Люська старается

Пять лет назад Татьяна переехала из Северодвинска под Питер, в Гатчину. К дочкам: обе, и старшая, и младшая, тут выучились и остались. «У нас говорят: уехал в Питер — значит не вернется», — смеется Татьяна. Тогда она собрала вещи, взяла старенькую маму и поехала за ними следом.

Мужа у Татьяны нет — развелись, она поднимала девчонок с подросткового возраста сама. С мамой вместе, конечно. Сейчас дочкам 25 и 23. Младшая замужем в Питере, а старшая живет вместе со всей семьей в Гатчине: и дешевле, и Дворцовый парк за окном. Исторический район Мариенбург. Красиво!

А Татьяну с ее приемной дочкой породнил Северодвинск. На самой первой встрече, прихватив по совету психолога фотографии дома и родных, она рассказала: вот, мол, мы сюда недавно переехали. И здорово удивилась, когда ребенок в ответ сообщил: «Я знаю этот город, у меня папа из Северодвинска».

Татьяна решила, что Люся нафантазировала, мало ли с кем не бывает… Оказалось — все правда, и даже в паспорте прописка Северодвинска. Люсин папа там строил корабли, такое не придумаешь.

«Мой ребенок, — смеется Татьяна. — Из Северодвинска прислали».

Если я хочу помочь, то надо брать домой

Стать приемной мамой Татьяна решила давным-давно, еще в юности, в педагогическом училище. Отучилась, семья, работа, дети — и свои, и на занятиях — Татьяна стала заведующей детским центром при библиотеке. «Образование, развитие, общение с родителями, педагогика и психология — это все мое», — говорит Татьяна. Желание свое не забывала, но все казалось: пока не время, звезды должны правильно встать. К тому же почему-то была уверена: незамужним не дают. И после развода подумала: тема приемности для нее закрылась… Да еще и дочек надо было поднимать.

Дочки выросли. А знакомая неожиданно рассказала, что недавно взяла приемного ребенка. И выяснилось: никакого замужества, чтобы стать приемной мамой, не нужно.

«Мне давно требовалось дело, которое несет добро, не для зарабатывания денег. Я его правда искала. Рассматривала разные фонды, хотела помогать. И когда стала изучать эту тему, работу фондов, то отовсюду говорят: “Лучшее, что вы можете сделать, — это взять ребенка домой”».

И Татьяна пошла в ШПР.

Космос неизведанный

Со школой приемных родителей Татьяне не повезло. Ведущие изо всех сил пугали ужасами: «Подумайте, взвесьте, все может быть очень плохо! Подготовьтесь!» Но на вопросы: «Куда потом бежать-то за помощью?» — отвечали: «Н-у-у, это не к нам, ищите специалистов».

И Татьяна искала. А когда встретила фонд «Найди семью» и записалась к ним — все изменилось с первого занятия. «Я увидела настоящих приемных родителей. Увидела, что они без крыльев. Что они устают, жалуются, не справляются, бывают и в плохом настроении, и в хорошем. Что они живые. И что мне будет куда прийти».

Сперва Татьяна, конечно, думала: «Возьму кого помладше. До десяти лет. Я же специалист по маленьким детям». Казалось: надо успеть до подростковости хотя бы понять ребенка, привязаться. Ясно, что грянет, но хоть не чужие будем.

На финальное занятие школы приемных родителей пришла сотрудница из опеки. Спросила: «Ну, кого вы себе напланировали?» Многие высказались про малышей. А сотрудница помолчала и сказала: «Вы понимаете, что в детском доме 80 процентов детей — от тринадцати лет и старше? Пока вы ждете своих младенцев, эти дети растут. Через несколько лет они выйдут из детского дома, и так же как вы на них плевали, так и им будет наплевать на вас. Им никто руку не протянул».

Татьяну это так резануло — до слез. Пришла домой совершенно перевернутая. Сказала себе: «Ты же помогать хотела? Вот и помогай». Открыла сайт с анкетами детей. Выплыла Люсина фотография. Тринадцать лет…

И я, говорит Татьяна, щелкнула на анкету.

А кто тут у вас подарок?

В детском доме Татьяну встретили без энтузиазма. Директриса повторяла: «Я вас предупреждаю: Люся не подарок». Татьяна в какой-то момент не выдержала: «А что, у вас подарки есть, что ли?»

На самую первую встречу им дали пятнадцать минут — быстро решайте, сказала строгая директриса, куда поедете в следующий раз!

Люська показала себя во всей красе, смеется Татьяна. Ответила скромно и с достоинством: «Я сперва хотела предложить вам сходить в Эрмитаж, но вспомнила, что я там была недавно… Но вот мне, знаете, очень в Мазапарке понравилось».

Ну что же, сходили в Мазапарк. Покатались на роликах.

Познакомились они в феврале, а попала Люська домой только в сентябре. Детский дом отдавать ее не торопился и, даже когда у Татьяны были готовы уже все документы, на лето увез девочку в лагерь: «Путевки куплены! В конце августа заберете!» Потом был карантин: «Приехали с юга — так отсидите две недели дома».

Люська терпела. Она вообще терпеливая. Даже то, что пойти в новую школу пришлось не с первого сентября, а спустя две недели.

Вернее, говорит Татьяна, она просто играет в такую игру про человека, у которого все хорошо. Ведь долгое время что там внутри, никому не было интересно. А когда так, то и самому человеку становится туда страшно заглядывать. Люся прячет свои переживания глубоко. Попсиховала, поплакала — и дальше жить. А говорить о том, что болит, не любит. Правда, про лагерь теперь слышать не может. Восемь лет лагерей, хватит уже. Свой срок она отмотала.

Люськина история

Мама умерла в Люськины пять, папа сдался алкоголю в Люськины семь. Детство было вольным, бегала Люська по соседям, по дворам. А дальше что было у Люськи? Коррекционная школа, приют «по заявлению» и детский дом… Папе старались помочь лечиться, оформить документы, забрать дочь. Но он так и не смог подняться.

Люське повезло — ну, насколько тут можно говорить про везение. Приют, в который она попала, из тех редких мест, где людям не все равно. Соцработники нашли Люсину тетю в Москве, незнакомую с девочкой. Тетя сказала: «Заберу». Папу начали лишать родительских прав, как положено, а Люсю повезли на пару дней в Москву — знакомиться с тетей.

Суд по лишению родительских прав состоялся. А через несколько дней позвонила тетя и сказала: «Нет, я ее брать не буду».

Оставлять девочку в приюте было никак нельзя. Аня, любимая воспитательница, хотела забрать Люсю к себе, но не дали — в однокомнатную квартиру уже к двум приемным и одному кровному. И поехала Люська в детдом…

Чаще всего бывает, что любимые воспитатели становятся в жизни детей очередными бросившими взрослыми. Здесь не так: Аня не смогла ее забрать, но не исчезла с радаров и осталась в ее жизни до сих пор — собственно, она была единственной, кто хоть что-то человеческое рассказал Татьяне о девочке. В детском доме ее отдали просто как объект, по описи, сопроводив комментарием «не подарок».

А что Люся любит, что думает, что она за человек — это извините.

Имя той директрисы детдома до сир пор у Люськи выстреливает то и дело: а что б та сказала? а как бы наказала? Люське она кажется самым страшным человеком на земле. Немудрено: там пугали психушкой, и не просто пугали, а отправляли.

Люське сложно доверять людям. Кому бы не было сложно.

«Ну да, — говорит Татьяна, — я сейчас иногда понимаю, чего испугалась московская тетя. Когда Люся что-то решила и уперлась на своем, ты понимаешь, что ты полностью потерял контроль и ничего не сможешь сделать. Но разве ж Люська в этом виновата?»

Татьяна не сдается. И мысли такой нет. Что, говорю, делаете в такие моменты?

Татьяна отвечает: «Помогает Вера».

Как помогает Вера

Вера с большой буквы — это не просто так. Это Вера Журавлева, психолог фонда «Найди семью». О ней Татьяна вспоминает через слово: Вера говорит, Вера сказала… Верины фишки, как говорит Татьяна, постепенно становятся ее собственными.

«Вот сегодня поссорились в очередной раз. Пошли в магазин, куда ее еще уговорить пойти надо, а там Люська сегодня кепку хотела. Но померить не согласилась — а без примерки я покупать не разрешила. Так кепки в итоге по магазину летали. И я злюсь, сильно злюсь! Но сразу вспоминаю, что говорит Вера: конечно, может быть и наказание, например карманные деньги убавить или серьезный разговор. Границы очень важны, в них ведь безопасность — но сначала надо присоединиться к ребенку. Так я себе на бумажке пишу: “присоединиться”. Так Вера говорит».

Я спрашиваю у Татьяны: «А как планируете присоединяться?»

«Да, Люсь, я знаю, ты любишь розовый цвет. Тебе сильно-сильно хотелось купить эту розовую кепку! Понимаю тебя. И вообще, бывает такое, вот придешь в магазин, видишь какую-то вещь — и почему-то хочется ее купить. У меня тоже такое бывает! Ну а дальше буду рассказывать о том, что все-таки это делается немного не так и не так надо выражать эмоции».

Подросток и малыш

Люська разговоры ненавидит. Кричит: «Я не буду с тобой разговаривать!» Она привыкла к наказаниям, к крику, к тому, чтобы что-то запрещали и отбирали. Татьяна учит другому: думать, общаться. Иногда горько жалуется психологу: «Что я, тиран какой-то? Почему я все время должна запрещать?»

Но пока по-другому Люське сложно, тревожность затапливает, если нет четких железобетонных рамок. Где-то она подросток, а где-то совсем малыш, и до той подростковости, которая пугала Татьяну в самом начале, ей расти и расти. Кто кричит «не хочу — не буду», неужели тинейджер? Да нет, шестилетний малыш. Который все свои «не  хочу» и «не буду» не мог прожить, некуда их было складывать, без мамы, без папы, в приюте… Который наконец-то расслабляется тут, в безопасном доме Татьяны. И конечно, Татьяне достается за все Люськины горести. За всех, кто ее предавал и бросал.

Татьяна каждый раз, выдыхая от усталости на групповых занятиях, слышит: «Вы не одиноки. И у той семьи сложности, и у этой. Ничего, дело житейское». Конечно трудно! Но ты не один, и тебя поддержат. И напомнят: присоединиться к ребенку надо!

Люське нужна была семья не потом, не когда-то в лучшее время, не когда она станет приличней себя вести. Не когда кризис пройдет, не когда все наладится, а сейчас.

Так и фонду «Найди семью» — помогать тоже очень нужно прямо сейчас. Чтобы детям оттаивалось полегче, а у родителей не убывало сил. Чтобы все семьи, которые держатся верой и фондом, не потеряли эту поддержку.

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!