Ничего не было

В кедах и свободных штанах, с рюкзаком и без косметики Аня кажется еще младше, чем есть. Она быстро говорит и часто смеется. Оттого вещи, про которые она говорит, кажутся еще более жуткими. Ее бодрость и смех — тоже. Как веселье девочек в белых платьицах в начале фильма ужасов.

«Дело было так, — начинает Аня с улыбкой. — Два с половиной года назад, зимой, мы поехали с семьей на горнолыжный курорт. Там все и случилось…»

Массаж

…Два с половиной года назад Аня с семьей поехала в Кавказ, на горнолыжный курорт. Она тогда четвертый год училась во Швейцарии, куда ее отправили родители, но где ей не нравилось. Зимние каникулы родители с детьми проводили вместе. Остановились в домике у друзей.

После лыж у Ани заболела спина. Ничего нового, так случалось и раньше, и мама решила отправить дочь на массаж в одну из центральных гостиниц курорта. Массаж был для Ани вещью обыденной, спина и до этого часто болела. Она пришла, разделась, легла. Все как всегда. Сначала и было все, как всегда, пока не стало по-другому.

АняФото: Анна Иванцова для ТД

«Мне начало казаться, что что-то не так. Я много раз была на массаже, для меня это привычная ситуация. Но там мне показалось, что он меня как-то странно трогает. Я старалась отбросить эти мысли, мало ли что мне кажется. А потом он попросил меня сесть на кушетку. Что ж, такое тоже бывает — чтобы массировать верх спины и шею, так иногда делают. Правда, он ничем меня не прикрыл, мне показалось это странным. Но я послушно села. Он подошел сзади. И очень сильно меня обхватил. И тогда я все поняла.

Он начал целовать уши и шею, я начала изворачиваться и просить меня отпустить, но он только сильнее меня сдавливал. Одной рукой он обхватил мне шею, стоя сзади, другой рукой трогал грудь. Это был крупный мужчина лет сорока, больше меня и в разы сильнее. На моменте, когда его рука была у меня в трусах, я мысленно сдалась.

Я видела свое тело как будто со стороны. Напротив было зеркало, и в нем я наблюдала две фигуры — огромную мужскую, сильную, и маленькую женскую, беззащитную. С пустым взглядом, в котором был уже даже не страх, а что-то еще хуже. Я видела, что это я, но это одновременно была и не я. Я перестала сопротивляться, это было бесполезно. Потом он снял с меня трусы, сам разделся и повалил меня на кушетку.

И что-то щелкнуло у меня в голове, я сделала последний рывок и оттолкнула его. Как это случилось, я не поняла, потому что внутри я уже смирилась, что меня изнасиловали. Но я его оттолкнула, и он отшатнулся, может, от неожиданности. Я схватила вещи и выбежала в коридор. Голая, вся в этом массажном масле. Было холодно и мерзко. Я кое-как оделась».

Аня кое-как оделась и пошла искать маму, которая должна была идти на массаж вслед за ней. Надо было как-то отговорить ее. Домик, в котором они жили у друзей, был недалеко от отеля, но мамы там уже не было. Возвращаться назад в отель сил не было. Аня пошла в душ, чтобы смыть масло, отмыть его прикосновения. Масло смывалось плохо. Хотелось содрать с себя кожу.

Читайте также Что делать, если ваш ребенок стал жертвой насилия?   Советы родителям, которые подозревают или узнали, что их ребенок подвергся сексуальному насилию  

Когда мама пришла, Аня уже перестала плакать. Спокойным голосом спросила, как массаж, и мама ответила, что массаж как массаж, нормально. Она хотела ей рассказать, но не смогла. Потом хотела на следующий день, но снова не смогла. Да и что рассказывать? Ничего же не было. И еще через день не смогла. Да и как-то не актуально уже было. Идти в администрацию отеля, звонить в местную полицию — такие мысли были в теории, но она не могла и не знала, что им сказать. Ничего же не было.

После каникул Аня вернулась в свою школу, и ей начал сниться один и тот же сон. Зеркало, а в нем две фигуры, большая и маленькая. У маленькой пустой взгляд. Она просыпалась от удушья, как будто ей снова сжимают шею. Так продолжалось каждую ночь, и Аня подумала, что, наверное, ей надо идти к психологу. Но потом сны закончились.

И начались головные боли. Несколько раз в день, без причины, резкие приступы по 30 секунд. Аня ходила к неврологам, они ничего внятного не сказали. Потом появились приступы тошноты. Что угодно могло их запустить — кто-то в фильме целуется, у кого-то болит спина, или появляется большая мужская фигура. Учиться стало совсем невыносимо. И Аня вернулась в Россию.

«В той школе было все как в фильмах — форма, дисциплина, гимны, церковь, указки, рано ложиться спать и все такое. А еще дедовщина, группы популярных и группы аутсайдеров, со всеми вытекающими. Я всегда хотела уехать, но только тогда наконец решилась».

Она поступила на институт. А в конце лета попала в больницу с пиелонефритом. Урологи говорили, что причина его неясна. Вылечилась, выписалась, а в следующие полгода лежала с ним в больнице еще два раза. А потом откуда ни возьмись начался артрит — стали болеть колени. Аня не сразу сложила все вместе. Но когда вернулись сны про зеркало, она предположила, что причина у всего одна.

Сестры

«Я всегда читала «Такие дела», в том числе тексты про центр «Сестры» и про жертв сексуального насилия. Но мне даже в голову тогда не пришло, что они помогают таким, как я. А потом я прочитала очередной текст про девушку, которую изнасиловали. В нем были описаны ее эмоции, и они были слишком похожи на мои. Потом я перечитала все, что на сайте было про «Сестер», и поняла, что это, наверное, и про меня тоже».

Читайте также Инструкция. Что делать, если вас изнасиловали   Что нужно знать, прежде чем предпринимать любые действия?  

Одним осенним днем Ане стало хуже обычного. Накатила какая-то тревога, потом начало тошнить, было нечем дышать, весь день она не могла есть, ночью не могла уснуть. Настало утро. Было восемь утра, лежать в кровати Аня больше не могла и легла на пол. Стала ждать, когда наступит 10, чтобы позвонить в «Сестры».

«Мне ответила женщина и очень внимательно меня слушала. Я рассказала, что тогда случилось на Кавказе и что со мной сейчас. Я помню, она мне тогда четко сказала, что то, что со мной случилось, — это преступление. Такое слово вообще мне никогда не приходило в голову. Оказывается, я до последнего сомневалась, вдруг я в чем-то сама виновата или недостаточно твердо отказывалась. Но она меня убедила, что тут все однозначно и я ни в чем не виновата. Что стопроцентно виноват он. Было ощущение, что женщина в телефоне меня правда слушала и слышала, что она хочет помочь. Меня особенно поразило, что в конце разговора она поблагодарила меня за то, что я позвонила. Она поблагодарила меня!»

АняФото: Анна Иванцова для ТД

Они проговорили полтора часа. Аня повесила трубку, сразу стало легче и потекли слезы. Она ревела полдня. Несколько лет она помогала другим — была волонтером, занималась с детьми с особенностями развития. С детства Аня привыкла быть самостоятельной и не жаловаться. Только в тот день она поняла, что ей тоже, может быть, нужна помощь. И что о ней можно попросить.

«Будет неправдой сказать, что прямо после этого звонка все мои проблемы исчезли и я в одночасье стала радостной и спокойной. Но этот звонок что-то изменил, дал какой-то толчок. Правда, я тогда еще не понимала, что ждет меня впереди».

«Сестры» посоветовали Ане кризисный центр помощи женщинам, она туда обратилась. Сходила на пять бесплатных консультаций. А потом нашла себе частного психотерапевта. Но почему-то ей становилось все хуже.

Боль

«Почему-то мне становилось все хуже. Все чаще снились сны про зеркало, иногда по утрам я просыпалась, и мне казалось, что меня сжимают за шею, как тогда. Иногда я по полчаса могла стоять перед входом во двор, где я снимала комнату, и бояться войти. Я вообще начала всего бояться. Если кто-то громко что-то скажет, или любого резкого движения. Стала бояться ездить в транспорте. Не могла заснуть. Были панические атаки. Меня постоянно тошнило, болело в груди, в животе, ноги подкашивались.

Потом я все же рассказала маме. Просто надо было как-то ей объяснить, почему я вздрагиваю каждый раз, когда она ко мне прикасается. Она расстроилась, что я сразу ей не сказала, но все равно не понимала, почему мне тяжело, когда она меня обнимает».

Психотерапевт направила Аню к психиатру. Психиатр сказал, что у нее тревожное расстройство, и прописал антидепрессанты и транквилизаторы. Девушка начала их пить, тревога пошла на убыль и через месяц прошла. У нее больше не было бессонницы. Теперь она не могла встать утром с кровати.

Если до этого Аня хотя бы могла ходить на пары или заниматься дома, то теперь не могла дойти до университета. Любое действие казалось невыносимо трудным. Мысль о том, чтобы встать, добрести до кухни, достать йогурт и порезать в него яблоко, уже казалась неимоверным усилием. «Тогда я поняла, что лучше бояться и вздрагивать, чем вот это. Психиатр мне потом объяснил, что депрессия часто начинается с тревоги».

Еще Аня стала резать руки. Это началось, когда она еще ходила на пары, когда было тревожно. Случайно царапала ногтями руки до крови, и от этого тревога утихала. Как-то смотрели фильм в аудитории, было темно, ей снова стало тревожно, и она начала себя душить, как он тогда, и стало легче. Взяла у брата канцелярский нож и сделала несколько порезов на ноге, от них тоже стало легче.

«Каким-то образом, когда сам делаешь себе больно, ты как будто начинаешь контролировать ситуацию. Ты больше не беззащитная жертва. Уж если мне должно быть больно, а больно мне в любом случае, лучше я сама буду причинять себе эту боль. Как будто внутренняя боль, превращаясь во внешнюю, утихала. А еще я порезами наказывала себя. Если я просыпала пару, а я почти всегда это делала, потому что не могла встать с кровати, я резала себя».

Читайте также О чем молчат женщины   Рассказы о самых страшных событиях в жизни трех женщин  

Появились мысли о самоубийстве. Она думала о том, что все плохо, что она ничего не стоит, что ничего не улучшится. Эти мысли пришли как будто извне, словно кто-то их внедрил Ане в голову, и они поселились там, как догмы.

«На самом деле, каждый хоть раз в жизни думал об этом. Но, когда ты думаешь об этом в депрессии, становится страшно за себя. Это не спокойное размышление, как у Чехова: «То ли чай пойти выпить, то ли повеситься». А довольно паническое состояние, закручивание себя. Сейчас я уже научилась узнавать его приближение и что-то с ним делать».

В тот период, полгода назад, психиатр просил ее писать ему сообщения утром и вечером о том, где она находится, что делает, есть ли люди вокруг. Еще он дополнительно прописал нейролептики. «Если антидепрессанты — это чтобы встать с кровати, то нейролептики — чтобы, когда ты с нее встал, ты себя не убил», — смеется нервным смехом Аня. Зимнюю сессию она почти не сдала, почти все пришлось пересдавать. От этого начала себя винить еще больше. И резать.

АняФото: Анна Иванцова для ТД

Она купила себе канцелярский нож. Говорит, им удобнее всего. Как-то мама увидела Анины руки и спросила: «Это тебя кошка поцарапала?» Аня сказала «да», хотя говорит, что если бы мама просто спросила, что это, она бы призналась. С тех пор она так всем и говорит, что это кошка. Каждый, у кого когда-либо была кошка, поймет, что это неправда. Руки эти, хрупкие, тонкие руки, от запястий до локтей покрыты десятками одинаковых шрамов. Кошки так не царапают.

Парадокс

Сейчас Ане лучше, чем было зимой. Но все еще плохо. Она все еще пьет антидепрессанты и нейролептики, все еще ходит к психотерапевту и психиатру, все еще режет себя. Но понемногу выкарабкивается. Сдала летнюю сессию, будет переводиться в другой институт — хочет учиться на специального психолога, чтобы уже профессионально помогать детям с особенностями развития.

До того случая у Ани не было сексуального опыта. Не было его и после. Что делать с этой сферой жизни, она не представляет. Представляет только, что будет непросто. Пока сама мысль вызывает ужас, и сколько еще пройдет времени, пока это не изменится, сказать невозможно.

Но Аня старается общаться с людьми, хотя это тяжело. Часто улыбается и выглядит общительной. Хотя, глядя на нее, вспоминается флэшмоб Face of depression, в котором люди размещали свою улыбающуюся фотографию и рассказывали, что в этот момент находились на дне депрессии. Анино лицо и есть лицо депрессии.

«Ты никогда не знаешь, какое огромное количество людей вокруг тебя носят с собой свои травмы, а внешне выглядят нормально. Вот сидишь ты в электричке и смотришь на таких же, как ты, девушек и женщин. Сколько из них подверглись сексуальному насилию? Наверное, многие. «Сестры», например, называют ужасные цифры. Но никто ничего не говорит. И пока все молчат, никто ничего не узнает. Они продолжат молча страдать. А их жизнь продолжит рушиться. Нам в школе часто рассказывали, куда бить, если мужчина пристает в лифте. Но ни слова не говорили, что такое сексуальное насилие, что его так много, что у него столько форм. Никто не говорил, как с этим потом жить и как про это говорить».

Уже на антидепрессантах Аня как-то слушала видео на Youtube про насилие и услышала знакомый голос. Оторвалась от подушки, чтобы посмотреть, кому принадлежит голос. Оказалось, это директор «Сестер» Надежда Замотаева. Это она разговаривала тогда с ней по телефону. Аня встала с кровати, позвонила и договорилась о встрече. И приехала в центр «Сестры». «Маленькая каморка в Бибиреве, набитая книгами, и в ней сидят женщины, у них чай в пакетиках и печенье. И каждый день они спасают своими словами других. Мне было очень полезно туда съездить. Как будто круг замкнулся».

В Аниной истории есть довольно жуткий парадокс. Она сама о нем говорит.
«Если бы тогда он дошел до конца и изнасиловал меня, было бы проще. Я бы смогла это назвать. Определить. И четко сразу понять, что мне нужно идти за помощью. Что такое изнасилование, я знала. А что такое сексуальное насилие — нет. Либо изнасиловали, либо нет. В середине нет ничего — так я думала. Поэтому мне так тяжело было описывать то, что он со мной делал, и я до последнего не могла понять, что произошло. Я пыталась забыть, не обращать внимания, в итоге проблема загналась так глубоко. А когда я все-таки стала пытаться ее решать, вылилась в то, во что вылилась.

Но иногда я вижу и хорошие стороны. Например, все тот же разговор с «Сестрами». Наверное, если бы я не позвонила, то все равно когда-нибудь начала бы разбираться с этой ситуацией, но, скорее всего, гораздо позже. Я читала десятки историй про то, как женщины спустя десять, а то и двадцать лет начинают бороться с последствиями насилия: у них уже семья и дети, и при этом что-то все равно не так в жизни. В этом смысле хорошо, что я начала с этим разбираться, когда мне еще нет 20, нет семьи, детей или пары. Не представляю, каково это, когда у тебя маленький ребенок, а ты в депрессии и не можешь встать с кровати, и хочешь просто перестать существовать. Так что уж лучше так, как я», — она пытается улыбнуться.

Получается плохо.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!