С 17 октября в Казахстане вступают в силу новые правила применения химической кастрации. Первым об этом сообщило издание Orda со ссылкой на приказ министерства здравоохранения Казахстана.
В документе говорится, что такая мера будет применяться к осужденным за шесть месяцев до их освобождения из колонии. Это касается только лиц старше 18 лет, признанных виновными в сексуализированных преступлениях против детей.
Меру будут применять по решению суда. За год до освобождения сотрудники колонии должны будут отправить в суд материалы, затем проходит судебно-психиатрическая экспертиза, а специалисты определяют, осталась ли у человека склонность к сексуализированному насилию. Процедуру химической кастрации будут проводить прямо в местах лишения свободы, отмечается в приказе.
Тема стала обсуждаться в соцсетях, в том числе среди россиян. Основные вопросы: допустима ли такая мера наказания в принципе и если да, то будет ли это эффективно в России.
Химическая кастрация — это медикаментозное подавление полового влечения с помощью препаратов, которые снижают уровень тестостерона и сексуальную активность. Процедура проводится с применением антиандрогенных средств (чаще всего на основе ципротерона или аналогов), которые вводятся в виде инъекций — обычно раз в несколько недель или месяцев. Лекарство воздействует на гормональную систему, уменьшая выработку тестостерона, из-за чего снижается либидо и способность к эрекции. Эффект сохраняется только при регулярном приеме препарата.
В Уголовном кодексе России есть несколько статей, связанных с сексуализированными действиями в отношении детей: 133, 134, 135, 240.1, 242.1.
Так, за изнасилование несовершеннолетнего или «действия сексуального характера» в отношении ребенка младше 14 лет приговаривают к лишению свободы от 12 лет до пожизненного, за развратные действия и вовлечение детей в порнографию — до 20 лет. После освобождения осужденным могут назначать административный надзор и запрет на работу с детьми.
Химическая кастрация не предусмотрена Уголовным кодексом, но эта мера может применяться в рамках принудительного лечения по решению суда.
Если у осужденного за сексуализированное преступление против ребенка есть расстройство сексуальных предпочтений, его могут направить в психиатрическую клинику, где врачи назначат ему антиандрогенные препараты для снижения полового влечения. Такая терапия проводится только по медицинским показаниям и с согласия пациента, поэтому формально считается лечением, а не наказанием.
При этом время от времени российские власти поднимают вопрос о введении принудительной кастрации для осужденных по статьям о сексуализированных действиях в отношении детей.
На фоне жестких наказаний за преступления против детей в России нередко возникают споры о справедливости приговоров и качестве расследований. Бывают случаи, когда обвинения вызывают сомнения у экспертов и общества.
Один из самых известных примеров — дело историка Юрия Дмитриева. В 2016 году его обвинили в изготовлении детской порнографии из-за фото приемной дочери, сделанных для контроля ее здоровья. Многочисленные экспертизы не нашли в действиях Дмитриева признаков преступления, но дело несколько раз пересматривалось. В итоге историка приговорили к 15 годам колонии, хотя правозащитники и эксперты считают обвинение необоснованным, а Дмитриева — политзаключенным.
Помимо громких уголовных дел, в медиа постоянно появляются сообщения об уголовных преследованиях за сексуализированные действия в отношении детей, доказательств вины в которых нет. Дело в том, что процессы по уголовным делам, по которым проходят несовершеннолетние, по закону могут рассматриваться в закрытом режиме, чем нередко пользуется сторона обвинения, пытаясь лишить дело огласки.
Принудительная химическая кастрация приравнивается к пыткам или бесчеловечному обращению, поэтому введение такой меры нарушает соответствующие международные стандарты, уверена юрист «Команды против пыток» Ольга Садовская.
«Если мы говорим о государстве, в котором гарантии справедливого суда невелики, а право на защиту не всегда безусловно, введение таких наказаний вызывает еще большее опасение, так как может применяться произвольно», — говорит она.
При этом юрист поясняет, что сексуализированное насилие над детьми не всегда следствие педофилии, поэтому химическая кастрация — неэффективное наказание, которое не станет сдерживающим фактором для преступника.
«Вместо этого правительство должно уделять приоритетное внимание правам детей, их защите и реабилитации», — рассуждает Садовская. Она добавляет:
По ее словам, страны бывшего СССР до сих пор особенно пристально не рассматривают систему реабилитации ни для преступников, ни для тех, кто пострадал от их действий.
Критически оценивает меру по принудительной кастрации осужденных за преступления, связанные с сексуализированным насилием в отношении детей, и психолог центра «Тебе поверят» Александра Олейник. По ее словам, введение такой меры наказания может создать в обществе ложное ощущение безопасности.
«Положительный эффект может наблюдаться, только если у человека есть внутренняя мотивация изменить себя, то есть если он идет на химическую кастрацию добровольно», — говорит психолог.
Во всех остальных случаях, отмечает она, при склонности к опасному поведению человек, прошедший кастрацию, может начать применять насилие в других формах. Это не снижает, а иногда даже повышает опасность такого преступника для общества. Обязательная кастрация, уверена Олейник, относится к жестоким и даже пыточным мерам, которые неотвратимо будут иметь негативные последствия для общества.