«Человека нужно вовремя подхватить, иначе он сломается»

У Гаянэ Амраховой инвалидность с детства, а теперь еще и рак молочной железы. Но она по натуре боец. Научившись отстаивать свои права, Гаянэ принялась защищать самых бесправных и одиноких. Примером для нее стала доктор Лиза Глинка

История в фотографиях

— Скажи ему, что я сейчас буду дозваниваться до Владимира Юрьевича, заведующего… Ты никуда оттуда не уходи, он пока на операции, по всей видимости… Как только начнут терроризировать, мы вызовем наряд полиции, будем выяснять, почему тебе отказывают в медпомощи, нарушая 323-й Федеральный закон. В общем, Дима, держим оборону, — Гаянэ заканчивает инструктаж и сбрасывает звонок. Обращается ко мне. — Разве это нормально? «Собирайте свои манатки и катитесь отсюда!» Сначала обещали, что будут оперировать, сейчас уже уверяют, что все нормально. Врач поликлинический написал: перелом надколенника. Это очень больно. А они человека гонят!

Гаянэ часто звонят и просят помощи те, за кого больше некому заступиться. Она говорит, что ее знают многие на телевидении и дают ее номер просящим, будучи уверенными в том, что Гаянэ умеет постоять за себя и за других.

— Я сегодня ездила сдавать кровь на анализы. Для этого вчера пришлось звонить в Минздрав и им грозить, по-другому не получается. Всех раздражает, что я добиваюсь своего. А я им говорю: 90 процентов населения просто живут в тихом ужасе.

Гаянэ уже больше десяти лет борется с раком молочной железы. Недавно случился рецидив, и Гаянэ возобновила лечение. Но при этом не перестала помогать людям в качестве волонтера фонда «Справедливая помощь доктора Лизы».

Почти каждый будний день и обязательно по субботам Гаянэ приходит в подвал на Пятницкой — там есть небольшая столовая, медкабинет, склад, где хранятся вещи, которые жертвуют фонду. Гаянэ вместе с подругой Наташей убирает, готовит еду и горячий чай для бездомных людей, которые часто ее тут навещают.

Наташе тоже помогла Гаянэ. Они живут недалеко друг от друга в Дзержинском. Несколько лет назад Гаянэ узнала о том, что родственники пытаются отобрать у Наташи квартиру, а ее саму признать недееспособной по результатам психиатрической экспертизы — весьма распространенная схема отъема жилья. Гаянэ защитила Наташу от нападок родственников, познакомила с адвокатом, сопроводила в суде. Квартиру удалось отбить. Теперь Наташа помогает Гаянэ в фонде доктора Лизы как волонтер.

«Мне важно заступиться за человека»

— Я родилась такой, наверное: не могу стоять в стороне. У нас в Баку на похороны приглашали духовой оркестр, мы отправлялись в траурной процессии до кладбища или хотя бы до машины: важно было пронести человека — таков ритуал. И всегда, как правило, набиралось много венков от разных знакомых и родственников, только нести их было некому. Я брала самые тяжелые, — вспоминает Гаянэ. — Будь у меня четыре руки, я бы и по четыре венка несла. Другие почему-то не хотели брать. Из-за предрассудков, наверное. А мне было важно заступиться за человека, который уходил в последний путь.

Еще в детстве Гаянэ диагностировали редкое генетическое заболевание — миотонию Томсена/Беккера, она проявляется в сильных мышечных спазмах. По статистике, этот недуг есть у семи человек на один миллион населения. Миотония неизлечима, требует постоянной медикаментозной и физиологической терапии, чтобы облегчать симптомы и замедлять прогрессирование, — это препараты кальция, нейротропные средства, электрофорез, иглоукалывание, лечебная физкультура, сеансы массажа.

— Мы с мамой часто летали в Москву лечиться, — рассказывает Гаянэ. — Морозовская больница была для меня вторым домом. Помню, мне очень нравились стюардессы, они всегда были такие приветливые, солнечные. Казалось, что ты их всю жизнь знаешь. Я хотела стать стюардессой, когда вырасту.

У Гаянэ вторая группа инвалидности из-за миотонии. Эта группа считается рабочей, но для трудоустройства работодатель должен создать особые условия, которые нужно прописать в договоре. Из-за бюрократических сложностей Гаянэ всегда работала по договорам гражданско-правового характера, что не обеспечивало официального трудоустройства: подрабатывала в магазинах, помогала с бухгалтерией, на какое-то время приближалась к детской мечте и трудилась в аэропорту на бортпитании.

Сейчас работу оставила — мешают боли и спазмы в мышцах, требуется долгая онкологическая терапия и лечение последствий вроде панкреатита и «севшей» печени. На правой кисти у Гаянэ отек мягких тканей, который появился после неудачного перелома. Но жалоб от нее по поводу самочувствия не услышишь — только справедливые упреки в сторону тех, кто мог бы помогать людям, имея власть и ресурсы, но не делает этого.

«Нам закидывали квартиру камнями, зная о маминых корнях…»

В 25 лет Гаянэ пришлось уехать из Баку вместе с мамой, мужем и дочерью.

— Из-за конфликта в Нагорном Карабахе началась мобилизация, — объясняет она. — А у меня муж отслужил в вертолетной части, был профессиональным спортсменом. Мы боялись, что его, как и многих, схватят и закинут в Карабах, как пушечное мясо.

О тогдашней обстановке она вспоминает как о кошмаре.

— Реакционно настроенные мусульмане творили, что хотели, — говорит она. — Было много случаев, когда из автобуса выкидывали человека, у которого нос большой, с горбинкой — армянский якобы. На улицах останавливали людей. Если ты хочешь доказать, что мусульманин, и остаться целым, то должен рассказать наизусть основные молитвы Корана. А нам закидывали квартиру камнями, зная о маминых корнях. Она армянка. Для связи с внешним миром у нас были придуманы условные знаки — к примеру, пять стуков в дверь значило «свой». Особенно тогда переживал мой покойный свекор, он говорил: «Слушайте, я не могу так сидеть и все время трястись, я сойду с ума». А работал он старшим механиком каспийского пароходства, и один раз знакомый капитан разрешил в трюме корабля перевезти нас в Актау. Мы этим воспользовались. Из Актау прилетели в Москву, здесь нашлись родственники. Мы жили то у одного, то у другого, сразу начали тяжело работать в палатках — таких круглосуточных киосках… Работа тоже была опасная. Ночью мог прийти кто угодно с оружием, всю выручку забрать.

«Для меня настал ад»

Дальше жизнь Гаянэ складывалась трагически: супруг погиб в автокатастрофе. Она через какое-то время вышла замуж второй раз — за настойчивого ухажера, который жил по соседству. Второе супружество сопровождалось постоянными упреками, скандалами и рукоприкладством. Рассказывая, Гаянэ обмахивает лицо, как будто в комнате резко стало нечем дышать.

— У меня, так сказать, менталитет восточной женщины. Привыкаешь к мужчине, смиряешься, сор из избы не выносишь. А потом видишь, что ты раз за разом оказываешься в травматологии с чем-то сломанным. А у него — эйфория от безнаказанности. Тогда были какие-то организации помощи жертвам домашнего насилия, центры «Анна», «Сестры», но полноценного содействия все равно не было. Ведь пострадавшую надо изолировать от насильника, психологу надо начать с ней работать. А я, побитая, убегала к подруге. Мне разрешали там оставаться, но он начинал звонить, говорить, чтобы я унялась, иначе найду его повешенный труп. Я не думала, что это просто манипуляция. Тогда у меня сжималось сердце: вдруг я окажусь виновницей его смерти. Сейчас после первого же удара я развернулась бы и ушла, асфальт бы грызла, жила бы на вокзале, но только не с насильником. Отношение у меня к нему кардинально изменилось, когда я попала с раком в больницу. Ко всем туда приходили родные, поддерживали. А у нас… Он дочке моей, подростку, говорил: «От твоей мамы серой пахнет. Ее место на кладбище». На меня кричал: «Не дыши со мной одним воздухом, я от тебя заражусь».

Пока Гаянэ лечилась, муж за ее спиной плел махинации по отъему жилья.

— Однажды он попросил у меня денег взаймы, — Гаянэ вспоминает историю, которая началась за несколько лет до развода. — Только до этого уже несколько долгов мне не возвращал, поэтому взамен предложил переписать квартиру полностью на меня. Обмен мы совершали у нотариуса — тогда я вообще ничего не понимала в юридических вопросах. Деньги он употребил на липовые печати, но участковый быстро о них узнал, и его бизнес-план не выгорел. Когда я лежала в больнице с РМЖ, дочка мне принесла исковое письмо, в котором муж утверждал, что я была в сговоре с нотариусом — якобы мы отняли у него квартиру, пока он находился в запое. Началась судебная катавасия. Муж и золовка представили в суде фальшивые документы, что он лечился от запоя. Только после запроса от судьи в больницу выяснилось, что такой пациент у них не числился. Так первый суд я выиграла. Но они подали апелляцию — новые судьи, «заряженные» ими, вынесли решение в их пользу на основе этих фальсифицированных документов. После этого бывший муж продал отвоеванную долю в квартире своей сестре. Для меня настал ад. Ко мне подселяли криминальных ребят: выходишь из своей комнаты в коридор, а они там со шприцами сидят. Вызывают сутенеров с проститутками, девочки выходят все в крови. Испражнения выливают за окно. Соседи предъявляют претензии мне, но я отвечаю: «Извините, эта комната сдается сестрой бывшего мужа». Перед ней они все почему-то замолкали.

Гаянэ выбивало из колеи бездействие должностных лиц. Адвокаты, которых она нанимала за деньги и которые были положены ей бесплатно для защиты в суде, советовали ей бросать все и уезжать — якобы надежды выиграть нет. Приставы не являлись в суд, хотя должны были объяснить, на каких основаниях пытались заочно снять Гаянэ с регистрационного учета. На протяжении девяти месяцев Гаянэ ходила в полицию с заявлениями на сожителей.

— Ко мне однажды подселили наркоманок. Мать, дочка и ее двухмесячный ребенок. Я заявила на них: сказала, что мать не кормит ребенка. Но органы опеки забрали только малыша. После этого они начали громить мою комнату… Я тогда босиком добежала до полиции, а они даже не хотели в квартиру идти! Заявление составили настолько безответственно, что мировой судья не смог его принять. А эти две уехали на виноградники в Феодосию. Ничего им за погром не было.

«Мне одной не свалить систему»

В 2009 году, в разгар битвы за право жить по месту прописки, Гаянэ познакомилась с доктором Елизаветой Глинкой.

— Помню это, как сегодня, — говорит Гаянэ. — Меня обманул адвокат, которому я заплатила последние деньги. Он не сделал ничего, и я осталась с пустыми руками. Шла тогда по Пятницкой, и мне посоветовали свернуть в переулок — там вроде как женщина, которая всем помогает… И вот я сижу за столом, меня обступили сотрудники Елизаветы Петровны, я им все рассказываю. Я понимала тогда, что у меня уже нет сил бороться с этой государственной машиной, должностными лицами, Следственным комитетом. У меня на руках были все доказательства фальсификации документов, но это не работало, статья коррумпирована, ее очень сложно возбудить… И когда я встретила Елизавету Петровну, я всеми фибрами души почувствовала, что это магический человек. Она все делала ради людей, никого не боялась.

Гаянэ начала ездить в фонд волонтером, участвовать в благотворительных ужинах и помогать в судебной борьбе людям, которые находились в похожих ситуациях. Через интернет она знакомилась с другими правозащитниками, например со Львом Пономаревым.

— Он умел для любого человека с его конкретной проблемой подбирать маршрут, чтобы человек не распылял свои силы, а приходил к нужному специалисту, — рассказывает Гаянэ. — Мне же он сказал, что в таких случаях, как у меня, нужно идти за оглаской в СМИ.

От журналистов тогда не удалось добиться отклика, поэтому Гаянэ начала выходить на пикеты. Пономарев познакомил ее с Мариной Злотниковой — фермершей из Раменского района, у которой отнимали ее бизнес. С ней Гаянэ поехала на первый пикет у Нагатинского суда. Позже Гаянэ стала секретарем общероссийского движения «За права человека», созданного Львом Пономаревым в Подмосковье.

— И тогда я уже стала ездить всех защищать — и бабушек, и дедушек. У одной бабули, например, участок в Раменском районе отняли, хотя она всю жизнь в совхозе проработала. Она со мной ездила на пикет к правительству Московской области. До сих пор эта бабушка борется, бедная.

До собственных судебных тяжб Гаянэ с трудом могла объяснить, зачем нужны нотариусы. Зато сейчас то и дело обращается к формулировкам законов, полезных для защиты базовых прав обыкновенного человека, цитирует их точно, и это помогает ей добиваться своего. Гаянэ говорит, что в суде и на приемах у некоторых чиновников у нее порой просят визитку, видя ее упорство. Но с ними контактами она не делится.

— Заявку на проведение пикета я подавала в префектуру района, — добавляет Гаянэ. — Согласовывала место, писала, что будет человек тридцать — сорок. Приходили люди с нарушенными конституционными правами, каждый стоял и за себя, и за других. Когда вместе — это же зрелище.

Пикет на Красной площади

Пожалуй, самой громкой акцией протеста Гаянэ Амраховой стал выход на Красную площадь. Там она приковала себя наручниками к ограде могилы маршала Баграмяна, своего деда, который в годы Великой Отечественной войны участвовал в обороне Киева, а позднее возглавлял войска 1-го Прибалтийского фронта.

— Мне даже сотрудники Люберецкого суда, видя, как я отстаиваю свои права, тихонько говорили, что оппоненты подкупают судей. Выйти на Красную площадь меня подвигло то, что я поняла: с ними надо поступать так же, как и они сами — они людей сравнивают с землей, как катком, и нам надо стоять до последнего, ничего не боясь.

На тот момент Гаянэ заочно сняли с регистрационного учета в квартире, где она была прописана, так что женщина — инвалид второй группы, проходившая онкологические лечение, с несовершеннолетней дочерью на руках — осталась без жилья.

— Я понимала тогда, что иду одна против коррупции, против слаженной работы должностных лиц, у которых закон что дышло, — признается Гаянэ. — И мы тогда с Мариной Злотниковой и Львом Пономаревым решили, что нужна акция, причем мощная, раз ничего больше не помогает.

После этой акции и принятого в Генеральной прокуратуре письма судебное решение пересмотрели, признали право Гаянэ и ее дочери жить в квартире. Гаянэ говорит, что практически каждая акция протеста приносила нужный результат, поэтому она перебарывала страх и раз за разом выходила на улицу.

Однажды Гаянэ целый морозный зимний день простояла перед зданием администрации Люберец — ей в очередной раз отказали в приеме у губернатора, когда она старалась добиться соцжилья. Квартира положена ей по закону как инвалиду. На руках у нее была дочь и пожилая мама, недавно пережившая инсульт, а в старой квартире, где Гаянэ принадлежала лишь одна комната, жить было невозможно.

— Я добилась встречи, — говорит Гаянэ, — и с губернатором, и с министром социального развития Московской области. Перед разговором они со мной сфотографировались — для отчетности. Предложили двухкомнатную квартиру в Котельниках, хотя это не по закону, но я отказалась: мама болела, надо было остаться в Дзержинском.

В городе всего одиннадцать социальных квартир — по словам Гаянэ, в удручающем состоянии, с клопами и порой с крысами.

— Одним пикетом я заставила их отремонтировать все одиннадцать квартир, — говорит Гаянэ с улыбкой. — Мне дали маленькую однушку, я их поблагодарила. Меня все устраивает.

Фонд «Справедливая помощь доктора Лизы» помог Гаянэ собрать деньги на бытовую технику: холодильник и стиральную машинку. До сих пор она живет в той социальной квартире — небольшой, зато своей, уже обжитой, где порой принимает тех, кому негде ночевать.

«Душа просит помогать»

— Человек для меня очень большая ценность, — говорит Гаянэ. — Я не понимаю, куда идет государство, если человек для него превращается в пыль. Сейчас чаще видишь бессердечие и неискоренимую злобу. Мы даже не хотим друг другу доброе слово сказать просто так, как будто мы за него денег ждем. Но доктор Лиза меня вдохновила своим примером: она была такая маленькая, хрупкая и на своих плечах несла целую благотворительную организацию. Я видела ее, видела, как Лев Пономарев людей отстаивает. Училась у них. Мне это близко по духу.

Сегодня Гаянэ старается помогать по мере возможности всем: соседям, случайным знакомым, тем, кто обращается к ней напрямую, и даже тем, кто изначально ничего не просил.

— Мы первый раз встретились у метро «Новокузнецкая», — рассказывает Наталья. — Сидели, выпивали со знакомыми. И шла Гаянэ. Она им говорит с позитивом, как всегда: «Привет, ребята, как дела? Чем помочь?» Заметила нового человека — меня. Забрала с собой в фонд, дала, во что переодеться, направление достала на Курский вокзал, где можно помыться и обработаться, предложила в больницу положить, если проблемы с алкоголизмом… Даже полис мне организовала каким-то чудом. Я думала: откуда вообще эти волшебники берутся? Понимания у меня не было тогда о социальных службах.

Наталья решила бросить пить, когда знакомые и приятели стали умирать у нее на глазах. Она отправилась в подвал на Пятницкой спустя год, попросила позвать Гаянэ — почему-то именно с ней контакт был глубже и откровеннее, чем с кем-либо. Гаянэ пришла на помощь уже не в первый раз — поспособствовала, чтобы Наталья получила лечение и деньги на хостел. Сейчас Наталья устроилась волонтером в работный дом — не самое приятное учреждение, но хотя бы есть крыша над головой.

После гибели доктора Лизы в 2016 году Гаянэ продолжила помогать фонду. Сейчас это ее главная платформа для того, чтобы оказывать социальную поддержку людям.

— Какое место в фонде занимает Гаянэ? Она там волонтер, — комментирует Николай Николаевич, которому также постаралась помочь Гаянэ от имени центра. — Я бы даже не сильно ошибся, постаравшись приписать ей что-то вроде ореола святости, учитывая, что у нее самой серьезное заболевание, а работает она полностью на волонтерских условиях.

Николай Николаевич признается, что для себя никаких возможностей кардинально поменять жизнь уже не видит. Раньше он занимался продажей электроники, но прогорел, и квартиру его приватизировали. Пробовал таксовать, но в пандемию количество машин сократили.

— Я отрезанный ломоть, — спокойно констатирует он. — Честно говоря, не представляю, зачем я нужен еще этой цивилизации. Но надо отдать должное Гаянэ: у меня, ввиду общей бесперспективности ситуации, опускаются руки, а у нее они почему-то не опускаются.

— Любым людям в сложной жизненной ситуации нужна психологическая помощь, — говорит Гаянэ. — Я думаю, если бы государство контролировало момент с психологической помощью и выделяло на это деньги, не было бы граждан, которые считаются «лишними». Я тут была на круглом столе в «Каритасе», где Надя Клюева, редкий добросовестный психолог, задала вопрос: чем конкретно мы можем помочь бездомным людям, чтобы ресоциализировать их, вернуть им чувство собственного достоинства? Я в этой теме дилетант, но прошла нелегкую школу жизни. Сказала ей: «Надь, нужен психолог, и нужен адвокат».

Не умирать в одиночестве

— В той организации, где я привыкла работать и помогать, появился наконец адвокат — это мой друг, — продолжает Гаянэ. — Много людей благодаря ему вернули себе жилье. Психолог теперь тоже есть, сейчас проводятся индивидуальные консультации и групповые занятия. После работы с психологом люди, которые говорили, что никогда не будут работать на чужого дядю, стали понимать, что труд облагораживает человека. Многим мы оформили инвалидность, теперь у них есть пенсия. На семь тысяч в месяц можно оплатить себе хостел. Да, номер четырехместный, но ты хотя бы придешь в тепло и будешь общаться с людьми, а не ютиться на вокзале. Еще в России плохо развита помощь взрослому населению. Люди часто страдают от одиночества. У взрослого человека порой не остается семьи, родственников, друзей, он отворачивается и закрывается от всех. И умирает в одиночестве в своей квартире.

Гаянэ показывает на телефоне фото опечатанной входной двери.

— Вот был у нас тут один, Дорожкин. На одной ноге у него развился сепсис, нога начала гнить. Я кричала на него, просила сходить к врачу, а он отвечал только: «Ты кричи, кричи. Ты меня хотя бы к жизни возвращаешь». И он умер недавно. Я приехала навестить, а дверь у него опечатана. МВД говорит, его даже искать никто не захотел. Такое отношение сейчас: нет человека — нет проблемы. У него были психические нарушения. Он нарочно захламлял квартиру, боялся, что к нему кто-нибудь влезет, хотя мог бы сдавать вторую комнату в аренду и оплачивать коммуналку. Но сам перебороть свои проблемы не смог. Так и умер.

В конце нашей встречи Гаянэ упаковывает стомные мешки в посылку, чтобы отправить их подопечному фонда, отбывающему срок в тюрьме. Купила она их за свои деньги, потому что медлить нельзя: мужчина не может добиться условий, сообразных с его болезнью кишечника, а для получения помощи от фонда полагается оформить много бумаг. Пока процесс не раскрутится, Гаянэ собирает пожертвования и добавляет собственные деньги, оставшиеся от небольшой инвалидной пенсии.

На вопрос, почему она продолжает заниматься волонтерством вопреки болезни, безденежью, порой отсутствию какой-либо благодарности, Гаянэ пожимает плечами:

— Мне, наверное, это дает какие-то силы. Когда человек кричит, просит помощи, бьется везде, а потом на его пути появляются такие люди, как я, которые могут встать на его сторону и поддержать, — разве это не хорошо? Или когда кто-то без еды сидит, без лекарств, да просто даже без носков — ему ведь нужна помощь? Человека нужно вовремя подхватить, иначе он сломается. Окажется в глубокой яме, из которой не выберется.

• Теги:
• борьба за права
• волонтеры
• женщины
• социальная помощь
• спасение людей