«Я не любил жонглировать картошкой»

«Обожаю это все!»

То, что Сарвар — настоящая звезда, становится ясно сразу при встрече: из раздевалки «единственного в мире цирка для хулиганов» он выходит босиком, весело жонглируя тремя мячами и одновременно здороваясь и общаясь со всеми окружающими сразу, тут же превращаясь в центр происходящего. Сарвару всего 14 лет, но выглядит он гораздо взрослее — рослый, крепкий широкоплечий парень, одетый во все черное; из-за своей кошачьей гибкости, которая заметна даже в походке, и восточного разреза глаз он напоминает скорее не циркача, а шаолиньского монаха или киношного ниндзя. Зато циркача выдает в нем широченная улыбка и манера говорить — быстро, громко и радостно.

Сейчас Сарвар разговаривает почти без акцента, хотя, по его словам, еще четыре года назад совершенно не знал русского языка. Тогда он переехал в Петербург вместе с мамой и папой из-за их работы. Мальчик начал ходить на языковые курсы, чтобы потом попасть в местную школу. Репетитор посоветовал Сарвару попробовать себя в летнем лагере Упсала-Цирка для мигрантов.

Как считает сам Сарвар, этот лагерь дал ему в смысле культурной акклиматизации в России гораздо больше, чем любые курсы и даже обучение в школе. Помимо детей-мигрантов, в лагере была основная труппа Упсала-Цирка, поэтому все находились в русскоязычной среде, много болтали и писали по-русски, выполняли различные задания и, конечно, упражнялись в цирковом искусстве.

«Летом мне очень понравилось жонглировать и прыгать! Жонглировать я просто обожал, а прыгать было сначала немного страшно, но сейчас я обожаю это все: сальто, прыжки», — восторженно вспоминает Сарвар лето, которое дало ему новые жизненные ориентиры. Из лагеря Сарвар вернулся уже вполне сносно говорящим по-русски, а главное — четко понимающим, что хочет связать с цирком по крайней мере свое ближайшее будущее.

Правда, родители не были в восторге от его планов. Они рассчитывали, что Сарвар вернется в Ташкент, куда по семейным обстоятельствам на время переехал отец мальчика. А через пару лет они вместе вернутся в Россию. Но Сарвар, сыграв первый настоящий спектакль, решил, что уезжать он не хочет.

Ожог

Родители Сарвара не хотели, чтобы он профессионально занимался в цирке еще из-за давней травмы. Когда ему было два года, он сильно обжегся — случайно перевернул на себя кастрюлю, полную кипятка. У мальчика был обширный ожог спины и ягодиц, он был на грани гибели, но врачам удалось его спасти. Теперь Сарвару периодически приходится делать операции по пересадке кожи, ведь он растет, а оставшиеся от ожогов рубцы плохо растягиваются и причиняют боль.

С позволения врачей Сарвар все-таки остался в цирке. В феврале этого года Упсала-Цирк взял на себя ответственность за сбор средств на очередную операцию Сарвара и провел успешную краудфандинговую кампанию всего за неделю. Очень скоро Сарвар снова был в строю.

Конечно, из-за тяжелого ожога жизнь маленького Сарвара была сложнее, чем у сверстников, но и безотносительно этого в родной стране мальчик чувствовал себя не слишком уютно. Он говорит, что в Узбекистане жил какой-то другой Сарвар, совсем не похожий на сегодняшнего. «У меня характер изменился очень сильно: я ненавидел разговаривать, замкнутый был, всегда оставался один, потому что в школе меня все били. Это обидно. Поэтому я не любил разговаривать, любил лучше послушать музыку, — рассказывает Сарвар. — В моем районе были такие люди, которые считали, что нужно человека унижать, даже если он еще не раскрылся до конца».

В России Сарвару тоже поначалу было нелегко, и отпор одноклассникам, обзывавшим его из-за внешности, приходилось давать неоднократно. Первое время проблемы были даже в цирке, но здешние хулиганы быстро поняли, что перед ними в первую очередь артист, а уж потом — мигрант. К тому же этот артист — один из самых старательных в труппе.

«Иногда, чтобы остаться подольше в цирке, приходилось даже обманывать педагога,— смеется Сарвар. — Я говорил, что у меня дома никого нет и мама сказала, чтобы я пришел в такое-то время, а на самом деле просто хотел еще потренироваться с мячами: не любил жонглировать дома картошкой или луком, а покупать свои мячи было слишком дорого».

Сын и сны

Для Сарвара, как и для большинства его товарищей по Упсала-Цирку, занятия здесь— не хобби или развлечение, а настоящая жизнь. И если школа с ее обязаловкой, конфликтами и домашкой вызывает у Сарвара нечто среднее между ненавистью и безразличием, то в цирк он всегда приезжает с удовольствием, хотя добираться до него приходится через полгорода. Ради интервью он приехал в «Упсалу» за два часа до занятий, но вообще это — совершенно обычное дело.

В волшебный разноцветный шатер на Свердловской набережной он с радостью приходит каждый день, и в будни, и в выходные, и на занятия, и на спектакль: работать, тренироваться, помогать на входе, да и просто поболтать с приятелями, выпить чаю и послушать музыку.

«У меня все перевернулось, — говорит Сарвар. — Я теперь не смотрю в будущее, я смотрю на то, что у меня сейчас получается. Если я раньше думал, что, вот, через 20 лет я стану таким-то чуваком, хотел стать, например, очень богатым, то сейчас думаю: через два часа я пойду в цирк и завтра тоже пойду!»

Невероятная любовь Сарвара к Упсала-Цирку переломила изначально негативное отношение со стороны семьи. Мама Сарвара, как и некоторые его школьные учителя, приходила на «Сны Пиросмани», где у Сарвара одна из самых эффектных ролей. Проплакав полспектакля, она убедилась, что сын превратился в настоящего артиста и акробата. А брат Сарвара Азбек пошел по его стопам и сейчас занимается в младшей группе Упсала-Цирка.

Сарвар говорит, что сначала Азбек ленился и не хотел ходить на занятия, но теперь «его заставлять уже не надо», к тому же Азбек — талантливый танцор и быстро научился ловко управляться с моноциклом. Сам Сарвар продолжает совершенствоваться в любимых прыжках (уже освоены рондат и заднее сальто) и все лучше и лучше жонглирует. «Сейчас я семью мячами учусь жонглировать, пятью уже умею, еще четырьмя булавами умею, учусь кольцами и лежа учусь жонглировать, —перечисляет Сарвар и тут же рассказывает о своих весьма амбициозных целях. —Говорят, мировой рекорд в жонглировании — 13 мячей, и я бы хотел этого добиться».

После совершеннолетия парень планирует либо поступить в профессиональное цирковое училище, либо, что представляется ему самым лучшим решением, остаться в Упсала-Цирке артистом профессиональной труппы или тренером, чтобы приобщать к своему удивительному искусству других хулиганов. Потому что для него самого цирк стал ярко раскрашенной дверью в совершенно новую жизнь, которая предполагает не унижение слабых и возвышение сильных, а общую радость для всех, кто готов быть ловким, смелым и изобретательным.

На сегодняшний день Упсала-Цирк, работающий в Петербурге с 2000 года, остается единственным в мире цирком для хулиганов. Здесь занимаются дети и подростки из групп социального риска, а еще — дети с особенностями развития, которые на равных участвуют в спектаклях и получают возможность изменить свой жизненный сценарий. Упсала-Цирк постоянно развивает собственные социальные проекты, вовлекая в искусство все больше и больше детей, судьбы которых могли сложиться совсем невеселым образом. А делают это возможным — простые люди, зрители и друзья цирка, жертвующие средства на зарплату тренерам и сотрудникам, обновление реквизита, декораций и костюмов. Помочь Упсала-Цирку может каждый из прочитавших этот материал. Для этого достаточно подписаться на небольшое, но ежемесячное пожертвование в его пользу или прийти на любое из представлений.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!