«Если ты не будешь моей, то не будешь ничьей». Как девушка, которая подвергалась насилию, стала помогать другим

По статистике, 75% пострадавших от насилия в семье — женщины. В браке этот показатель возрастает до 91%. Анна столкнулась с насилием еще в детстве: мать избивала ее и выгоняла из дома во время ссор. В подростковом возрасте Анна пережила изнасилование. В браке муж избивал и насиловал ее на глазах у ребенка. Она смогла уйти от него, получила психологическое образование и стала помогать тем, кто оказался в тяжелой жизненной ситуации. «Такие дела» и Тинькофф Журнал попросили Анну рассказать свою историю.

Внимание! Материал содержит описание сексуализированного насилия.

«Меня отлупили и выставили в ночной рубашке на мороз»

Я родилась в Пятигорске в 1986 году. Через три года мы с мамой и папой переехали в Чебоксары. Для девяностых годов моя семья была обеспеченной: у нас был большой коттедж, породистые собаки, куры и кролики. Иногда родителям задерживали зарплату, но мы справлялись. 

Со стороны казалось, что у нас все благополучно. Мама с папой исполняли свои формальные обязанности: покупали мне хорошую одежду и следили за моим здоровьем, а после восьмого класса отдали в элитную школу. Но я никогда не чувствовала от родителей искреннего тепла. 

С папой мы почти не общались: он был уверен, что девочкой должна заниматься мать, и не вмешивался в мое воспитание. Отношения с мамой у меня были сложные. Она хотела, чтобы я считала ее своей подругой и полностью доверяла ей. Я могла поделиться с мамой своими переживаниями — например, рассказать о проблемах в отношениях с друзьями. Но вместо того чтобы выслушать и дать совет, она уходила ругаться с моими обидчиками и подрывала мое доверие. 

Мама хотела выглядеть хорошим родителем, но могла быть жестокой. Однажды я вернулась из школы с сильными менструальными болями. Мне было плохо, и я уснула. Когда мама пришла с работы и увидела, что я не помыла посуду, она стащила меня с дивана и стала бить. Мама даже не разобралась, что случилось. Папа пытался ее остановить, но она его не слушала. 

В какой-то момент мама дала отцу понять: если он будет за меня заступаться, она испортит жизнь и ему. После этого он перестал вмешиваться. 

Помимо физического насилия, мама еще и эмоционально давила на меня. Она находила мои личные дневники и при мне смеялась над написанным.

Я никогда не понимала, как мама отреагирует на мои действия.

Когда мне было 13 лет, в моей жизни произошло много потрясших меня событий. Несколько учениц в моей школе совершили суицид. Еще мы с подругой попали под машину — я отделалась испугом, а она получила легкие травмы и какое-то время провела в больнице. Меня начали травить в школе: я была не такой «пацанкой», как другие, стремилась хорошо учиться. Многим это не нравилось.

В то время я часто находилась в подавленном состоянии. Однажды я призналась маме, что не понимаю, почему постоянно испытываю апатию. В ответ она начала обвинять меня: раз я не могу объяснить причину своей грусти, значит, вру.

Я была подростком и наговорила резкие вещи в ответ. Начался скандал, меня отлупили и выставили в ночной рубашке и калошах на мороз. Я плакала и умоляла впустить меня обратно, потому что снаружи было очень холодно. Мне разрешили зайти в дом только минут через двадцать.

После этого случая такие наказания стали происходить регулярно. Мама всегда лучше меня знала, что я чувствую. Если я называла «неправильную» эмоцию, начиналась ссора и меня выгоняли из дома.

Было страшно: мы жили в одном из самых криминальных районов Чебоксар. Даже скорая помощь приезжала туда не всегда, а полиция тем более. На улице было много людей с алкогольной и наркотической зависимостями. Зимой к нам часто ездили труповозки: кто-нибудь из соседей замерзал в состоянии опьянения. В народе наш район даже называли «кладбищем». 

К 14-15 годам я перестала ждать, пока мама выгонит меня из дома. После очередной ссоры я собирала вещи и убегала сама.

Тогда же усилилась травля со стороны одноклассников. Некоторые из них провоцировали драки: можно было завернуть за угол, а там тебя уже ждут. Меня били и мальчики, и девочки. 

Я просила помощи у родителей, но они говорили: «Если все против тебя, значит, плохая ты». Помогли ребята с моего района: я прибилась к их компании, и нападки прекратились. Многие тоже были из неблагополучных семей. Если мама выгоняла меня из дома, я шла к ним.

«Он повалил меня на снег и стал стягивать штаны»

Однажды в феврале я поздно возвращалась домой после учебы. По дороге встретила своих ребят: среди них был новенький парень, который вызвался проводить меня до дома. Я спросила у друзей, можно ли ему доверять, — они ответили положительно, поэтому я согласилась пойти с ним вместе. 

Людей на улице не было. По дороге мы дурачились, играли в снежки. В какой-то момент он повалил меня на снег и стал стягивать штаны. Я пыталась сопротивляться: оттолкнуть, заплакать, закричать. Но меня сильно трясло, и я не справилась с ним физически.

Я плакала и думала только о том, что меня побьют, если я вернусь домой в таком состоянии. Но в итоге родители ничего не заметили.

Насильник убедил ребят из нашей компании, что секс инициировала я. Меня все осуждали. Но я нашла в себе силы рассказать друзьям правду, хотя ради этого мне пришлось пережить насилие снова — в своих воспоминаниях. После тот парень пришел ко мне пьяный просить прощения. Единственное, что я смогла сделать, — дать ему несколько пощечин.

Через несколько недель я узнала, что беременна. Мне пришлось рассказать об этом родителям. Мама была в ужасе: она говорила, что разочарована во мне, потому что я «принесла в подоле». Я не призналась, что забеременела после изнасилования.

Мама отправила меня на аборт. Мне было тяжело: с одной стороны, рожать в 16 лет не хотелось, но с другой — я думала, что если рожу, то буду нужна хоть кому-то.

После аборта у меня начались кровотечения. Меня поглотила апатия, которую было трудно скрывать. Мама меня не понимала — с ее точки зрения, мне стоило радоваться и благодарить ее, ведь она помогла мне решить мою проблему. Любые другие эмоции были под запретом.

Я продолжала убегать из дома во время ссор. Приходила к друзьям или бродила одна по городу. Иногда знакомилась с парнями, у которых можно было остаться на ночь. Многие взамен просили заняться сексом, и я соглашалась.

«Странно осознавать, что тебя насилует собственный муж» 

До 19 лет я продолжала жить с родителями: обстановка не менялась, мы постоянно ссорились. Я работала продавцом в салоне сотовой связи и получала хорошие деньги — до 50 тысяч в месяц. Для начала двухтысячных это была большая сумма. Но я почти не видела этих денег: отдавала все маме. Она говорила, что я обязана это делать. 

Как-то после ссоры меня снова выставили из дома. Я ушла к другу, который часто меня поддерживал. Мы начали встречаться и жить вместе. Вскоре я забеременела и вышла за него замуж. Это произошло под давлением моих родственников — быть женой и рожать ребенка мне не хотелось. Но семья считала, что еще один аборт делать нельзя, а сын должен родиться в браке, чтобы соседи ничего не подумали.

Муж часто выпивал и не приносил в семью денег, поэтому через какое-то время мы разошлись. После этого я была вынуждена вернуться в родительский дом. Документы на развод я не подала, потому что семья убедила меня, что нас не разведут, пока ребенку не исполнится три года. Это не так, но тогда я об этом не знала. 

После расставания муж стал психологически давить на меня. Он звонил и говорил, что покончит с собой, потому что не может без меня жить. После одного из таких звонков я пришла к нему и увидела, что он лежит пьяный. В его телефоне я нашла переписку с любовницей.

Когда муж понял, что наши отношения закончены, он стал преследовать меня. Встречал утром по дороге на работу, уводил в лес и не отпускал, пока не добьется секса. Тогда я не думала, что могу обратиться за помощью. 

Однажды, пока я была на работе, он забрал нашего сына у моих родителей, чтобы погулять. После этого позвонил мне и сказал, что я никогда не увижу ребенка, если сейчас же не приеду к нему. 

Я сорвалась с работы, примчалась к мужу, но сына с ним не было. Выяснилось, что его сестра отвела ребенка к моим родителям. Муж встретил меня с ножом и сказал: «Если ты не будешь моей, то не будешь ничьей». На фоне алкогольной зависимости ему стало казаться, что у меня есть другие мужчины. В тот вечер он снова меня изнасиловал. 

Я пыталась разорвать эту связь, но родственники говорили, что нужно терпеть. Они считали, что нельзя лишать ребенка отца, и обвиняли во всем меня. Я и сама начала чувствовать себя виноватой.

В какой-то момент преследования прекратились, потому что муж нашел себе другую женщину. Чтобы показать, что у меня тоже новые отношения, я продемонстрировала ему любовную переписку. Мне казалось, что после этого он наконец оставит меня в покое. Эффект был обратным — он снова начал меня преследовать.

Тогда я жила с родителями. Ссоры с мамой никуда не делись. После одной из них она выгнала меня из дома с сыном на руках. Я была вынуждена съехаться с мужем: не с кем было оставить ребенка, денег на няню не было. Пока муж сидел в декрете, я работала. 

Жизнь была невыносимой: муж пропивал деньги и не следил за сыном в мое отсутствие. Однажды я пришла домой и увидела голодного ребенка, который ползал по полу и плакал. Муж спал, от него пахло алкоголем: он потратил все оставленные мной деньги на пиво. Дома работал радиатор — сын мог в любой момент подползти к нему и обжечься.

Сначала я ругалась с мужем, но потом мне стало плевать на его поведение. Мы жили как чужие люди. Когда муж заметил, что я перестала реагировать на его действия, он снова начал избивать и насиловать меня.

Из-за алкогольной зависимости у него появился бред: он постоянно твердил, что у меня есть любовник. Насилие нередко видел и наш ребенок. Сын был еще одним рычагом давления: муж знал, что я не буду активно сопротивляться при малыше.

Мне хотелось оградить ребенка от всего этого. Однажды, когда пьяный муж ломился в дверь нашей квартиры, я вызвала полицию. Два сотрудника убедили меня, что мне будет только хуже, если через пару дней мой партнер выйдет из-под ареста еще более злым. Они ушли, даже не составив протокол. 

Я не знала, что делать и куда обратиться. В моменты избиений и сексуализированного насилия я кричала, звала на помощь, делала все, чтобы соседи могли меня услышать. Но это не помогало.

После четырех лет в браке я решилась на развод. Но даже тогда бывший муж не оставил меня в покое. Он выслеживал меня на улице, стучался в квартиру, караулил на работе, где мне приходилось от него прятаться. Приступы агрессии чередовались с просьбами вернуться и начать все с начала. Все это продолжалось еще три года.

Однажды бывший муж вломился к нам с сыном домой, взял меня за горло, прислонил к холодильнику и подвесил так, что я не доставала до пола ногами.

У меня не вышло, и я повисла у него на руках, потеряв сознание. Тогда он прекратил меня избивать.

На следующий день я честно сказала бывшему мужу, что хотела его убить. Сначала он подумал, что у меня истерика, но, когда понял, что я говорю серьезно, ушел. Больше я его не видела.

«Каждый вторник я выделяю несколько часов на помощь другим»

Через пару лет после развода я впервые задумалась о помощи другим. В июне 2013 года я увидела объявление о пропаже восьмилетнего мальчика Кости Кривошеева. Мне захотелось принять участие в поисках — это желание было связано с моим прошлым. Я вспомнила ситуацию, когда муж забрал у меня сына и пригрозил, что я никогда его не увижу. К тому же я сама «бегунок» — подросток, который часто сбегал из дома. Я понимаю, что на улице ребенка не ждет ничего хорошего.

Я начала распространять информацию о пропаже Кости в соцсетях. Сначала самостоятельно, затем через поисковый отряд «ЛизаАлерт». Тогда история закончилась печально: мальчика так и не нашли. После этого случая я продолжила помогать с поиском пропавших через интернет. А с 2014 года начала выходить на улицу вместе с волонтерами «ЛизаАлерт». 

Однажды благодаря моим действиям родным удалось найти молодого парня. Он уехал из дома в неизвестном направлении, и мы искали его всем городом. 

Я пришла на автовокзал, чтобы расклеить объявления. Сотрудники посоветовали мне зайти в диспетчерскую и спросить, не видел ли кто-нибудь пропавшего. Контролер междугороднего рейса узнала подростка и сказала, в какую сторону он поехал. Я записала информацию и передала координатору. После этого родственникам стало понятно, куда он направился. В том месте его и нашли. 

Была еще одна история, которая мне запомнилась. В городе пропала девочка-подросток: жители подозревали, что ее изнасиловали и убили. Но потом она нашлась. Оказалось, девочка ушла в загул и потерялась на улице.

В 2017 году на тренировке я повредила колено. На приеме у врача я узнала о врожденном заболевании — артрозе коленного сустава. После этого я перестала выходить на поиски. Но все равно продолжила помогать: распространяла информацию в интернете, печатала ориентировки и раздавала ребятам, которые искали пропавших на улице.

Параллельно с волонтерством я познакомилась с молодым человеком. Позже я вышла за него замуж. Все стало налаживаться. Мне наконец захотелось жить, а не выживать.

Я решила получить психологическое образование, поступила в вуз. Там стала изучать кризисную психологию и узнала о комплексном посттравматическом стрессовом расстройстве, КПТСР. Многие признаки, характерные для этого состояния, совпали с тем, что я испытывала: постоянная тревога, кошмары, ненависть к себе.

Я решила обратиться к специалисту и узнать, что со мной происходит. После работы с психотерапевтом пошла к психиатру — он поставил диагнозы КПТСР и депрессия, назначил лечение.

Полгода я находилась под наблюдением врача и принимала антидепрессанты. Кроме того, три с половиной года лечилась у психотерапевта. Это помогло мне принять ситуацию и понять, что я не виновата в том, что со мной произошло. За время лечения я окончила вуз и стала дипломированным психологом.

Сейчас я в ремиссии уже больше полугода, поэтому могу работать как психолог. Занимаюсь частной практикой.

Параллельно с работой я помогаю людям в кризисном чат-боте Красного Креста. Ко мне нередко обращаются люди, которые страдают от насилия. Моя задача как психолога-волонтера состоит в том, чтобы успокоить человека, выявить его триггерные точки и направить к правильному специалисту. Я сама была в такой ситуации, поэтому знаю, чем помочь.

Однажды мне написала девушка, которая была свидетельницей насилия в семье по соседству. Она не хотела вмешиваться в эту ситуацию и подвергать себя опасности. Тогда я передала ей список центров, куда можно обратиться за помощью. Она расклеила этот перечень в подъезде, чтобы он был на виду у соседей.

Когда я сама была в такой ситуации и обращалась за помощью в полицию, насилие все равно продолжалось. Я просто не знала, куда еще можно пойти. 

В кризисный чат-бот пишут и те, кому трудно принять свой диагноз. Бывает, к нам обращаются подростки, которые чувствуют себя небезопасно в своей семье. Я узнаю, какая у человека проблема, а потом направляю его за помощью в подходящий центр — например, в «ТыНеОдна», «Сестры», «Насилию.нет».

Информирование помогает реже попадать в ситуации, где можно столкнуться с насилием. Чем больше люди слышат о том, каким оно бывает и как влияет на окружающих, тем чаще замечают его рядом с собой и адекватно на него реагируют.

Волонтерство стало частью моей жизни. Оно помогает мне принимать свой травмирующий опыт. Каждый вторник я выделяю несколько часов на помощь другим. Чаще всего я занимаюсь этим онлайн, но могу работать и на месте происшествия: после теракта в «Крокусе» я два дня дежурила в представительстве Красного Креста, где помогала пострадавшим.

В будущем мне бы хотелось устроиться на работу в НКО в качестве психолога. Я мечтаю, чтобы насилия в мире стало меньше.

• Теги:
• волонтерство
• домашнее насилие
• психология
• сексуализированное насилие