Женщина, пришедшая в детский дом волонтерить, не планировала усыновлять четырнадцатилетнего подростка, у нее и своих-то детей не было. Но неожиданно для себя согласилась.
А через год обратилась к психологам фонда «Найди семью» и сказала: «Я не справляюсь и хочу его отдать».
— Мне очень сложно, — говорит Саша. — Я как будто бы в грязных сапогах пришел в… не знаю даже куда.
— В театр? — подсказывает психолог.
— Да, в театр. Ну что они от меня хотят? Я жил по тюремным законам, по понятиям всю свою жизнь!
В Сашином детдоме процветала дедовщина. Злой — значит сильный. Значит, не съедят. Невозможно разом перещелкнуть в голове тумблер и стать ласковым и доверчивым.
Кто согласится усыновить колючего пятнадцатилетнего подростка с инвалидностью и умственной отсталостью, если сейчас эта семья от него откажется?
«Я ему сказала тогда: да, у тебя есть опыт выживания в очень жестких обстоятельствах. Но пойми: если ты хочешь жить в семье, у тебя есть только этот шанс», — вспоминает психолог Светлана Яковлева.
Мама мальчика призналась, что абсолютно выгорела. Ей пришлось быть буфером между сыном и мужем, который считал, что жена мешает воспитывать парня.
«Ее муж — простой работяга, ему непонятны “все эти сюси-муси”, как он говорил. Он считал, что надо воспитывать жестко. Ведь его в свое время отец воспитывал с помощью побоев. Что взрослому мужчине делать, если у него был только такой опыт? Он пытался его повторить — чуть более безопасным образом», — объясняет Светлана.
Приемная мать считала, что с мальчиком нужно быть добрее, и занимала его сторону во всех конфликтах. Недоверие между супругами нарастало, и через год отец практически ушел из семьи, а Саша стал воровать деньги и сбегать из дома.
Семья занималась с психологами год. Сейчас Саше шестнадцать лет. Он окончил индивидуальную работу с психологом и теперь занимается в группе. Папу, поначалу не верившего «всем этим психологам», тоже удалось уговорить на занятия с психологом-мужчиной, который и сам приемный отец. Он учится быть мягче. А мама учится доверять мужу и не кидаться сразу защищать ребенка вместо того, чтобы дать им двоим сначала поговорить.
«Он сказал в школе, что я взяла его из-за денег! Целых 10 тысяч в месяц — сказочные деньги! Мне сказали, что я не справляюсь со своими обязанностями, что я плохая мать! Я так больше не могу!»
Первое, что делают психологи, когда к ним обращаются с запросом «хотим вернуть ребенка», — выясняют серьезность намерений. Вот у этой мамы просто случился нервный срыв от бессилия, объясняет Светлана. Она и сама как-то очень болезненно восприняла ситуацию, когда выяснилось, что приемная дочь Лера рассказывала в школе, как у нее в жизни все плохо и ничего хорошего нет. Причем не со зла и не от желания насолить — просто ей нравилось, что ее слушают и сочувствуют.
Маме с нервным срывом помогли составить план, как жить дальше. Она успокоилась и поняла, что это был просто эмоциональный порыв. Иногда в такие периоды нужны и психотерапия, и медикаментозная поддержка — человек может не видеть выход из ситуации из-за депрессии, а не потому, что все реально настолько плохо. Родители ходят в поддерживающую группу, есть терапия для пар и занятия с самими детьми. Если после занятий родители все еще уверены в решении оформить отказ, нужно помочь сделать это по-человечески, не травмируя ребенка еще сильнее. Не всегда это удается.
Семейная пара взяла под опеку девятилетнюю племянницу жены. Они прожили с ней год и поняли, что не уживаются.
— Мы для этой пары сделали все возможное, — рассказывает Светлана. — Индивидуальные консультации для мамы, для папы, семейная терапия, отдельно занятия с девочкой, родители посещали ресурсную группу. Мы еще год их протянули. Через год они пришли и сказали: «Нет, все, мы точно решили». Единственное, чем мы смогли помочь, — это найти новую семью для ребенка. И мы долго пытались втолковать им: давайте сделаем это правильно для ребенка, чтобы не травмировать еще больше. Но свой мозг чужому человеку не запихнешь.
— Правильно — это как?
— Надо донести до ребенка: «Ты не виноват, это мы не справились». Не говорить: «Это все из-за тебя, ты плохо себя вела, тебе уже десять, а ты не научилась нормально сморкаться». Мы спланировали очень красивую историю знакомства с новой семьей. Мы сидели с коллегой прописывали речь, которую тетя должна была сказать девочке. Мол, я была рада, что ты родилась, но мы не справились… Но они не захотели или не смогли. И втайне от нас передали ребенка на сутки раньше. Просто позвонили в новую семью и сказали: «Либо сейчас, либо мы возвращаем в детский дом».
Через полгода к Светлане подошла девочка и поздоровалась. Светлана сначала ее не узнала: совсем другой человек. «Девочка расцвела. У тети еле-еле тройки получала, а в новой семье через год стала отличницей. Получилось, что эта история ей во благо», — говорит Светлана.
Чаще всего те, кто принял решение все-таки отдать ребенка, потом не выходят на связь, так что психологи не знают, как сложилась жизнь этих детей. Но несколько раз фонд помогал найти новую семью. Были случаи, когда семья возвращала одного ребенка, а другие приемные дети оставались — и нужно было помочь родителям сделать этот возврат как можно менее травматичным для оставшихся детей.
Сначала Светлана сама обратилась в фонд за помощью. В 2017 году они с мужем хотели забрать девочку, изъятую из семьи знакомых, — а опека не разрешала, потому что Светлана живет в Санкт-Петербурге, а девочка была из другого региона. Формально закон не запрещает, но на практике опека часто против таких решений. Светлана хотела получить помощь юристов. Проблема в итоге разрешилась сама собой, и через полгода Лера уже жила в их семье.
«Ей было пять лет, но развита она была года на три и выглядела так же», — вспоминает Светлана.
Семья, из которой изъяли Леру, тоже была приемная. В ней было восемь детей, и опека забрала их всех вместе и поместила в один приют. Поэтому в голове у девочки смешались все воспоминания — она говорила о приюте «туда приходила мама, она варила нам кашу», чего, естественно, быть не могло.
Лера занимается с психологом фонда, а старшая приемная дочь, пятнадцатилетняя Лиза, посещает подростковую онлайн-группу.
«Первое время Лера все время говорила: я с вами немножко поживу — и вернусь в приют. Ей там нравилось: кормили вкусно и воспитательницы добрые и веселые. Мы четыре года пытались ей доказать, что она с нами надолго. У меня такое ощущение, что она только сейчас наконец-то увидела нас».
После того как Светлана обратилась в фонд за помощью, завязался разговор, там узнали, что она работает психологом, и предложили поработать у них. А потом, в 2019 году, незадолго до начала пандемии, в фонде появилась общероссийская дистанционная служба психологической помощи приемным родителям, и Светлана ее возглавила.
«Я вам нарассказывала ужасов каких-то, про возвраты, — вздыхает Светлана. — Еще решите, что все поголовно приемные родители мечтают сдать детей в детдом. Нет, конечно, таких даже не большинство. К нам обращаются и вполне благополучные, образованные родители, опытные, знающие, которым просто нужно чуть-чуть поддержки и помощи. Просто говорить как-то больше получается о больном. Напишите, что большая часть историй заканчивается хорошо!»
С началом пандемии и удаленки службу дистанционной психологической помощи завалило обращениями, а вторая волна пошла год спустя, весной 2021-го. В 2020 году все как будто бы собрались для борьбы — а потом устали от напряжения и выгорели. Многие приемные семьи переживают кризис, пары разводятся, люди теряют работу, начинается депрессия. Кто-то обращается с мыслями о суициде.
«Обращений по поводу возврата в месяц больше, чем у меня в питерском офисе за год было», — говорит Светлана.
В среднем в день за дистанционной психологической помощью обращаются три — пять человек. Каждый месяц «в активе» дистанционной службы находится от 30 до 107 семей, с которыми ведут занятия разные специалисты: психолог, нейропсихолог, дефектолог, психотерапевт и так далее. Есть групповые занятия для детей и взрослых — ресурсные группы, группы профилактики выгорания, коммуникативные тренинги. Есть парная семейная терапия.
Фонду «Найди семью» очень важно справиться и удержать на плаву как можно больше семей. Они это могут сделать с вашей помощью.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране и предлагаем способы их решения. За девять лет мы собрали 300 миллионов рублей в пользу проверенных благотворительных организаций.
«Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям: с их помощью мы оплачиваем работу авторов, фотографов и редакторов, ездим в командировки и проводим исследования. Мы просим вас оформить пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать.
Оформив регулярное пожертвование на сумму от 500 рублей, вы сможете присоединиться к «Таким друзьям» — сообществу близких по духу людей. Здесь вас ждут мастер-классы и воркшопы, общение с редакцией, обсуждение текстов и встречи с их героями.
Станьте частью перемен — оформите ежемесячное пожертвование. Спасибо, что вы с нами!
Помочь намПодпишитесь на субботнюю рассылку лучших материалов «Таких дел»