«Я бы осталась, но надо людям помогать»

***
В маленькой комнате на первом этаже московского ПНИ № 30 шумно. Если закрыть глаза, кажется, что вокруг десятки человек, многие из которых не видели друг друга годами. Звучат радостные приветствия, смех, шуршат пакеты.

Посреди этого переполоха стоит девушка по имени Даша. Слегка ссутулившись, аккуратно расставляет на столе бумажные стаканчики. «Какой ты будешь сок?» — спрашивает она всех, быстро отвинчивает крышки и передает стаканы с соком экзотических фруктов: ягод асаи, киви и барбадосской вишни.

Мария, руководитель небольшой группы волонтеров, достает коробку с «Монополией», раздает деньги и просит посчитать вслух свои купюры. Комната наполняется новыми звуками. «Сто рублей, двести рублей, десять рублей, десять рублей», — говорит седая женщина в платье, раскладывая разноцветные деньги.

— Молодец, Ань, ты хорошо считаешь, скоро будешь в кассе работать, — говорит ей Даша.

— Хотелось бы еще читать и писать научиться, — смеется та в ответ.

Все, кто находится в этой комнате помимо волонтеров, — недееспособные обитатели психоневрологического интерната. Они никогда не жили самостоятельно и вряд ли у них будет такой шанс в ближайшем будущем. Многие с трудом могут посчитать, что выпадает на кубиках, но, похоже, эти простые занятия для них необычайно важны.

— Два плюс три, вспоминай, ты же хорошо считаешь. В уме считай, ты же умеешь, — говорит волонтер.

Даша пытается подсказать, но Мария этого не одобряет. Даша просит прощения и бросает кубики. Еще три года назад она жила здесь, в стенах этого интерната. Как и остальные, вставала и отходила ко сну по расписанию, отдавала сотрудникам свой телефон на ночь — соблюдала рутину жизни в закрытом учреждении.

Кое-что отличало ее от тех, кто сейчас находится в комнате: Даша никогда не теряла дееспособность. Она могла выходить из интерната без сопровождения сотрудников, свободно распоряжаться частью своей пенсии по инвалидности и искать работу в городе — все вместе это означало возможность когда-нибудь выйти на свободу.

Мы стоим с Дашей в длинном коридоре напротив маленькой комнатки для волонтеров. Обитатели интерната проходят мимо, здороваются и внимательно нас разглядывают, ступая по сероватой плитке. Коридоры и кабинеты здесь больше похожи на школу, чем на больницу. Видимо, недавно был ремонт: в окнах стоят новые стеклопакеты. Но за красивыми полупрозрачными шторами виднеются металлические цепи, сковывающие ручки окон.

«Это Маша, — говорит мне Даша о девушке, которую обнимает на прощание, обещая скоро вернуться, чтобы доиграть в “Монополию”. — Мы с ней еще в детском интернате вместе были».

В окно стучится снег, волонтеры обсуждают, как будут добираться до метро в такую метель, а Даша убирает мусор со стола и рассказывает, что Маша на самом деле умная и хорошо считает, но недееспособна и поэтому редко бывает за пределами интерната. Маша часто просит Дашу принести ей что-то из мира за стеной. Чаще всего наушники: все время ломаются.

Мы оставляем за спиной КПП и бетонный забор с нарисованными на нем березами. Даша говорит, что с тех пор как она впервые попала в интернат, здесь ничего не изменилось. Те же дома, те же магазины, гаражи, автобусная остановка.

Чем дальше она отходит от огромного здания, скрытого от людских глаз за высокими деревьями, тем свободнее говорит — о том, как невыносимо было там жить последние годы, как было трудно постоянно подчиняться правилам интерната и его рутине, молчать, когда на нее несправедливо кричали, терпеть, когда ей что-то запрещали.

«Но нужно было быть послушной. Не спорить, не качать права, делать, что говорят. Иначе бы в психушку отправили или характеристику плохую дали. А мне это зачем? Я хотела на воле жить, хотела, чтобы у меня семья своя была, свой дом, чтобы квартиру получить могла».

Даша провела в подобных заведениях в общей сложности 23 года своей жизни. Начиная с детских интернатов, куда она попала сразу после рождения, и заканчивая 30-м ПНИ, где она жила с 18 лет. Cложно представить, каково ей возвращаться сюда почти каждые выходные, но вопрос о том, зачем она это делает, ее удивляет.

«Как зачем? Чтобы помогать».

***
Даша сидит на кровати в маленькой однушке на Домодедовской. Ее длинные темные волосы спадают на мешковатую футболку. Свет из окна еле просачивается сквозь плотные шторы, а ночник около детской кроватки едва освещает небольшую комнату, обставленную новой мебелью. На кухне шумит кипящий чайник. Даша встает и осторожно, придерживая тонкими руками девятимесячную дочку, открывает дверцу шкафа, заполненного детской одеждой.

Ее голубые глаза светятся, когда их взгляды встречаются. «А-а-а-ай-а-а-а», — говорит девочка и спускается с рук на мягкий ковер. В комнату входит Дима, невысокий крепкий мужичок с усталым лицом, покрытым седой щетиной. Он смотрит на жену и дочь и улыбается, а после широким жестом распахивает шторы, впуская в комнату зимнее солнце, и целует дочку. Малышка, которую Даша одела в платьице с рыжими лисятами, встает и пытается сделать пару шагов. Пока не получается.

Даша не очень любит рассказывать про детство, но делает это по моей просьбе. Она вспоминает свои два детских интерната без боли в голосе. Даже когда она рассказывает, как ее, маленькую, били, связывали и поливали холодной водой из шланга, ее тон почти не меняется — будто речь идет не о физическом насилии, а о невкусной еде. За что так наказывали?

«Ну мы бесились, на кроватях прыгали, шумели, — объясняет Даша и тут же поворачивается к дочке. — Машенька, моя умница, скоро уже пойдешь, скоро побежишь, да?»

Светлые бежевые обои, картины, иконы в углу, большой красивый диван. Пол и кровать усеяны детскими вещами: игрушками, развивающими кубиками, плюшевыми медведями и собаками. За окном бесконечные ряды панелек и маленькая детская площадка с небольшим, размером с лодочку, парусником.

Чтобы получить эту квартиру, Даша прошла две комиссии, которые должны были проверить ее на готовность к самостоятельной жизни, — интернатскую и городскую. До последнего не верила в то, что у нее получится, волновалась и заучивала наизусть привычные для многих вещи — например, как оплачивать счета за квартиру.

Даша экзамен прошла и получила возможность жить самостоятельно, но квартира остается в собственности у государства. В течение пяти лет сюда будет наведываться соцработник — проверить, правильно ли она ведет домашнее хозяйство.

Даша признается, что это ее беспокоит.

«Иногда я боюсь, что придут и заберут ее. Мы же инвалиды, боюсь, что подумают, что мы ничего не сможем ей дать. Ведь забирают детей, да? А так условия мы ей хорошие создаем, все у нее есть, все, что нужно, есть».

У Даши инвалидность. Вторая группа, умеренная умственная отсталость. У Димы тоже.

«Нам всем такие диагнозы ставили, чтобы в ПНИ можно было отправить. Чтобы было где жить. Но у меня ничего такого нет, только педагогическая запущенность — я считаю плохо».

Дима с дочкойФото: Владимир Аверин для ТД

Пока Дима играет с Машей, Даша собирает вещи, запихивает в рюкзачок коробку со старым телефоном и немного еды в дорогу. Сегодня суббота, у Димы выходной, и Даша может отправиться на волонтерство в ПНИ или в керамическую мастерскую для людей с нарушениями зрения и слуха. Она ищет старую одежду, которую не страшно испачкать: день мастерской.

Рядом Дима говорит с Машей: «Вот так можешь? Вот так, смотри». Он сводит и разводит руки, как на занятии физкультурой, и я вспоминаю его слова: в детстве Дима много занимался спортом, отжимался и качал пресс — он хотел быть сильным. Потому что его «лупасили». Даша у большой входной двери с зеркальной поверхностью всматривается в свое отражение.

«Эту дверь мы купили недавно, — говорит она мне, — раньше тут серая была, интернатская такая. Знаешь, бывает, что ты натыкаешься в городе на какие-то вещи, которые напоминают о нем. Дверь, или коридор в здании, или стена, и тут же начинаешь представлять его».

Маша дергает Дашин шнурок, тот развязывается.

— Ты чего, Маш, маму не отпускаешь? — смеется Дима.

Даша завязывает шнурок, но стоит ей отвернуться за рюкзаком, и дочка повторяет то же действие. Даша опускается к ней.

— Ты хочешь, чтобы я осталась здесь, да? Я бы осталась, Маш, но надо людям помогать.

***

По пути к метро Даша рассказывает, как тяжело было впервые выходить в город и передвигаться самостоятельно. Она говорит, что как-то раз потерялась в метро. Стояла посреди снующих туда-сюда людей и плакала.

«Сейчас я по Москве почти куда угодно могу добраться. Я пользуюсь приложением карты метро на телефоне, а если не знаю, то спрашиваю дорогу. Навигатором еще не научилась пользоваться, не понимаю его пока».

Дверь керамической мастерской оказывается закрытой. Даша удивлена. Достает свой ключ, нажимает на пару кнопок. В мастерской монотонно жужжит вентиляция. Перед нами большое помещение с потолком в несколько метров и длинными рядами стеллажей и столов, покрытых остатками засохшей глины.

Мы в сердце маленького фонда «Творческое объединение “Круг”» (ТОК). Здесь начинался долгий путь Даши к обретению своего дома. Место, которое было изначально создано, чтобы дать работу слабовидящим и глухим, но которое изменилось после того, как его директор познакомилась с Дашей.

Это было на благотворительной ярмарке, вспоминает Даша, там фонд торговал своей продукцией. Она увидела красивые чашки и пиалы, которые делают слепоглухие люди и раскрашивают глухие художники, — и захотела быть причастной к этой работе. Но главное — там она познакомилась с Мариной, которую теперь, два года спустя, почти не зовет по имени. Вместо этого она использует другое слово.

Даша тогда жила в интернате, где подрабатывала сестрой-хозяйкой. Она не любила свою работу: говорит, что на нее часто кричали, обзывали за малейшую ошибку. Из-за работы внутри интерната у нее почти не было шансов получить квартиру — а значит, осуществить свою мечту о свободе, доме и семье.

Марина, которая раньше никогда не работала с людьми из ПНИ, решила помочь Даше и взяла ее на работу в мастерскую. Даша практически ничего не умела, но быстро обучилась ремеслу: лепить, набивать формы, даже ставить печи. Так у нее появились дополнительные деньги и необходимость каждый день ездить на работу, выбираться в город, социализироваться, жить почти полноценной жизнью. Почти — потому что ей по-прежнему нужно было возвращаться в интернат, где за опоздание могли сильно наказать.

«Однажды я потеряла карточку в автобусе и опоздала, вернулась ночью, — вспоминает Даша, раскладывая перед собой формочки для глины, — пришла уже часов в 12, наверное, и потом меня не выпускали в город. Недолго, недели две, но это было до ТОКа, я тогда сестрой-хозяйкой еще работала».

Жизнь Даши, похоже, действительно делится на два периода. До встречи с фондом и после. Раньше у нее не было никого, кроме Димы, с которым она познакомилась в беседке на территории интерната, и нескольких волонтеров, у которых она иногда гостила на выходных.

— Когда я познакомилась с ТОКом, у меня появилось много друзей, я начала понимать, что такое семья, дом, — говорит она без тени какого-либо пафоса. Спустя секунду тут же переводит тему. — Вот смотри, что я тут делаю.

Даша показывает подвеску в виде ангелочка.

— Недавно заказ был большой, я их по тридцать штук в день отливала, — рассказывает она, сосредоточенно залепляя гипсовую формочку глиной, — но я это не из-за денег делаю. Я сейчас в декрете, я сюда прихожу просто помогать.

В мастерскую входит Оксана, молодая девушка в белоснежном свитшоте.

— При-вет, — говорит ей Даша, совмещая слова и язык жестов, — ты кра-си-и-ва-а-я.

— Спасибо, — отвечает Оксана и включает слуховой аппарат. Она активно выговаривает каждый звук, словно ее речь читают по губам.

— Окуналась сегодня? Сегодня же Крещение.

— Не окуналась, нет. Мама говорит — это просто традиция, это необязательно делать. Это же люди придумали, а не бог, — говорит Даша.

Оксана кивает и берется за кисточки, чтобы раскрасить зеленым и черным пиалы, готовящиеся к продаже.

До того как попасть в эту мастерскую, Даша никогда в своей жизни не видела слабовидящих или глухих. Ей пришлось столкнуться с этим новым для нее миром, учиться новому языку, учиться помогать и сопровождать их. Даша говорит, что, если бы не слепоглухие, она бы вряд ли сейчас жила в своей квартире с дочкой и мужем. Дело в том, что у фонда есть небольшая квартира, где живут несколько слепоглухих сотрудников. Эта квартира стала для нее полигоном для обучения самостоятельной жизни.

«Марина предложила мне пожить на квартире и забирала меня на выходные. Потом я стала приезжать уже на неделю, потом на две, потом на месяц, а потом осталась там жить, пока ждала комиссию, чтобы получить свою квартиру. Я быстро подружилась с Мишей Ильиных и Владом, сопровождала их на работу по утрам и домой по вечерам, они учили меня, как готовить, как ходить по магазинам, а я убиралась, пыль протирала. Я же зрячая, мне легче».

***

Даша помнит код домофона от квартиры фонда, будто она все еще тут живет. Огромная железная дверь отворяется, и седой мужчина в черных очках и с красивой окладистой бородой приветствует нас.

— Это мы, Миш, — говорит Даша.

Мужчина улыбается в ответ.

— Привет-привет, Дашенька.

Это Миша Ильиных — тот самый человек, что помогал Даше освоить простые бытовые навыки. Все то, чему он научился сам, пока не потерял зрение и слух. Мы проходим мимо, а он остается стоять посреди коридора, поправляя рукой свои слуховые аппараты. Даша показывает кухню со столом, двумя холодильниками, диваном и кроватью.

«Иногда я здесь спала, но чаще всего в той комнате, — машет она рукой в сторону стены, — раньше там жили девочки, а сейчас там Миша Кутузов из 18-го ПНИ, мы с ним еще с детского интерната знакомы. Наверное, увидел мой пример и тоже решил жить здесь».

В комнату входит Кесси — лабрадор, красивая ухоженная собака-поводырь Миши. Даша слегка поглаживает ее по холке, собака флегматично ложится на пол. Миша идет на звук голосов уверенно, но все же чуть-чуть выставляя одну руку вперед.

В квартире чисто и просторно. Современная мебель, обои с тактильным принтом, высокие потолки и довольно большие комнаты. Белесой собачьей шерсти почти не видно на темном полу.

Даша предлагает чай или растворимый кофе, я выбираю второе, но Миша настаивает на молотом. Оказывается, Даша не умеет его готовить. «Значит, ты рано отсюда ушла», — говорит он смеясь и подробно, пошагово объясняет ей, отслеживая по звукам каждое действие.

Кофемолка жужжит, маленькие кусочки зерен стучат о пластик, как град по крыше. Даша вслух считает от одного до тридцати, будто опасаясь, что может случайно забыть одну из цифр и из-за этого получится невкусно. Ставит кофеварку на плиту.

Раздается звонок в дверь.

— Я, мам, почувствовала, что ты скоро будешь, — говорит Даша и бежит обнимать Марину, крупную женщину с вьющимися черными волосами.

— Привет, моя красавица, — говорит она мягким голосом и заключает Дашу в свои объятия, после чего входит на кухню и спрашивает громко: — А вы знаете, что сегодня крещенский сочельник?

— Да, но окунаться необязательно, мам, — говорит Даша.

— Правильно, Даш, необязательно. Но в сочельник принято есть сочево — такая вкусная еда, которую готовят из зерен пшеницы, мака, орехов и сухофруктов. Будем есть и слушать пение этих, как его называют… — теряется Марина.

— Птиц, — шутит Миша.

— Колядок, — говорит она серьезным тоном и принимается за готовку. Cтавит вариться кастрюлю с рисом, велит Даше порезать фрукты.

Работа идет быстро: Даша очищает фрукты и подает их Марине, моет хурму и помогает резать. До того как начать жить в квартире с Мишей и Владом, она не умела готовить совсем — даже простой суп или гречку сварить не могла. А теперь, говорит, умеет почти все.

Рис готов. Марина снимает его с плиты и делится последними новостями: Миша Кутузов, тоже живущий в этой квартире, недавно встал в очередь на бесплатную операцию в институте челюстно-лицевой хирургии и даже сам подал документы, а Кристина, девочка из ПНИ, работающая в фонде курьером, растет над собой, обзаводится новыми подругами.

— Самое ценное, — говорит Марина, нарезая очередной банан, — что у нее появились подруги в интернате. А еще более ценное, что они друг друга угощают.

— Это да, — говорит Даша, — это хорошо, когда взаимностью друг друга выручают.

— Не то чтобы выручают, — поправляет ее Марина.

— Когда хотят сделать приятное?

Марина соединяет фрукты с рисом и медом, Даша подает ей пиалы. Они смотрят друг на друга — и тут наконец-то картина складывается. Я начинаю понимать, откуда у Даши такое сильное желание помогать другим, откуда у нее эта безграничная любовь и понимание, как быть матерью.

— Я так рада, что мы сегодня тут все собрались, — говорит Даша, подавая тарелку.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!