«Это дело не только армян и феминисток»

В деле сестер Хачатурян очень много слоев. И вот только некоторые из них.

Зара АрутюнянФото: Мария Бобылёва

Это дело о беспомощности. Соседи, подруги девочек, школа, опека, полиция — все знали о том, что в семье происходит ад. Отец не пускал их в школу. Он бил их так, что соседи слышали крики. Мать девочек не раз писала на отца заявления в полицию, но оттуда сразу звонили ему, он приезжал в отделение и у всех на глазах избивал ее, и дальше ничего не происходило. Опеке он тоже угрожал. Он стрелял из винтовки на улице, его боялись буквально все. А все, кто мог что-то сделать, были у него в кармане. Из-за бессилия и беспомощности и случилось то, что случилось. То есть самосуд.

Это дело касается нас всех. Это произошло в Москве, в Отрадном, а не где-нибудь в далеком армянском селе. Я много лет работала психологом в обычной школе в соседнем районе Медведково, и через меня прошло много историй насилия над детьми: сексуальное насилие со стороны отца или отчима, психологическое и физическое насилие со стороны обоих родителей. Это, увы, ежедневная жизнь российских детей и подростков, причем как девочек, так и мальчиков.

Это дело про психологию жертвы насилия. Нужно понимать, что человек в условиях продолжительного насилия лишается воли. Многие возмущаются, мол, почему они не сбежали от отца-маньяка. Но те, кто так говорит, не понимают, что происходит в голове у человека, тем более ребенка, который годами живет в страхе. Это психология заложника. И нам мало того, что нужно отстоять их и сделать так, чтобы их отпустили, нам надо их потом лечить. Им понадобится всесторонняя психологическая помощь — последствия насилия разнообразные и травматизирующие. Там будет и посттравматическое стрессовое расстройство, и суицидальные попытки, и депрессия, и неврозы, и много чего еще.

Это дело четко продемонстрировало пробелы в законодательстве. У нас нет ни одного закона, который бы защищал детей и подростков внутри семьи. Сталкиваясь с подобными историями, я всегда ходила в органы опеки и в комиссии по делам несовершеннолетних, но там мне предлагали только один выход (и то нехотя) — привести ребенка к ним и заставить говорить под запись. Только после этого они могут начать процесс изъятия ребенка из семьи. Но это, как правило, невозможно, ни один ребенок не готов был говорить с этими людьми — особенно в условиях, в которых у нас обычно допрашивают жертв насилия. Тогда я вызывала родителей и пугала их, больше мне ничего не оставалось. Но если бы мне попался такой монстр, как этот Хачатурян, который всех держал в страхе и ходил с оружием, я бы не смогла ничего сделать. У меня на попечении было 700 детей и ответственность за них, но у меня не было системных механизмов повлиять ни на что. Это правовой тупик.

Это дело системного подхода к проблеме насилия. Закон — это необходимое, но недостаточное условие, чтобы поменять расстановку сил в отношении домашнего насилия. Это как с камерами, фиксирующими превышение скорости на дорогах: мало их повсюду повесить, нужно еще объяснить, зачем они. У всех в навигаторах тетенька предупреждает, что впереди камера, и все замедляются. Итог — общественное благо. То же самое с домашним насилием. Кроме закона, нужен ликбез в школах, чтобы с самых ранних классов детям рассказывали про достоинство, про их права, про их тела и границы того, что и кто с этими телами может делать. Чтобы им рассказывали, куда в случае чего можно обратиться (и чтобы было куда обратиться), где их услышат и примут меры. Но для того, чтобы такие разговоры велись, важно правильно готовить тех, кто непосредственно работает с детьми, — педагогов, социальных работников, психологов.

Это дело о правах детей. Почему-то считается, что со своим ребенком можно делать что угодно, потому что он твой. И это, к сожалению, еще плотно вшито в нашу коллективную психику, независимо от национальной принадлежности. Отец двух моих младших девочек тоже считал, что воспитывать детей кулаками можно и нужно. Он был, кстати, наполовину русский, наполовину армянин. Однажды в Ереване он на глазах у меня и моего отца ударил мою дочь, и я полезла ее защищать. А мой родной отец был на стороне бывшего мужа. При этом если бы его внучку на улице ударил посторонний мужик, он бы от него мокрого места не оставил. Но раз бьет свой — это нормально. Это жуть.

Это дело обнаружило противоречия и внутри армянской диаспоры. Когда девочек взяли под стражу год назад, я билась во все армянские двери — и в Москве, и в Ереване — с просьбой поддержать наших девочек. И все мне отвечали одно — и официальные представители диаспоры, и неофициальные: мол, они гражданки России, мы не можем в это вмешиваться. Но это отмазка. Эти девочки оказались ничьи, никому не нужны. Патриотичные армяне сейчас возмущаются, что все дело в том, что их мать — молдаванка, а если бы их растила приличная армянская женщина, ничего бы этого не произошло. При этом ни один патриархальный армянский мужчина не подпишется под тем, что избивать своих дочерей ногами, насиловать их, брызгать им в лицо из перцового баллончика — это нормально. Ни один. Мне многие говорят, что это не диаспоральный вопрос, и я знаю, что дело не в национальности, но, как ни крути, это и армянское дело тоже. И мне как армянке страшно обидно, что диаспора за них не вписывается.

Это дело показало, с каким подозрением в обществе относятся к тому, за что ратуют феминистки. Феминистки первыми стали защищать девочек, когда, кроме них, они никому не были нужны. Но именно это автоматически отпугнуло многих. Стучась в разные двери, я не раз слышала такое мнение: это фем-повестка, мы в это лезть не хотим, потому что потом не отмоемся. Но я считаю, что это общечеловеческая повестка. Беда в том, что в нашей стране не соблюдаются права не только женщин, а вообще всех.

Это дело про отношение государства к своим гражданам. Оно не хочет давать нам возможность защищать свои права. Потому что если вы сегодня защитите свою жизнь, то вдруг вы завтра пойдете защищать что-то еще — отгрызете себе сквер в Екатеринбурге, вырвете невиновного журналиста из мясорубки силовых органов, а послезавтра потребуете прозрачных выборов? Если вам с детского сада внушать, что у вас есть чувство собственного достоинства, то вы пойдете возмущаться по любому поводу и все время что-то требовать и отстаивать свои права.

Наше государство — это государство насилия. А насилию надо противостоять, громко и сообща. Поэтому дело сестер Хачатурян — это дело всех нас.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!