«Почему, зачем его забрали». Как матери теряют своих детей, попадая в ПНИ

Психоневрологические интернаты (ПНИ) — это государственные учреждения, где живут люди с хроническими психическими расстройствами, которым необходим постоянный уход. Всего в России работает свыше 500 ПНИ. В них находятся примерно 160 тысяч человек. В 70% случаев жильцов ПНИ суд лишает дееспособности. Это значит, что они не могут распоряжаться своим имуществом, заключать сделки, жениться и выходить замуж. В ПНИ попадают и женщины, у которых есть несовершеннолетние дети. Вместе с дееспособностью они автоматически лишаются прав на своих детей. 

«Давайте положим ее в больницу»

Тамаре 57 лет. Она родилась в семье с шестью детьми. Отец умер, когда девочка училась в третьем классе. После этого мать начала выпивать, и всех младших детей, включая Тамару, забрали органы опеки. В детском доме ей поставили диагноз «шизофрения» и отправили в специализированный интернат.

Когда Тамаре исполнилось 18 лет, она вернулась в квартиру к матери. Выучилась на повара, устроилась работать в столовую, родила сына. Но отношения с матерью со временем начали ухудшаться. По словам Тамары, женщина выпивала, скандалила, поднимала руку и на дочь, и на внука. К ним в квартиру часто приходили из милиции и органов опеки. Один такой вызов закончился тем, что Тамару забрали в психиатрическую больницу — из-за своего диагноза она состояла там на учете. Ее сыну тогда был год.

«Я помню, у меня мама вызвала участкового, скорую вызвала и сказала, что якобы я избиваю сына. И в скорой говорят: “Давайте положим ее в больницу”. А потом участковый: “Давайте лучше оформим ей недееспособность. Зачем вам мучиться?” Она согласилась», — рассказывает Тамара.

В общей сложности она провела в больнице два года. Там женщину лишили дееспособности, а мать назначили ее опекуном. Когда Тамара вернулась домой, сына уже не было. Никто из родственников под опеку его не взял, в какой детский дом отправили ребенка — ей не сказали.

Найти мальчика она смогла спустя десять лет совершенно случайно. По словам Тамары, после смерти матери сестра отправила ее в психоневрологический интернат. Там Тамара познакомилась с женщиной, оказавшейся в похожей ситуации, и выяснила, что их дети находятся в одном детском доме. Тамара смогла дозвониться до «управы по правам семьи и детства», получила разрешение на визиты к мальчику. Она отмечает, что в ее ПНИ правила были не очень строгими, поэтому она самостоятельно пришла к сыну в гости в детский дом.

«Он расплакался, конечно, первый раз. Столько лет не виделись. Отвернулся и ушел. Потом я, когда уходила, видела, что он в окно смотрел. А когда второй раз я приехала, он уже пришел сам, встал у дверей», — рассказывает Тамара.

Она продолжила навещать сына — приходила к нему каждую неделю. На то, чтобы ребенок оттаял и принял мать, ушло около двух лет. 

Без права на своего ребенка

В ПНИ попадают по разным причинам. Там живут и пожилые люди, которые больше не могут о себе заботиться, и выпускники домов-интернатов для детей с ментальными особенностями. По мнению экспертов, они оказываются в ПНИ не из-за задержки интеллектуального развития, а из-за педагогической запущенности. Бывает, в интернат человека из корыстных побуждений отправляют родственники: так они хотят освободить жилплощадь. 

Клинический психолог и организатор общественного движения «Стоп ПНИ» Мария Сиснева десять лет работает в психоневрологических интернатах волонтером, как эксперт посещает ПНИ в разных регионах. Она рассказывает, что встречала матерей, которые попали в такие учреждения уже в сознательном возрасте из-за различных психических расстройств: шизофрении, в некоторых случаях отягощенной употреблением алкоголя, постшизофренической депрессии, прогрессирующей эпилепсии и так далее.

За время своей работы Сиснева узнала о множестве случаев, когда женщин, попавших в ПНИ, разлучили с их детьми. Большинство таких матерей были лишены дееспособности.

«Если я лишена дееспособности, это значит, что большинство моих гражданских прав и обязанностей будет осуществлять мой опекун (в данном случае — руководство ПНИ. — Прим. ТД). Но мой опекун не может взять на себя мои родительские права. Это значит, что в момент лишения дееспособности свои родительские права я утрачиваю. Поэтому у интернатов вообще нет никаких оснований, ну кроме, скажем так, общечеловеческого сочувствия, которое вряд ли там встречается, бороться за право этих женщин общаться с детьми», — рассказывает Сиснева.

Если у ребенка нет отца, а родственники не готовы взять его под опеку, он попадает в детский дом, как произошло в случае Тамары. О местонахождении детей матерям никто говорить не обязан, и связь между ними обрывается.

Если дочь или сына женщины забирают родственники, уже они решают, позволять ли ребенку видеться с мамой. По словам Марии Сисневой, чаще всего люди выбирают такое общение не поощрять. Попав в ПНИ, женщина становится «нежелательной» для семьи, объясняет Мария. Либо потому, что родственники истратили все ресурсы и отправили ее туда от отчаяния, либо потому, что поведение женщины, особенности которого обусловлены психическим расстройством, маркируют как «проблемное» и ее исключают из жизни. 

«Поначалу матери звонили [родственникам], умоляли поговорить с дочкой, сыном, но потом это все уходило в песок. Я ни разу не видела случая, чтобы при помещении [женщины] в интернат удавалось выстроить постоянное общение [матери] с ребенком», — говорит Сиснева. 

Печальная ситуация

Сколько матерей попало в ПНИ и оказалось в подобной ситуации, точно сказать невозможно — такую статистику никто не ведет. Мария Сиснева говорит о десятках случаев, с которыми она столкнулась за десять лет работы.

АНО «Служба защиты прав лиц, страдающих психическими расстройствами, детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей» работает в Нижегородской области. По словам психолога организации Оксаны Безносовой, за два года они узнали о двух похожих ситуациях. В одном случае ребенок не мог попасть в ПНИ из-за ограничений, связанных с пандемией коронавируса. Во втором — тетя не разрешала дочери приезжать к матери, боясь, что встречи плохо скажутся на психике девочки.

Санкт-петербургская общественная организация «Перспективы» поддерживает детей и взрослых с ментальной инвалидностью. Ее президент Мария Островская рассказывает, что ей известно об одном подобном случае. Отец и его семья не хотели привозить дочь к матери в ПНИ, и они могли видеться, только когда женщину изредка забирали  в «домашний отпуск». 

«Это делалось из соображений, что это будет травматично для ребенка — видеть маму в такой обстановке. То есть не то что это запрещал кто-то в администрации, семья препятствовала или мать протестовала из-за этого. Там не было конфликта, была печаль вокруг всей этой ситуации», — рассказывает Островская. 

Она подчеркивает, что их целевая группа — люди, которые прямо из детского дома попадают в интернаты, а не взрослые женщины с ментальными особенностями. По ее опыту, малой части жителей ПНИ удается сохранить связь с родственниками. Она также подчеркивает, что ни разу не видела, чтобы в учреждения приводили детей. 

«Если бы у нас они не были такими чудовищными, если бы там не было так страшно, я думаю, что детей бы легко приводили», — считает Островская. 

Право самостоятельно покидать ПНИ есть у небольшого процента их жителей. Помимо этого, в учреждениях не хватает сотрудников, которые бы выводили жильцов за территорию. Это тоже может ограничивать общение матерей с детьми. Но, по мнению Марии Сисневой, сегодня возможно наладить общение и по телефону, и по видеосвязи. Решающий фактор — это желание родственников.

«Иногда у нас болит нога, а иногда ломается наша психика»

Ограничивать встречи матери с ребенком можно только в одном случае: если поведение женщины представляет опасность для его жизни и здоровья. Так считает психолог благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Юлия Курчанова. У организации есть проектподдержки родителей с ментальными особенностями. 

В остальных случаях сохранение общения с матерью, даже если она выглядит и ведет себя не так, как раньше, лучше, чем разрыв. То, насколько сильно на ребенка повлияет разлука, зависит от того, выполняла ли женщина родительские функции или это делали другие родственники. Чем ближе были отношения, тем травматичнее будет ситуация. 

«Вот ребенок, который находится в отношениях со своими родственниками, на них опирается. Это люди, которые важны для ребенка. И вдруг эти важные люди по неизвестным причинам исчезают. Что тогда он должен понимать про себя, про мир, про людей и про отношения? Что мир, например, непредсказуем, а взрослые предают и бросают, отношения ничего не значат и так далее», — говорит Курчанова.

Ребенку необходимо спокойно объяснить, что заболевания бывают разными, считает она. По словам психолога, для ребенка, по большому счету, нет разницы, грипп у мамы или психическое расстройство. 

«Это взрослые считают, что о ментальных проблемах говорить неприятно и страшно, — отмечает Курчанова. — Иногда у нас болит нога, иногда — рука, а иногда ломается наша психика. Ребенку, в общем-то, любого возраста, наверное, есть возможность это объяснить — адаптированным для его возраста способом».

Тамара все еще живет в интернате. Она смогла получить ограниченную дееспособность, устроилась на работу. Женщина продолжает общаться с уже выросшим сыном, но до сих пор с ужасом вспоминает момент, когда их разлучили.

«Он же даже не понимал, какая ситуация была, — говорит она. — Ему же не объяснили, ему же никто ничего не сказал, почему, зачем его забрали».

Редактор — Александра Садыкова 

• Теги:
• ПНИ